Читать «Посейдон»


Авторы / Пол Гэллико
Посейдон

Посейдон

На данной странице вы можете читать онлайн бесплатно произведение "Посейдон" писателя Пол Гэллико. Читать полный текст рассказа на одной странице.


Читать

Репетиция катастрофы


26 декабря, в семь часов утра, когда пароход «Посейдон» (водоизмещением в восемьдесят одну тысячу тонн) возвращался в Лиссабон после месячного рождественского круиза по странам Африки и Южной Америки, случилось нечто необычное. Судно находилось в четырехстах милях к юго-западу от Азорских островов, когда на море неожиданно началось весьма странное и ничем не объяснимое волнение. Корабль стало раскачивать, как праздного гуляку, вышедшего из бара после хорошей попойки.
Пароход «Посейдон» раньше имел другое название, «Атлант», и считался в свое время одним из лучших трансатлантических лайнеров. Однако годы шли, и «Атлант», почтовый пароход, принадлежавший некогда Королевской почтовой службе, износился. Тогда он был продан и переделан так, чтобы его можно было использовать и как грузовой, и как круизный корабль. В день описываемых событий резервуары с горючим оказались уже на две трети пусты, и на судне не было необходимого для его устойчивости количества трюмной воды. Старые стабилизаторы были бессильны против накатывающих на «Посейдон» волн, хотя и не слишком высоких, но при этом необыкновенно длинных. Итак, пароход лениво переваливался с боку на бок. Прибавьте к этому похмелье большинства из пятисот самых разнородных пассажиров, хорошо погулявших накануне вечером в честь Рождества и наплясавшихся до упада, и вы легко себе представите, как отвратительно они должны были чувствовать себя тем самым злополучным утром.
Лампочки на большом коммутаторе, обслуживающем телефоны в каютах пассажиров, начали загораться одна за другой, словно цветные огоньки гирлянд, украшавшие просторный обеденный зал главной столовой. Призывы о помощи наполнили небольшую приемную судового врача, доктора Каравелло. Семидесятипятилетнего итальянца-пенсионера попросили выйти в плавание устроители круиза, определив ему в помощники молоденького Марко, только что закончившего учебу в медицинской школе. Кроме него доктору помогали старшая сестра и две сиделки. Телефон в приемной Каравелло не переставал звонить. Доктор не мог лично явиться с визитом к каждому внезапно заболевшему пассажиру, и попросту посылал им в каюты пилюли и рекомендовал соблюдать некоторое время постельный режим. И все это под лучами яркого тропического солнца в море, которое, если не считать странного волнения именно в том месте, где сейчас плыл пароход, оставалось спокойным.
К плохому самочувствию пассажиров: головокружению, тошноте, слабости и общему недомоганию — добавилось еще одно: в каютах начали «оживать» предметы. Все, что не было прикрученным к полу, то есть чемоданы, ручной багаж и даже бутылки, соскальзывало со своих мест и свободно перемещалось по каютам. Одежда, висевшая на крючках, мерно покачивалась из стороны в сторону. Нервы пассажиров расшатывал и скрип узлов старенького суденышка, да еще далекий звон бьющейся посуды, доносящийся со стороны корабельного ресторана. Очень скоро таблетки от морской болезни и похмелья перестали помогать больным, потеряв при этом и свое психотерапевтическое действие. Наступал полдень, судно постепенно двигалось к порту назначения. Однако великолепное путешествие, прошедшее без каких-либо непредвиденных событий, в этот день было окончательно испорчено. Праздник стал походить на самый настоящий ад.
Правда, и в такой нелегкой ситуации на пароходе все же оставалось (как это всегда бывает на любом лайнере и при каждом круизе) несколько сильных личностей, тот небольшой процент закаленных мореходов, которые могут гордо заявить: «Я никогда не страдаю морской болезнью». И это действительно так.
Путешествующий в одиночку и совершенно не испытывавший на себе влияния качки Джеймс Мартин, владелец мужской галантереи в городе Ивэнстон, штат Иллинойс, ближе к полудню позвонил Вильме Льюис, вдове из Чикаго, в надежде на скорую встречу. К сожалению, миссис Льюис не принадлежала к числу счастливчиков, равнодушных к качке, а потому ответила незадачливому кавалеру достаточно резко:
— Ради Бога, оставьте меня в покое! Дайте хотя бы умереть в тишине.
Когда же он спросил ее:
— Может быть, я сам зайду навестить вас?
Она лишь простонала в ответ:
— Ни в коем случае!
После этого вдова безжалостно повесила трубку.
В это же время в другой каюте Линда Рого нападала на собственного мужа. В перерывах между приступами тошноты она успевала осыпать его нецензурной бранью, припоминая такие словечки, от которых покраснел бы и взрослый мужчина. Миссис Рого когда-то считалась восходящей звездой Голливуда, позже некоторое время выступала на Бродвее. Она была твердо уверена в том, что сильно опустилась, оставив свою блистательную карьеру и выйдя замуж за Майка Рого, сыщика из полицейского участка на Бродвее. Бранясь, она как-то незаметно села на своего любимого конька. Она искренне считала, что муж чуть ли не силой заставил ее отправиться в этот несчастный круиз. От морского путешествия она не получила ни малейшего удовольствия, и даже теперь ее лишают возможности всласть поболеть и спокойно отлежаться в каюте. Не на шутку разошедшуюся супругу угомонить трудновато, и Майк Рого, провожаемый изощренными проклятьями, в конце концов бежал, оставив ее в каюте одну.
Доктор Фрэнк Скотт (не имеющий, правда, к медицине никакого отношения, поскольку являлся доктором теологии), позвонив Ричарду Шелби из Детройта, бодро поздоровался с ним коротким «Привет, Дик!» и получил в ответ такое же жизнерадостное «Привет, Фрэнк!».
— Как дела у вашего семейства?
— Пока вроде бы все нормально.
— Сегодня сыграем партию в сквош? Она не откладывается?
— Надеюсь, нет!
— Как только качка прекратится, я к вашим услугам.
— Договорились.
— Увидимся за обедом.
— Конечно, мистер «Юркий».
Эти джентльмены успели подружиться во время круиза благодаря своему пристрастию к футболу и спорту вообще. Еще каких-то пять лет назад преподобного доктора Скотта знали как Фрэнка Скотта, по прозвищу «Юркий». Он был известным защитником футбольной команды Принстона, двукратным чемпионом Олимпийских игр в десятиборье и заядлым альпинистом.
Ричард Шелби был старше Скотта лет на двадцать и путешествовал со своей семьей. Вице-президент автомобильной компании «Крэнборн Моторс» в Детройте, он занимался дизайном легковых машин. В свое время он также немало преуспел в Мичигане.
Миссис Тимкер, режиссер танцевальной труппы «Девушки Грэшема», связалась с плавающим кабаре, где весь круиз пассажиров развлекали трижды в неделю. Хотя она и чувствовала себя преотвратительно, она все же нашла силы, чтобы сообщить членам своего ансамбля следующую новость: «Сегодня никакого выступления не будет». Одна из танцовщиц, худенькая девушка из Бристоля по имени Нонна Пэрри, рыжеволосая и очень бледная, почему-то не страдавшая морской болезнью, радостно воскликнула:
— Вот и отлично! По крайней мере, будет время привести в порядок голову.
В половине двенадцатого в курительной комнате парохода были только трое: англичанин Тони Бейтс, большой любитель выпить, его подружка Памела Рейд и Хьюби Мюллер, одинокий американец из Сан-Франциско.
Англичанин, получивший прозвище «Весельчак» за свой неиссякаемый оптимизм, и Памела сидели рядом друг с другом, обвив ногами высокие табуреты возле бара, надежно привинченные к полу. Бармен подал им мартини в низких пузатых стаканах, в какие обычно разливают виски. Он сделал так в надежде, что теперь-то жидкость ни за что не разольется, несмотря на качку. Эта парочка не страдала ни морской болезнью, ни похмельем, потому что уже успела напиться. Они просидели в баре всю ночь напролет не смыкая глаз, время от времени заправляя организм очередной дозой алкоголя.
Мюллер, богатый холостяк лет сорока с небольшим без определенного рода занятий, любил путешествовать по Европе. Все мамаши обоих континентов, имеющие взрослых дочерей на выданье, его обожали. Он устроился за угловым столиком курительной с книгой и полубутылкой шампанского. Он не страдал от недомогания нынешним утром, но книга оказалась довольно скучной, а шампанское то и дело проливалось из высокого бокала. Что же касалось круиза в целом, то Мюллер считал его неудавшимся. За все время путешествия ему так и не удалось познакомиться с более-менее привлекательной особой, а потому он не мог дождаться окончания этого унылого мероприятия. Сегодняшнюю качку он воспринял как личное оскорбление.
Мистер Роузен, отошедший от дел владелец гастрономического магазина, в это время еще пребывал в своей каюте.
— С тобой все в порядке, мамочка? — обратился он к жене. — Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, хорошо?
— Конечно, — удивленно ответила Белль Роузен. — С какой стати я должна плохо себя чувствовать?
Мистер Роузен, в полосатой пижаме и со спутанными волосами, сейчас больше всего напоминавший пухлого ребенка, пояснил:
— Просто я слышал, что сегодня многим нездоровится.
— А со мной все в порядке, — подчеркнула Белль. Она была довольно полной женщиной и занимала чуть ли не всю постель. И все же ей удалось устроить рядом с собой еще несколько подушек, а в оставшееся пространство впихнуть дорожный чемодан, прекратив таким образом его перемещения по каюте.
На одной из нижних палуб, а именно на палубе «Д», в парикмахерском салоне в это же время женский мастер изо всех сил заставляла себя работать. Некая миссис Глисон из каюты М. 119 прислала ей парик с длинными светлыми волосами, который нужно было вымыть, накрутить на бигуди и уложить. Миссис Глисон пожелала при этом, чтобы ее заказ был выполнен не позже девяти вечера. Мария, парикмахер, размышляла о том, куда отправится эта красотка сегодня вечером, если качка не прекратится. А пятью палубами выше, в каюте М. 119, миссис Глисон уже плохо соображала что-либо и, разумеется, вовсе забыла о своем парике.
Другая вдова, миссис Рейд, не столько страдала от морской болезни, сколько переживала личные неприятности. Сейчас более всего ее занимали те повороты жизненного пути, какие уготовила ей судьба во время путешествия. Миссис Рейд надеялась, что во время вояжа подыщет достойного мужа для своей не слишком привлекательной дочери. Памела лишний раз доказала, что совершенно не разбирается в мужчинах. Ее угораздило по уши влюбиться в самую неподходящую для брака особь на всем пароходе. И теперь она методично напивалась вместе с ним в одном из многочисленных баров «Посейдона».
В отличие от вдовы Рейд, головокружительная качка совершенно не подействовала на другую пассажирку парохода, старую деву мисс Мэри Кинсэйл. Она работала главным бухгалтером одного из филиалов банка «Браун» в Кемберли, пригороде Лондона. Мисс Кинсэйл была сдержанной и весьма немногословной миниатюрной дамочкой с длинными каштановыми волосами, которые она всегда аккуратно укладывала в громадный пучок на затылке, опускающийся сзади на шею. Она постоянно поджимала губы, но глаза ее казались всегда внимательными, словно проявляли живой интерес ко всему, что происходило вокруг.
Попытка позавтракать в кровати оказалась неудачной. Хотя ей в каюту и принесли еду на подносе, мисс Кинсэйл так и не смогла ею насладиться. Блюда свободно передвигались по подносу, жидкости проливались, и бедняжка так и осталась голодной. В отчаянии она подняла телефонную трубку и попросила соединить ее с обеденной.
— Скажите, обед сегодня не отменяется? — поинтересовалась она.
Помощник старшего стюарда с ужасом в голосе переспросил:
— Обед? Вы сказали — обед?!
— Милый мой, простите меня, — тут же извинилась мисс Кинсэйл, — я не хотела никому приносить неприятности!
Голос на другом конце провода также, в свою очередь, принялся извиняться:
— Нет-нет, мадам, ну что вы. Просто дело в том, что мы не ожидали сегодня большого наплыва посетителей. Разумеется, мы будем только рады, если кто-нибудь придет к нам. Только, боюсь, сегодня в меню останутся лишь холодные блюда, поскольку готовить что-либо на кухне не представляется возможным.
— Ничего страшного, меня это вполне устраивает, — ответила довольная мисс Кинсэйл. — Большое вам спасибо. Я буду счастлива съесть хоть что-нибудь.
Даже за двадцать семь дней морского путешествия она так и не смогла привыкнуть ни к роскошным блюдам, ни к постоянному обслуживанию. Природная скромность старой девы взяла свое и на этот раз.
В час дня мальчик-слуга из обеденной, в обязанности которого входило оповещать пассажиров об открытии зала, принялся совершать свой обход по коридорам «Посейдона» со своим неизменным маленьким гонгом. «Бим-бом!» — звенел ксилофон-гонг, и этот знакомый звук должен был пробудить всех голодных пассажиров. Однако на этот раз за мальчиком последовало лишь несколько страждущих, напоминающих вереницу из известной сказки, послушно бредущую за Крысоловом. Они выходили из кают верхней палубы и палубы «А», покачиваясь и пошатываясь. Пассажиры хватались за поручни и дополнительно расставленные гайдропы и осторожно передвигались по лестнице, одолевая ступеньку за ступенькой. Лифты в тот день не работали.
Это было довольно рискованное мероприятие, однако морская качка оставила этих пассажиров равнодушными, не повлияла ни на их желудки, ни на вестибулярные аппараты. А новые ощущения и опасность перехода в столовую только сплотили их, заставили их почувствовать себя неким особым товариществом.
Итак, они перемещались в обеденный зал главной столовой, и при этом им казалось, что они то восходят на крутую гору, то падают в глубокое ущелье, в зависимости от того, в какую сторону кренило судно. Постепенно вся эта отважная братия, состоящая примерно из полсотни пассажиров, собралась на палубе «Р», возле ресторана.
Здесь, разумеется, была и храбрая семья Шелби: сам Ричард, его супруга Джейн, их семнадцатилетняя дочь Сьюзен и сын Робин десяти лет. Все они торжественно спустились по центральной лестнице и оказались в обеденном зале.
И тогда, уже в пятый раз, коротконогий и пузатенький Мэнни Роузен, с трудом удерживая равновесие, поднялся со своего места, неуклюже поклонился и провозгласил:
— Добро пожаловать в Клуб крепких желудков!
— Перестань, Мэнни! — тут же одернула шутника его жена Белль. — И так нам тут всем невесело, а ты еще вздумал паясничать!
Роузены занимали столик на двоих по левую сторону зала, возле одного из больших окон в медных рамах, откуда можно было наблюдать за морем. Всего в нескольких ярдах от них плескалась вода. Рядом с ними за следующим столиком сидел в полном одиночестве Хьюби Мюллер. Кроме этого столика, у него всегда был зарезервирован и другой — на палубе, с которой открывался великолепный вид. Этот столик он держал «про запас». На тот случай, если бы ему во время вояжа представилась возможность поухаживать за симпатичной пассажиркой. Мюллер любил плаванья и несколько раз ходил по маршрутам «Нью-Йорк — Шербур», «Саутгемптон — Нью-Йорк» еще в те дни, когда «Посейдон» назывался «Атлантом», а потому успел изучить все закоулки на пароходе. Правда, романтическая встреча, которую ожидал Мюллер, так и не состоялась.
Все столики вдоль окон были рассчитаны на двоих, за всеми остальными умещалось человек по восемь. Это, по-видимому, должно было сплотить путешественников и развить у них чувство товарищества. Рядом с Роузенами и поблизости от входа в подсобные помещения, откуда время от времени возникали стюарды с подносами, полными еды, располагался большой стол, прозванный Сьюзен Шелби «разношерстным»: за ним завтракали, обедали и ужинали ни в чем не схожие друг с другом люди: преподобный доктор Скотт, мисс Кинсэйл, Джеймс Мартин, супруги Рого, а также третий судовой инженер-механик мистер Киренос.
Мисс Кинсэйл и Джеймс Мартин, владелец галантерейной лавки в Ивэнстоне, уже заняли свои места, когда в зал вошел Майк Рого, на этот раз он был один. После дежурного приветствия от Мэнни ему пришлось ответить и на его следующий вопрос:
— А где же Линда? Неужели она решила нас бросить?
— Линда со мной сегодня не разговаривает, — сердито буркнул Рого. — Она почему-то вообразила себе, будто это я нарочно сам раскачиваю пароход.
Когда к соседнему столу приближалось семейство Шелби, судно снова накренилось, да так сильно, что Робин Шелби, не успев ухватиться за что-нибудь прочно удерживаемое на полу, заскользил вперед и с криком «Ой-ой-ой!» врезался в сидящего неподалеку Майка Рого. Оба повалились на пол.
— Ух ты! — только и смог выговорить ошеломленный Робин.
Робин был крепким мальчиком и обещал в будущем стать таким же отчаянным спортсменом, как и его отец. Но Майк Рого, после того как помог ему подняться на ноги, принялся успокаивать его так, словно перед ним годовалый младенец:
— Ну, как же ты так неосторожно, сынок? Ты ведь мог и ушибиться. Нужно держаться за что-нибудь.
Сам же Рого, весивший более ста пятидесяти фунтов, казался со стороны этаким коренастым бычком.
В это время Мартин окликнул стюарда Питерса:
— Скажите-ка, любезный, что здесь вообще происходит? Похоже, море спокойное, а наше старое корыто вот-вот развалится на части!
— Я и сам толком ничего не понимаю, сэр, — осторожно начал Питерс. — Наверное, где-то впереди прошла буря. Ну, а потом на море образуются такие вот волнения. Как бы последствия шторма. Это иногда случается.
Как только семейство Шелби расселось, по центральной лестнице, не качаясь и не падая, совершенно спокойно прошествовали Тони Бейтс и Памела Рейд. Миновав лестницу, они так же решительно направились к столику Бейтса, расположенному у правого борта. Алкоголь подействовал на них непостижимым образом, сделав для этих двоих нечувствительной сумасшедшую качку судна.
— Мам, нет, ты только посмотри! — воскликнула Сьюзен. — У Весельчака все-таки получилось с этой девушкой! Правда, чудесная пара, да? Но как ей удается так здорово держаться? Я уже после глотка шерри чувствую, как кружится голова!
— Они сейчас ни на что не обращают внимания, — покачал головой Ричард Шелби. — Даже на то, что море превратилось свистопляску бугров и впадин. — Он и его жена сами были превосходной парой и не без оснований гордились своей жизнерадостной симпатичной дочерью. От отца она унаследовала волевой подбородок и темные блестящие волосы, от матери — утонченность натуры и изящество движений. Правда, она в свои семнадцать лет оставалась еще по-юношески угловатой. Что, впрочем, характерно для американской девушки-тинэйджера.
Вновь прибывшая чета уселась за столик, но слишком далеко, чтобы Мэнни Роузен стал кричать им. Хотя он все равно поднялся и приветливо помахал им рукой. Ему нравились эти молодые люди. Весельчак просиял и радостно улыбнулся в ответ.
В зале один за другим появлялись и другие пассажиры. Они осторожно спускались по лестнице и занимали свои места. Тут были греки, бельгийцы, семейство из восьми человек со странной фамилией Аугенблик, из Дюссельдорфа, и еще с дюжину других путешественников: британцы, американцы и закаленные отважные скандинавы. Но все они рассаживались слишком далеко, и Роузен также не стал включать их в свой новоявленный Клуб крепких желудков. Он решил оставить почетное звание членов этого призрачного клуба для тех, кто сидел если не рядом с ним, то за соседними столиками. Дело в том, что за время круиза все они успели перезнакомиться и почти что сдружились.
Обед, по крайней мере с точки зрения Робина Шелби, превращался в нечто восхитительное и необычное. На столиках были установлены специальные сетки и ограждающие планки, чтобы приборы и тарелки не соскальзывали и не падали на пол. Оба стюарда, Питерс и его помощник Эйкр, проявляли талант танцовщиков балета, искусно лавируя между столиками и сохраняя равновесие.
Высоченный господин, преподобный Фрэнк Скотт, прошагал к своему столику с таким видом, будто это он своими ножищами раскачивает пароход, а не качка заставляет его идти, пошатываясь из стороны в сторону.
— Добро пожаловать в… — начал было Мэнни свое обыкновенное приветствие, но в ту же секунду Белль положила ему на руку свою ладонь, и муж послушно исправился: — Привет, Фрэнк! А мы знали, что ты обязательно придешь пообедать, и ничто не сможет тебе помешать.
За время круиза новые товарищи Фрэнка так и не привыкли к тому, что перед ними «преподобный». Скотт не производил впечатления священника. Почти все называли его по имени или вспоминали его спортивное прозвище «Юркий». Разве что мисс Кинсэйл, истинная англичанка, из уважения ко всем американцам, неизменно обращалась к нему «доктор Скотт», да еще Рого звал его то «пастором», то «падре», что казалось несколько ироничным и не могло не вызывать улыбки окружающих.
Для его товарищей по плаванию Скотт оставался фигурой загадочной и непостижимой. Он был так молод, а его недавние спортивные достижения так свежи в памяти, что для американцев он по-прежнему оставался «Юрким» Скоттом, защитником Принстонской команды, двукратным Олимпийским чемпионом по десятиборью, отличным лыжником и превосходным альпинистом, покорителем вершин Анд. В перечнях наиболее популярных спортсменов Скотт всегда шел одним из первых.
Когда Скотт учился в колледже, его имя не сходило со страниц спортивных газет. Даже во время учебы в теологической семинарии Фрэнк продолжал удивлять своих поклонников, совершая восхождения на горные вершины, ранее считавшиеся недоступными. В свои двадцать девять лет Скотт все еще слыл «живчиком и непоседой», удивительно энергичным молодым человеком, к тому же он был потрясающе красив. Коротко стриженный, подтянутый, он неизменно привлекал всеобщее внимание. Разве что перебитый нос несколько портил его лицо. Собеседнику Фрэнк всегда смотрел прямо в глаза, и этот взгляд, с одной стороны, притягивал, а с другой, может быть, несколько смущал. Уж не скрывалась ли какая тайна за откровенностью и бесхитростностью этого красавчика?
А когда уж Фрэнк принимал участие в спортивных состязаниях, то в глазах его загорался такой огонь борьбы, какой чаще можно встретить у боксера-тяжеловеса, нежели у священника.
Во время круиза Скотт успел завоевать всеобщее признание. Особенно он отличился на поле для игры в сквош, поражая зрителей потрясающе меткими ударами. В сопровождении восхищенных юнцов он совершал ежедневные пятимильные прогулки по палубам, без промаха стрелял по глиняным мишеням и считался лучшим противником как на теннисном корте, так и в зале пинг-понга.
Когда он появлялся у бассейна, его бронзовое накачанное тело выглядело образцовым. Каждый день Скотт подолгу просиживал в гимнастическом зале, занимаясь на всевозможных тренажерах. Иногда он надевал боксерские перчатки и, забавы ряди, тренировался в спарринге с инструктором, экс-чемпионом Великобритании в среднем весе.
Джейн Шелби как-то заметила своему мужу, что, по ее мнению, Скотт развил слишком уж бурную спортивную деятельность. На его месте, дескать, вести себя следовало бы поскромней. Правда, она ничего не рассказала супругу о глазах Фрэнка. Ей не верилось, что такая спортивная знаменитость сумела бы полностью отдаться религии. Хотя, с другой стороны, он мог перенести свою страсть к спорту и в свое личное вероисповедание и вкладывать его, например, в проповедь Евангелия.
Во время воскресной проповеди, которую Скотт произнес по просьбе устроителей круиза, он всех очаровал, доказав присутствующим, что его влечение к спорту нисколько не противоречит его служению Господу.
Произнося речь, Фрэнк выдал буквально следующее:
— Господу нужны победители! Бог любит тех, кто выкладывается полностью, кто старается из всех своих сил. Он создал вас по образу и подобию Своему вовсе не для того, чтобы вы оказались вторыми в гонках. Ему не нужны слабые люди, те, кто только жалуется на жизнь, скулит и просит помощи у других. Каждое испытание, которое Он посылает вам, требует от вас всей вашей энергии и способностей. Цените себя, умейте постоять за себя, и тогда вы станете еще больше ценить Его и стоять за Него. Пусть Господь узнает о том, что если уж Он не сумеет помочь вам, то у вас найдется достаточно мужества помочь самому себе и вы справитесь с этим самостоятельно. Бейтесь за себя, и Он тоже станет сражаться за вас и явится к вам на подмогу без вашего зова. А когда вы победите, знайте, что вы победили потому, что поверили в Него, и Он будет всегда пребывать в вас самих. Если вы проигрываете, значит, вы отвергли Его.
Конечно, это была не совсем такая воскресная проповедь, какую привыкли слушать собравшиеся у себя дома, в местных храмах, но сейчас каждый чувствовал искренность проповедника. Подкупала и его страсть, тот пыл, с которым он рассказывал о своей вере. По окончании службы каждый честно признавался себе: во-первых, было интересно послушать такую знаменитость, во-вторых, теперь у них появилась тема для обсуждения.
Покидая помещение, где читалась проповедь, Джейн Шелби воскликнула:
— Вот это да! Меня теперь так и подмывает одолеть кого-нибудь в каком-нибудь виде спорта! — Потом она добавила: — А вы знаете, этот молодой человек разговаривает так, будто сам верит в то, что подписал контракт с Господом и теперь работает главным тренером Его сборной.
Хотя муж и отвечал ей несколько небрежно, в его голосе звучало невольное уважение к Скотту:
— Он считался самым лучшим игроком футбольной команды в Принстоне.
— Наверное, Господь доволен этим, — понимающе кивнула Джейн Шелби.
Мистер Шелби бросил на нее быстрый взгляд, чтобы определить, шутит она или нет, но лицо Джейн оставалось вполне серьезным. Иногда получалось так, что Ричард никак не мог понять, что же на самом деле думает его весьма непростая, а такая на вид прямодушная супруга.
Затем она неожиданно спросила:
— Как ты думаешь, что он вообще делает на этом пароходе?
— Ну, об этом он мне уже говорил, — успокоившись, выдохнул Шелби. — У него отпуск между двумя назначениями.
— Какими еще назначениями?
— Не знаю, — пожал плечами Шелби. — Я не спрашивал.
— А как ты считаешь, — не отставала супруга, — что заставило такого человека, как он, посвятить себя церкви? — И добавила: — Он ведь тебе очень нравится, если не ошибаюсь. Да?
Джейн Шелби было хорошо известно, что ее муж, в сущности, боготворит молодого Скотта, считая его чуть ли не героем. Она понимала мальчиков, которым уже не суждено вырасти, и относилась к ним с приличествующим снисхождением. Однако Скотта никак нельзя было назвать таким юношей. Вот это больше всего и тревожило Джейн. Она волновалась и за мужа, которого достоинства Фрэнка буквально зачаровали.
— Да, он приятный малый, — подтвердил Шелби.
На самом же деле такой странный выбор профессии Скотта Дика Шелби тоже тревожил. Непонятным оставалось, в частности, то, почему человек из богатой семьи сделал для себя столь странный выбор. В самом деле, удивительно успешный и популярный в спортивном мире юноша вдруг решает… стать священником. Почему?
Самого Шелби нельзя было назвать ни искренне верующим, ни отчаянным атеистом. Он просто умел адаптироваться к современной жизни. Дик искренне считал, что большинство людей ходят в церковь лишь потому, что ни на что более не годны. Но так как положение вице-президента солидной автомобильной компании обязывало его следовать традициям, каждое воскресенье он выбирал между спортивным клубом «Блумфилд Хиллз» и столь же престижной епископальной церковью «Гросс-Пойнт».
В последнем случае он сразу усаживался на скамью и вел себя вполне пристойно, то есть так, как и полагается главе почтенного американского семейства. Он смиренно опускал глаза, хотя при этом, разумеется, даже и не старался прислушиваться к тому, что вещает с трибуны преподобный доктор Гудолл.
Он считал скучными любые проповеди, но, понимая, что обязан посещать церковь, только старался, чтобы ее вмешательство в его жизнь оставалось минимальным. Разумеется, голос проповедника никогда не вызывал в нем никаких религиозных чувств или переживаний.
Внезапно Джейн перевела разговор на очень необычную тему. Она спросила:
— Вот такой человек никогда бы никого не бросил, верно? И не стал бы потакать ничьим прихотям. Равно как и пытаться, хотя бы и в последний раз, не отказать себе в удовольствии.
Шелби ответил так, как и приличествовало:
— У священников не бывает никаких прихотей. — И, как бы оправдывая Скотта, тут же добавил: — Я, конечно, не утверждаю, что Фрэнк скучен или консервативен, вовсе нет. Наверняка во время круиза к нему подходил кое-кто, чтобы познакомиться поближе. Но я уверен: он ни разу не ответил согласием.
— Откуда нам об этом знать? — удивилась Джейн. И тут же не упустила случая уязвить мужа. — К тому же ближе к ночи он, наверное, чувствует себя полностью измотанным и уставшим…
Однако Дик не успел оценить ее шутки. «Посейдон» снова сильно накренился, и Робин Шелби пронзительно закричал:
— Держите меня-а-а!
Скотт навис над столом, и его высокая фигура отклонилась ровно настолько, насколько качнуло судно. Когда «Посейдон» вернулся в нормальное положение, Фрэнк изящно опустился на свое место.
Мартин, миниатюрный мужчина с тонкими губами, похожий на маленького бойкого петушка и обычно немногословный, заметил:
— Вы пришли вовремя и теперь вправе присоединиться к немногочисленной организации Мэнни — Клубу крепких желудков.
Скотт самодовольно усмехнулся, показав всем белые ровные зубы, только от одного из них откололся кусочек во время последнего спортивного состязания. Однако улыбка его тут же исчезла с губ, когда он увидел, что Рого пришел на обед в одиночестве.
— Неужели миссис Рого приболела? — озабоченно спросил Фрэнк.
Хотя путешествие подходило к концу, новые знакомые так и не перешли на «ты» и по-прежнему называли друг друга по фамилиям. Уверенный и спокойный голос священника всегда был приятным на слух.
— Да… — отмахнулся Рого.
— Как жаль, — вздохнул Скотт.
— А мне-то как, — ответил Рого, даже и не стараясь скрыть сарказм. Он не любил Скотта. Всеобщий фаворит Фрэнк для Рого был не более чем беспечный весельчак, беззаботный студент. Впрочем, все выпускники колледжа, увлекающиеся футболом, казались Рого именно такими балбесами. Студенческий городок он считал язвой на теле своего любимого Бродвея. Рого недолюбливал студентов так, как будто лично испытывал ту неприязнь к ним, которую веками культивируют жители Оксфорда и Кембриджа.
От ближайшего столика раздался голос Мюллера:
— А где же мистер Киренос?
— Сегодня я вообще не вижу никого из членов команды, — отозвался Шелби. — Надеюсь, у них там все в порядке.
Мюллер нанизал на вилку маслину, затем перехватил ее большим и указательным пальцем и одолел в два укуса.
— Могу только сказать, — заметил он, — что все происходящее сегодня создает нам массу неудобств. Неужели капитан не в состоянии ничего с этим поделать? Какого черта он ждет?
Рого повернулся на своем стуле и несколько секунд пристально смотрел на Мюллера. Его лицо выражало нескрываемое отвращение. Он презирал Мюллера. Он недолюбливал его почти так же, как и Скотта. Но если Скотт для него был беззаботным прощелыгой, то Мюллера он мог бы назвать неженкой и слюнтяем. Этот выходец из Сан-Франциско был настоящим хлюпиком: всегда говорил очень тихо, был тщедушен, медленно реагировал на внешние раздражители, да и вообще, по мнению Рого, являл собой типичного представителя английской породы. А англичан Рого презирал буквально всех. И еще Рого раздражали модные костюмы Мюллера, сшитые на заказ.
При том что сам Рого гордился своими аккуратно подстриженными и идеально отполированными ногтями. Правда, руки у него были грубые, с выбитыми суставами: ему часто приходилось работать кулаками, круша черепа и челюсти тех его «подопечных», кто осмеливался «поспорить» с ним. «Спорить» на языке Рого означало «оказать сопротивление при аресте». Что касается одежды, тут Рого и сам слыл пижоном. Но, главное, он требовал одного — чтобы вся одежда обязательно была приобретена на Бродвее. Разговаривал Майк всегда очень громко, что обыкновенно для бывших полицейских, сделавших карьеру и теперь служащих сыщиками. В своей области Рого тоже был личностью заметной, даже известной. Особенно среди жителей Нью-Йорка. В свое время его наградили медалью «За честь и отвагу», когда он в одиночку подавил тюремный мятеж в Вестчестер Плейнз. Причем к тому времени, когда Рого бросился спасать положение, заключенные уже успели убить двух заложников.
На первый взгляд он казался человеком равнодушным и мало на что обращающим внимание. Но его крошечные поросячьи глазки с вечно полуопущенными веками говорили внимательному наблюдателю: этот тип подозревает всех и вся. Добавьте сюда сломанный нос (когда-то Рого увлекался боксом, и даже стал чемпионом во втором полусреднем весе в состязаниях «Золотая перчатка»), и вы сможете яснее представить себе этого господина. Рого был немногословен и говорил только в самых крайних случаях. Улыбался он еще реже. Его участок включал в себя прямоугольник театрального Бродвея, ограниченный улицами с 38 по 50 и авеню с 6 по 9. Здесь обитали и некоторые из наиболее отвратительных представителей криминального мира Нью-Йорка: богатые бандиты, наркоманы, налетчики и гомосексуалисты-растлители. Для Рого они были все на одно лицо, и сражался он с ними одинаково яростно.
— Бедняжка Линда! — сочувственно произнесла Белль. — Может быть, я сумею ей чем-нибудь помочь?
— Нет, Белль, спасибо, — отмахнулся детектив. — Мне кажется, ей просто захотелось немного побыть одной.
Супруги Роузен и чета Рого были знакомы еще до того, как встретились на борту «Посейдона», совершающего круиз в честь Рождества. Магазин гастрономических деликатесов, которым владел Мэнни Роузен, находился именно на опекаемом Рого участке, и Майк, если его дежурство выпадало на поздний вечер, всегда навещал этот магазин, чтобы проверить, все ли там в порядке и не обижает ли кто его уважаемых хозяев. Одно появление Рого гарантировало магазину полную безопасность в ближайшие дни.
Очутившись на судне, Рого сразу же навлек на себя подозрение со стороны всех остальных пассажиров. И зря он пытался объяснить, что просто решил взять отпуск (кстати, впервые за последние пять лет). Ему все равно никто не поверил. Все, не сговариваясь, почему-то предпочли сохранить вокруг этой личности ореол таинственности. Как приятно сознавать, что на борту рядом с вами находится самый настоящий сыщик. Можно было слышать, как пассажиры судачат о нем, стараясь угадать истинную причину его появления на «Посейдоне». В ход сейчас же пошли шутки, в которых фигурировал несчастный Рого. Например: «Ты сегодня выглядишь так, как будто этот полисмен застал тебя с утра в чужой каюте». Или вот еще: «Почему бы тебе сразу не сдаться и не прийти к нему с повинной?» Или так: «Я заметил, как наш полисмен вчера в баре весь вечер с тебя глаз не спускал. Что скажешь?»
И, разумеется, не прекращались слухи о том, что Рого на «Посейдоне» с какой-то секретной миссией, а не ради собственного удовольствия. Он явно «следил» за кем-то из пассажиров. Конечно, никто не мог смириться с тем, что Рого, крутой детектив с Бродвея, без всякого умысла переодевается к ужину, а во время стоянок, как и все остальные, наслаждается созерцанием местных достопримечательностей Сенегала, Либерии, Берега Слоновой Кости и других стран. Или же по собственной охоте принимает участие в судовом чемпионате по пинг-понгу. Кое-кто попытался выведать у Рого его тайну, но, разумеется, не преуспел.
Когда его спрашивали о том, какова же истинная цель его пребывания на «Посейдоне», Рого прищуривал глаза, как и подобает настоящему профессионалу, и, не без иронии, на которую только был способен, отвечал:
— Неужели простой полицейский не имеет права на самый обыкновенный отпуск? А, может быть, я хочу посмотреть, откуда берутся все те развратники и негодяи, с которыми мне приходится бороться у себя дома? Может быть, мне удастся прихватить парочку таких, чтобы сразу же доставить их в участок, как только мы прибудем в порт?
Теперь судно кренилось то в одну, то в другую сторону примерно через равные промежутки времени. Правда, угол наклона оставался разным. Каждый раз, поднимаясь на волне или опускаясь, старый пароход жалобно стонал, словно протестуя.
Ричард Шелби подался вперед, нависая над «разношерстным столом», и, вздохнув, посетовал:
— Похоже, сегодня никакой игры у нас не получится, Фрэнк.
Скотт только усмехнулся и ответил:
— Неужели вам не хочется даже попробовать свои силы? Могу поспорить, что состязание выйдет увлекательным. Могу дать вам фору в пять очков.
— Нет, Дик, что ты! — ужаснулась супруга Шелби.
Шелби стало не по себе. Он вопросительно взглянул на Фрэнка, пытаясь определить, шутит этот господин или нет. Неужели ему не страшно сломать себе руку или ногу при такой-то качке? Однако Джейн была уверена, что священник готов рискнуть. Когда дело доходило до спорта, этот тип становился просто сумасшедшим.
Впрочем, сам Шелби пришел к выводу, что Скотт все же подшучивает над ним, и потому только пожал плечами:
— Мамочка говорит «нет».
На другой половине обеденного зала главной столовой Весельчак, работавший в Лондонском Сити биржевым маклером, выкрикнул:
— Принесите мне двойной сухой мартини!
— И мне тоже! — поддержала его Памела. Это была заурядная молодая англичанка, ничем не привлекательная. Толстые ноги, какие обычно мы привыкли видеть у преподавательниц физкультуры, короткая стрижка, волосы серовато-коричневатого, мышиного, цвета и бледное лицо, краснеющее по любой причине и даже без нее. Правда, глаза у нее были замечательные, доверчивые и голубые. Казалось, она постоянно удивлялась окружающему миру, а когда смотрела на Весельчака, то восхищалась им. Она путешествовала с матерью, но очень скоро подружилась с этим мужчиной и привязалась к нему, безнадежно влюбившись в него всем сердцем.
— Как себя чувствует твоя старушка-мама? — поинтересовался Весельчак.
— Больна, — с грустью отозвалась девушка.
— Какая жалость, — отреагировал Весельчак и тут же весело улыбнулся своей спутнице. — Тогда, может быть, мы сможем поужинать вместе и сегодня тоже?
Она улыбнулась ему в ответ.
Бейтса никак нельзя было назвать красавцем. Ему уже исполнилось сорок. Круглолицый и румяный, он ловко распределял на макушке свои редеющие волосы, чтобы со стороны не была заметна его плешь. Днем Бейтс любил надевать цветастые жилетки, а напиваться начинал с утра. К десяти часам он уже пребывал в отличном настроении и, сидя в одном из баров «Посейдона», взирал сквозь туман на пассажиров и неизменно улыбался всем знакомым и незнакомым, проходящим мимо. В начале путешествия он накачивался алкоголем в одиночку, но вскоре ему открылось, что девушка может составить ему прекрасную компанию, ничуть не уступая в выпивке мужчине. С тех пор Бейтс и Памела стали неразлучны.
Стюард принес влюбленной парочке заказанные ими коктейли. Весельчак просиял и поднял свой бокал:
— За всех нас!
— За всех нас! — тут же поддержала его Памела.
— А потом еще по одной! — не унимался Весельчак.
Робин Шелби изобрел новую игру. Он клал на столик круглую булочку, придерживая ее пальцами, а когда судно начинало кренить на левый борт, отпускал и с восторгом наблюдал за ней: катясь, как колобок, она достигала края столика и останавливалась, удерживаемая специальной сеткой.
«Посейдон» начал крениться влево, и этому, казалось, не будет конца. Сейчас угол наклона судна был таким острым, что даже булочка Робина, перепрыгнув через сетку, слетела на пол. Все предметы в обеденном зале, не прикрученные к полу, пришли в движение. Перезванивались тарелки, ножи, вилки и стаканы, сталкиваясь один с другим и с деревянными бортиками по краям столиков. К этой диковинной музыке присоединялось побрякивание разноцветных игрушек, украшавших рождественскую елку.
Пятнадцатифутовая лесная красавица стояла в кадке с песком, надежно привинченным к полу зала, но на этот раз и она угрожающе накренилась вместе с «Посейдоном», который, казалось, уже никогда не выпрямится.
— Мэнни, ты только посмотри! — в ужасе воскликнула Белль Роузен.
За их окном, всегда такое голубое и беззаботное, золоченное солнцем море, подступило к самому стеклу, к которому наклонилась чета Роузен вместе со своими стульями. Белль вцепилась в край столика так, что кольца врезались в ее короткие и толстые пальцы.
Робин перестал веселиться. Мальчик понял, что это уже становится не игрой. Он не на шутку перепугался и не закричал ни «Ух ты!», ни «Вот здорово!», а только ухватился за свой стул, чтобы не свалиться, и выжидающе посмотрел на отца. За столом воцарилась тишина. Лицо Мюллера тут же покрылось красными пятнами, когда его придавило к стеклу окна. Он был уверен, что сейчас судно определенно ляжет на левый борт.
Столики в тот день обслуживали два стюарда. Петерс, более высокий и худощавый, проходя между столиками и стараясь удерживать равновесие, привычно воскликнул:
— Все в порядке, сэр!
Эйкру, его напарнику, пришлось ухватиться за спинку ближайшего стула. Однако он тоже успел при этом произнести:
— Наш пароход обязательно выпрямится. Так всегда бывает, поверьте! Мы уже привыкли.
Казалось, огромное судно никогда еще не стонало и не скрипело так натужно, как в этот раз, медленно, через силу, выпрямляясь. Море, так близко смотревшее в окна левого борта, опять отодвинулось, и его место заняло голубое небо с протянувшимися по нему перистыми облаками. Восстановивший равновесие пароход теперь чуть клонился вправо. Тарелки и приборы на столиках послушно заняли прежние места.
В зале появился стюард с совком и щеткой. Он быстро принялся убирать золотистые и серебряные осколки упавших с елки стеклянных шаров.
— Боже мой! — выдохнул Рого. — Вот ведь ужас какой!
Тучный мистер Роузен и его такая же пухлая супруга в тревоге смотрели на Питерса, ожидая от него объяснений.
— Послушайте, — не унимался Роузен, — скажите нам, не опасна ли вот такая качка? Нет?
— Нет, конечно, сэр, — невозмутимо отвечал стюард. — Ничуть не опасна. Мне приходилось переживать настоящие штормы в северной Атлантике, сэр, и все равно ничего страшного не происходило.
— Наш корабль не можете перевернуться, сэр, — поддержал товарища Эйкр. — Он специально построен так, чтобы не переворачиваться ни при каких обстоятельствах. — С этими словами он хотел было забрать со столика мистера Роузена блюдо с холодным языком, которое только что перед ним сам и поставил.
— Эй! Верните-ка мне язык! — возмутился Роузен. — Я даже попробовать его не успел!
Джеймс Мартин отметил про себя этот маленький инцидент. От его внимательных глаз, спрятанных за очками в золоченой оправе, не ускользало ничего. И когда пароход снова угрожающе накренился вбок, он увидел, как побледнели лица обоих стюардов. «Боже мой! — подумал он. — Они ведь сами насмерть перепуганы». Вслух же он сухо произнес, обращаясь к Скотту:
— Послушайте, Фрэнк, а вы сейчас молитесь за нас всех?
— Дело в том, видите ли, что я сейчас занят другим, — серьезно начал Скотт. — Я стараюсь удержать наш корабль на плаву при помощи мышц моего живота. Так сказать, использую свой брюшной пресс для всеобщего блага.
Смех за столиками на некоторое время снял напряжение. Шелби понимающе кивнул:
— Ну, если кому это под силу, так только вам!
И лишь мисс Кинсэйл осуждающе посмотрела на священника, недовольная его легкомысленным замечанием, которое показалось ей весьма неуместным.
— Кого вы пытаетесь обмануть? — раздраженно начал Мюллер, обращаясь к Питерсу. — Возможно, вам и приходилось переживать подобную качку, а вот мне почему-то нет. Что у нас сегодня тут вообще происходит? Неужели капитан не может сбавить ход, или изменить курс, или еще как-то отреагировать на этот кошмар?
Мюллер был человеком капризным. Он не хотел мириться ни с какими неудобствами и был достаточно богат, чтобы с ними бороться. Если его не устраивало обслуживание, он просто менял гостиницу или компанию, предлагавшую ему путевку. Однако теперь дело осложнялось тем, что покинуть «Посейдон» он не мог, а потому был вынужден терпеть все прихоти старого корабля.
— Мне кажется, что капитан просто старается наверстать упущенное, — предположил Мартин. — Мы ведь на сутки опаздываем, вот он и торопится.
В разговор вмешался маленький Робин, пропищав тонким голоском:
— Могу спорить, что капитан сам перепугался, да еще как!
— Капитаны никогда ничего не пугаются! — авторитетно заявил Скотт.
Однако мисс Кинсэйл чуть слышно пробормотала, ни к кому специально не обращаясь:
— Правильно говорят, что «устами младенца…»
Весельчак, казалось, не разделял волнения остальных. Он снова подозвал стюарда и радостно воскликнул:
— Плевать на все! Принесите-ка мне еще двойной сухой… Впрочем, погодите… Я передумал. Принесите мне виски!
— И мне тоже, — поддержала приятеля Памела.
Весельчак одарил ее влюбленным, почти обожающим взглядом:
— Вот умница!
Тем временем группа обедающих на левой стороне зала понемногу рассеивалась. Мэнни Роузен помог своей жене подняться из-за стола.
— Держись за меня покрепче, мамочка, — ласково произнес он. И добавил, обращаясь к Рого: — Вы сегодня выйдете к ужину, я надеюсь?
Рого уже раскрыл было рот, чтобы выдать очередную колкость, но не успел ничего сказать. Роузен опередил его:
— Надеюсь, мы снова увидим очаровательную Линду. Мы без нее очень скучаем.
— Да-да, — пробормотал Рого. — Я тоже рассчитываю на то, что она здесь появится.
Сидевшие за «разношерстым столом» поднялись, и тут «Посейдон» снова сильно накренился.
— Боже мой! — воскликнула мисс Кинсэйл.
— Возьмите меня под руку, — предложил Скотт.
— О, благодарю вас, — затрепетала мисс Кинсэйл, и в тот же миг Скотт сам взял ее под руку. Со стороны они являли собой весьма странную пару: высокий мужчина и крохотная, как куколка, старая дева. Когда они двинулись к лестнице, казалось, еще немного, и он поднимет ее над полом.
— Забавный парень, — задумчиво произнес Мюллер, глядя им вслед. Корабль медленно возвращался в нормальное положение. Мюллер добавил: — А что случилось бы, если бы наше судно на этот раз не выправилось?
Мартин вытер губы салфеткой и многозначительно кивнул:
— Полагаю, все бы мы погибли. Увидимся вечером.
Семейство Шелби, как по команде, поднялось и, цепляясь один за другого, направилось к центральной лестнице.

Катастрофа


Как бы то ни было, а маленький Робин Шелби оказался прав, усомнившись в храбрости капитана. Капитан-грек не просто испугался; когда во время обеда корабль накренился так, что казалось, уже и не вернется в вертикальное положение, грек был близок к самой настоящей истерике. Не слишком опытный мореход, такое большое судно он вел впервые. С самого начала путешествия, еще когда корабль только вышел из Лиссабона, он неправильно использовал стабилизаторы при шквальном ветре, так и не поняв их предназначения. Ему просто везло, что все путешествие погода им благоприятствовала и нужды в стабилизаторах не было. Теперь, когда они понадобились, капитану пришлось признаться самому себе, что он в общем-то не знает, для чего они нужны и как с ними справляться.
Пароход «Посейдон» со стороны был похож на многоэтажный жилой дом, а в ширину не уступал размерам футбольного поля. Если бы его поставили на землю, например, в Нью-Йорке, он бы занял территорию с 42 до 46 улицы — в целых четыре городских квартала, а если бы в Лондоне — то от вокзала «Черинг-Кросс» до театра «Савой».
Треть корабля водоизмещением в 81 тысячу тонн находилась ниже ватерлинии. Там располагались силовая установка и холодильное оборудование, паровые котлы, насосы, редукционная передача, динамо-машины, топливо, балластные корыта и грузовой трюм. Но сейчас «Посейдон» оказался недогруженным, а потому и неустойчивым на воде. Иначе говоря, ему не хватало веса, он не был загружен балластом, а потому и не годен к плаванию. К этому его привел ряд неудач, преследовавших капитана, и стремление владельцев получить от круиза максимальную коммерческую выгоду.
Международный консорциум, купивший лайнер, модернизировал его и превратил в грузовое и круизное судно. Корабль отправлялся из Лиссабона. По пути он заходил в порты пятнадцати стран Африки и Южной Америки за тридцать дней. Грузовой трюм был увеличен втрое за счет уничтоженных кают туристского, а также второго и третьего классов и жилых отсеков команды. Помещение для пассажиров ограничивалось каютами первого класса, но скорость судна осталась прежней — тридцать один узел. Количество перевозимого груза, таким образом, позволило владельцам парохода снизить стоимость билетов на круиз. Теперь совершить такое путешествие могли себе позволить даже те, кто раньше и не мечтал о подобном празднике.
Грузовой трюм уже был пуст, а топливные бункеры заполнены лишь на одну треть, когда «Посейдон» благополучно вошел в предпоследний на пути к дому порт в Венесуэле. Здесь он должен был забрать новый груз и дозаправиться горючим. К несчастью, в Венесуэльском порту неожиданно началась так называемая «дикая», то есть несанкционированная профсоюзом, забастовка рабочих. Напрасно прождав тридцать шесть часов, «Посейдон» отчалил ни с чем — без груза в трюмах и не получив дополнительного топлива. Пароход торопился в Лиссабон, поскольку тридцатого декабря должен был выйти уже в следующий — новогодний — круиз.
Конечно, топлива кораблю хватало для того, чтобы доплыть до Лиссабона. А недостаток веса мог бы компенсировать водный балласт, но капитан опрометчиво решил отказаться от него. Из-за этого судно стало весьма неустойчивым на воде.
Ему следовало бы заполнить балластные корыта соленой морской водой. Но тогда по прибытии в Лиссабон потребовалось бы дополнительное время на очистку и промывку корыт, а это бы привело, в свою очередь, к сбою в графике круизов. В то время как «Посейдон» и так уже опаздывал на целые сутки…
Консорциум официально послал капитану телеграмму: «Действуйте по своему усмотрению, учитывая все сложившиеся обстоятельства». Однако в частном порядке засыпал его кодированными сообщениями, где давал понять, что своими действиями капитан может привести консорциум к финансовой катастрофе. Представьте себе, что пятьсот очередных пассажиров приехали в Лиссабон, чтобы совершить новогодний круиз, и, ожидая корабль, живут в гостиницах за счет консорциума. К тому же можно себе вообразить их недовольство, жалобы и так далее. В телеграммах капитану постоянно напоминали, что на его пути находится зона высокого давления. Следовательно, хорошая погода благоприятствовала судну и, похоже, не собиралась меняться. Капитан решил рискнуть. Это было его первое серьезное самостоятельное решение. И он поставил на карту все.
В Куракао, последнем порту перед Лиссабоном, капитан еще раз собрал и пересмотрел все сообщения о погоде. Они подтверждали, что область высокого давления на пути следования «Посейдона» продержится еще несколько дней. Следовательно, пароходу ничто не угрожало, и капитан решил отплывать.
Оказавшись в открытом море и встретившись с волнением неизвестной природы, капитан понял, что оказался в ловушке, выбраться из которой уже не представлялось возможным. А наполнять балластные корыта морской водой во время качки было бы равносильно самоубийству.
Тогда капитан принял все меры, готовясь к предстоящим испытаниям. Он велел задраить люки, натянул, где нужно, спасательные тросы, слил воду из плавательных бассейнов, назначил усиленные дежурства среди членов команды. В радиорубке постоянно следили, не надвигается ли на судно откуда-нибудь шторм. И это несмотря на положительные прогнозы от всех метеостанций. Капитан по своему опыту (пусть и небольшому, ограниченному плаванием по Средиземному морю) знал, что волнение на море может означать лишь одно. Где-то рядом, а может, и на пути судна, сильно штормит. А поскольку пока что нигде в шторм пароход не входил, значит, опасность ждет впереди. И теперь капитан думал только об этой неведомой буре, которую нужно обойти, чего бы то ему ни стоило.
В два часа пополудни ему принесли сводки с сейсмической станции на Азорских островах, и капитан успокоился. Оказывается, недалеко от курса «Посейдона» произошло незначительное подводное землетрясение. Оно было зарегистрировано на Азорских и Канарских островах. Вот что, оказывается, стало причиной волнения на море. Значит, никакого шторма не было и в ближайшее время не будет.
В подтверждение добрых вестей с «Посейдоном» связалось испанское грузовое судно «Санто-Доминго», вышедшее из Барселоны. Оно находилось в ста двадцати милях к северо-востоку от «Посейдона» и сообщало, что на их широте никакого волнения на море уже не наблюдается. По расчетам капитана выходило, что даже при небольшой скорости, к шести вечера «Посейдон» выйдет из опасной зоны.
Поэтому капитан решил передать по радио несколько смягченную версию причин качки. В конце своего сообщения он успокоил пассажиров, пообещав им, что к вечеру все снова будет в полном порядке.
И действительно, после шести вечера «Посейдон» плыл уже по совершенно гладкой, как зеркало, морской поверхности. Капитан вздохнул с облегчением и отменил усиленную вахту. Он даже решил, что следовало бы младшему составу команды выйти к ужину в парадной бело-золотой форме. Правда, остальные члены команды пока что расслабляться не собирались. Да и сам капитан все еще чувствовал на сердце неясную тревогу. Но время шло, погода оставалась хорошей, и тогда капитан решил дать команду плыть полным ходом.
Каркас старого лайнера начал трястись и дребезжать, едва четыре его турбины, каждая из которых вращала винт в тридцать две тонны, заставили судно рвануться в сгущающуюся темноту со скоростью в тридцать один узел. Стаканы и бутылки с питьевой водой зазвенели на полках, все вещи на корабле снова пришли в движение.
Наступало время выходить к ужину, но многие из тех, кто страдал все утро и весь день, так и продолжали лежать в своих каютах. В половине девятого в зале главной столовой народу оказалось немногим больше, чем за обедом. Разумеется, члены Клуба крепких желудков Мэнни Роузена явились все. Не подвели и завсегдатаи «разношерстного» стола. Сейчас к ним присоединились и мистер Киренос с миссис Рого.
Линда Рого явилась, как всегда, наряженная, словно на важный светский прием. Сегодня она выбрала длинное белое шелковое платье, настолько плотно облегающее ее фигуру, что проступали даже очертания ее трусиков. По огромному вырезу можно было предположить, что в этом платье ей довелось выступать еще в те времена, когда она подавала надежды на киностудии. Мэнни Роузен, шокированный таким декольте, тихо шепнул на ухо своей супруге:
— Интересно, на чем они там держатся?
Линда была симпатичной женщиной, блондинкой-куколкой, с сильно накрашенным ротиком, отчего губы ее казались еще более пухлыми. Она даже чем-то напоминала Мэрилин Монро, но ей явно не хватало собственной яркости. Она постоянно хлопала длинными ресницами, чтобы привлечь внимание к своим по-детски голубым глазам. Вот только взгляд у нее оставался застывшим, ледяным и отталкивающим. Она в первый же вечер знакомства успела рассказать всем, что когда-то была восходящей и многообещающей звездой Голливуда, а затем выступала на Бродвее. Но ей пришлось бросить блестящую актерскую карьеру, так как она решила выйти замуж за мистера Рого.
— Мы очень рады, что вы все же смогли присоединиться к нам на ужине, миссис Рого, — встретил ее Фрэнк Скотт. — Без вас наш столик многое потерял.
Линда кокетливо склонила головку набок и проворковала:
— О, преподобный, вы и в самом деле так считаете? — Затем, повернувшись к мужу, она зашипела на него, но так, чтобы слова ее были слышны всем остальным за столиком: — Негодяй! А ты еще настаивал на том, чтобы я не ходила на ужин!
Рого поник, как это происходило всякий раз, когда жена начинала ругать его, и попытался оправдаться:
— Ну, что ты, крошка, я ведь только хотел, чтобы тебе было лучше!
Тряска корабля чувствовалась и в ресторане: стакан Мюллера, стоявший рядом с графином, начал гудеть, как камертон. Хьюби схватил его с такой поспешностью, что от неожиданности даже Роузен, сидевший за соседним столиком на двоих, невольно вздрогнул и тут же поинтересовался:
— Что случилось?
— Это старая примета всех мореходов, — тут же пояснил Мюллер. — Если стакан будет звенеть и вы это немедленно не прекратите, где-то погибнет моряк. — Он помолчал и добавил. — Я человек не религиозный, но в приметы верю. — В следующий момент все друзья стали хвататься за свои стаканы, чтобы те тоже больше не звенели.
Это был третий торжественный вечер за весь круиз, когда женщины имели возможность показать свои лучшие наряды. Мисс Кинсэйл пришла в коротком сером платье из тафты. С собой в путешествие она взяла их всего три: черное, торжественное, зеленое и серое. Два последние она меняла через день. Белль Роузен красовалась в черных кружевах. Ее платье дополнял норковый палантин, и неизменными атрибутами оставались, разумеется, бриллианты и туфли на высоких каблуках. Джейн Шелби и Сьюзен оделись так, как и полагалось матери и дочери: в шифоновые платья, только одна — в темно-лиловое, а другая — в бледно-сиреневое. Все мужчины, за исключением Скотта, пришли в смокингах. Священник же предпочел темно-синий костюм и яркий, оранжевый, с черными полосками галстук, поскольку именно эти цвета символизировали Принстон. Мартин выбрал клетчатый сине-зеленый смокинг из шотландки. Мистер Рого, хотя и безупречно одетый, с его крупной мускулистой фигурой больше походил на ресторанного вышибалу.
Двое стюардов, как всегда, работали в накрахмаленных сорочках и белых коротких жакетах. Невдалеке Весельчак и его девушка присели за столик у бара и принялись методично напиваться. Мать Памелы все еще неважно себя чувствовала и до сих пор не выходила из своей каюты.
— Сегодня я хочу омаров! — важно провозгласил Робин Шелби.
— Ничего подобного! — отрезала его мать. — Только не на ночь.
— На следующий вечер после Рождества обязательно нужно заказать паштет из индейки, уж поверьте мне, — авторитетно произнес ее муж.
Мисс Кинсэйл попросила принести ей семги, надеясь, что она будет подана в виде жареных рыбных палочек или котлет, к которым она привыкла у себя дома. Чета Роузен остановила выбор на цыплятах со специями, а супруги Рого никогда не заказывали ничего другого, кроме как отбивные или гамбургеры.
В основном ужин в полупустом зале проходил в тишине. Привыкшие к ровному шуму заполненного ресторанного зала, в тот вечер посетители притихли и старались не смеяться слишком громко.
Тем временем в машинном зале механики дивились капитану и обсуждали только один вопрос: сколько еще времени он заставит «Посейдон» мчаться вот так, на полной скорости. Те, кто трудился в котельной, то и дело проверяли температуру котлов и следили за расходом топлива. Одного из матросов срочно отправили на кухню, велев ему принести пару дюжин бутылочек с холодной «кока-колой».
Капитан стоял на мостике и благодарил небо, что сумел так легко избежать опасности. Правда, нехорошие предчувствия до сих пор не отпускали его. Он принял решение не восстанавливать балласт за счет морской воды, хотя на море сейчас стояла отличная погода. Если ему из радиорубки доставят штормовое предупреждение, у него все равно останется время, чтобы изменить ход корабля, и корабль сумеет обогнать непогоду. Пока что сообщения шли благоприятные. Зоны высокого давления оставались на своих местах, что гарантировало полный штиль на всем пути до самого дома. И снова капитан решил не рисковать и не пополнять емкости с балластной водой. А если корабль так и будет идти вперед полным ходом, то он успеет наверстать упущенное время, и тогда в Лиссабон «Посейдон» войдет всего с суточным опозданием, на что, собственно, капитан и рассчитывал.
Наступил вечер, небо нахмурилось, а поверхность моря словно покрылась масляной пленкой. Когда корабль вошел в зону полной темноты, капитан послал одного из своих помощников на марсовую площадку и отправил еще двух молодых выпускников мореходного училища постоянно дежурить у экрана радара, пусть даже он не обнаруживал никаких странных предметов в радиусе пятидесяти миль.
Капитан продолжал нервничать, удивляя всю команду. Сейчас он напоминал водителя автомобиля, который постоянно смотрит в зеркало заднего вида и не может поверить своим глазам, что там не видит никакой опасности.
Капитан время от времени выходил на крыло мостика слева, задумчиво смотрел на морскую воду и отражающиеся в ней огни парохода, мчащиеся вперед вместе с ним.
Узнав о небольшом подводном землетрясении, капитан решил более внимательно изучить карты местности, по которой сейчас двигался его корабль. Он знал, что где-то под ним проходит Среднеатлантический хребет, который протягивается в форме буквы «S» на десять тысяч миль от берегов Исландии до Антарктиды, и сейчас до него не более полутора миль под килем.
Однако карты, которые нашлись у капитана, не были составлены сейсмологами, а потому не указывали на то, что именно в этой зоне находятся три действующих подводных вулкана, постоянно вызывающие разломы и сдвиги в породе.
Ровно в девять часов восемь минут такой разлом в породе изменил свою конфигурацию из-за недавнего землетрясения. Совершенно неожиданно часть подводной горной вершины высотой примерно в сто футов обломилась и ушла вниз, втягивая вслед за собой, согласно законам физики, массу воды в несколько миллиардов тонн.
И когда пароход «Посейдон» встретил гигантскую вогнутую волну, порожденную соскальзыванием вниз куска подводной скалы, эта волна выросла уже в три четверти корабельного борта. Пароход не смог преодолеть ее, а потому попросту перевернулся вверх дном, также легко и быстро, как сделал бы это, скажем, восьмисоттонный траулер во время шторма в Северной Атлантике.
Первое мгновение разражающейся катастрофы посетители обеденного зала пережили особенно бурно: пол, покрытый толстым ковром, буквально ушел у них из-под ног. Стулья и столы накренились вперед и вбок, кидая пассажиров вниз, в головокружительную бездну, куда устремился их корабль.
В тот же миг «Посейдон» издал предсмертный крик.
В нем слились вопли перепуганных и искалеченных людей, звон разбитого стекла, дребезжание и скрежет металла…
Двери в подсобные помещения кухни распахнулись, и оттуда донеслись ужасающие звуки: со всех полок и столов падали котелки, пароварки, жаровни и прочая посуда. И на фоне всеобщего столпотворения высшей нотой прозвучал последний крик насмерть обваренного кипятком кока.
Весельчак и его девушка облетели вдвоем всю ширь обеденного зала. Это было долгое путешествие, длиной в сто восемнадцать футов. По пути они наталкивались на стулья и столики, которые неожиданно снова стали принимать вертикальное положение. Влюбленная пара сначала переместилась с правой стороны парохода в левую, а когда судно продолжило свой кувырок, пролетели еще расстояние в двадцать футов, от пола до потолка зала. Они получили несколько ушибов и ссадин, но в остальном остались целы, образовав под конец клубок тел вместе с Роузенами, Мюллером, Майком и Линдой Рого.
Именно во время этого переворота были искалечены или погибло большинство пассажиров и члены команды. Когда пароход стал заваливаться на левый борт, свою смерть встретили те стюарды, которым пришлось обслуживать в этот роковой вечер столики, расположенные в дальней части правого борта парохода.
Более счастливыми оказались занявшие места слева. Например, Мюллера, Белль и Мэнни Роузена просто выкинуло со стульев. Семейство Шелби и другие обитатели «разношерстного» стола сначала повалились на пол, еще некоторое время удерживались за свои стулья и только потом послушно заскользили вниз.
Пароход переворачивался кверху дном и стремительно, и удивительно долго одновременно, если такое вообще можно себе представить. Однако давление воды почему-то пощадило его иллюминаторы, и корабль, грохоча и постанывая, зарылся в воду, подставив небу темное брюхо. Левые иллюминаторы стали правыми и очень скоро прояснились. Вся компания ужинавших очутилась на стеклянном потолке, который теперь служил им полом и был сплошь покрыт разбитым фарфором, свалившимися на него подносами, приборами и остатками еды. Огромная елка грозно торчала с потолка, причудливо растопырив мощные ветви во все стороны. Через мгновение с ее макушки свалилась звезда, со звоном разлетевшись на блестящие осколки.
Наступившая затем мертвая тишина показалась куда более устрашающей, чем предсмертный крик корабля, вместе со всем звоном, скрежетом и грохотом. Впрочем, тишина эта длилась недолго. Очень скоро со всех углов большого обеденного зала послышались стоны, плач и бормотание раненых, ошеломленных и ничего не понимающих людей. Откуда-то до сих пор еще падали разные предметы, где-то капала жидкость, не успевшая вылиться из сосудов.
В этот момент могло показаться, что сейчас пароход расколется пополам и уйдет на дно. В тишине прозвучал недовольный голос Майка Рого:
— Боже мой! Сойдите же, наконец, с моей ноги!
Один за другим раздалось сразу несколько взрывов: это взлетели на воздух три судовых котла.
И если первый крик корабля прозвучал как его предсмертный, то теперешняя последовательность звуков напоминала выворачивание наизнанку его внутренностей.
Машинное отделение прощалось с жизнью несколько медленней. Тяжелые турбины, динамо-машины, генераторы и насосы надавили на новоявленные полы так, что те, естественно, не выдержали. Измученный металл со страшным скрежетом начал прорывать обшивку корабля и опускаться на морское дно.
Правда, не вся ходовая часть судна сдалась так легко. Некоторые ее части застревали на половине пути, оставаясь по-прежнему внутри корпуса «Посейдона».
Итак, фантасмагорические стоны корабля, включающие в себя теперь уже не только лязг металла, но и крушение деревянных деталей, шипение пара, бульканье воды и вой пострадавших создали такую какофонию, страшнее которой ничего нельзя было себе вообразить, наверное, во всей Вселенной.
Пассажиры продолжали лежать, потрясенные и оглушенные громом, скрипом и грохотом рушащихся деталей корабля. Добавьте сюда зловещий свист пара, выходящего из оставшихся на своих местах котлов, и вы представите себе спуск в преисподнюю.
Внезапно в обеденный зал хлынул поток грязной воды, словно выплеснувшийся откуда-то под действием большого давления. Правда, он так же внезапно и стих, образовав большую и глубокую мутную лужу у вершины центральной лестницы, которая теперь стала ее основанием.
И, в довершение всего, в столовой погас свет.

Передышка


И все же, благодаря тайнам плавучести, избытку воздуха в пустом трюме и тому, что тяжелые части машинного зала и котельной ушли в море, «Посейдон» не затонул, а продолжал держаться на воде. Его новая ватерлиния проходила чуть ниже потолка обеденного зала, который теперь, разумеется, стал полом. Тучи на небе рассеялись, и тусклый свет звезд лился в перевернутые бортовые иллюминаторы, напоминавшие пассажирам лайнера верхний ряд окон в часовне, освещающих хоры.
Корабль перестал содрогаться в предсмертных судорогах, только изредка откуда-то все еще доносились глухие удары, звон и лязг. Кое-где открывались люки, и в отсеки парохода с бульканьем стремительно заливалась вода. Затем снова становилось очень тихо, и в этой почти невыносимой тишине слышались стоны и призывы о помощи раненых и искалеченных людей.
Те, кто находился на верхней палубе и у капитанского мостика, погибли первыми. Среди них, конечно, сам капитан, его помощники, штурман, старшина-рулевой и все те матросы, которые несли вахтенное дежурство. Их либо сразу сбросило в море, либо изувечило при падении так, что выжить никто бы из них и не смог. Они не успели дотянуться до аварийного рубильника, чтобы поставить по всему кораблю автоматические водонепроницаемые двери-перегородки. Команда корабля даже не поняла, что же случилось с их судном. Дежурный в радиорубке был внезапно сброшен со своего места, а когда пришел в себя, то было уже поздно что-либо предпринимать. Двое его товарищей оказались зажатыми между своими койками, и, когда вся троица осознала, что произошло, вода уже врывалась к ним, унося с собой их жизни.
Смерть посетила все отсеки корабля. Члены команды в машинном зале и котельной погибли почти мгновенно, их безжалостно швырнуло в нефтяные озера, образовавшиеся на том месте, где когда-то стояли резервуары с топливом.
Несчастные пассажиры верхней палубы и палубы «А» умирали медленно.
Над первой палубой, где располагались каюты, находилось еще четыре: прогулочная палуба, шлюпочная, солнечная и спортивная. Их двери и окна, разумеется, не были рассчитаны на большое давление, их тут же вдавило внутрь, и море свирепо врывалось в помещения, топя всех тех, кто решил не выходить в тот вечер к ужину. Эти пассажиры погибли либо в своих собственных койках, либо были сбиты с ног и захлебнулись в залитых водой коридорах, пытаясь спастись бегством и не понимая, что по перевернутым лестницам никуда скрыться нельзя.
В обеденном салоне снова вспыхнул свет. Это включилось аварийное освещение низкого напряжения. При этом под ногами на полу-потолке тускло загорелась каждая шестая лампочка. В неясном свете обрисовывались странные фигуры спасшихся, понемногу приходивших в себя и один за другим поднимавшихся. Сейчас они больше напоминали бесплотных духов и прочих обитателей преисподней.
Лампочки с равными интервалами то вспыхивали ярче, то почти совсем угасали, и казалось, что освещение обладает собственным пульсом, вот-вот готовым замереть. Пассажиры изумленно оглядывались, кое-кто ползком перемещался по полу, то есть бывшему потолку, скользкому от воды, смешанной с кровью. Повсюду валялись битые стекла. Из разгромленной кухни разносился отвратительный запах перемешанной еды.
Столики и стулья, надежно прикрепленные к полу, теперь торчали с потолка, как фантастические гигантские грибы. Удерживаемые специальными решетками скатерти с бахромой свисали сверху лохмотьями.
В обеденном зале собралось примерно с полсотни пассажиров. Треть из них уже погибла или была серьезно ранена. Другие то вставали на ноги, то снова падали, тряся головами и стараясь понять, что же все-таки произошло с лайнером. Кое-кто предпочитал стоять на четвереньках, не уверенный в том, что кошмар закончился.
Хуже всего пришлось тем, кто прокатился по всей ширине зала, за исключением, пожалуй, только Весельчака и его подружки, легко отделавшихся. Столь же мало пострадала и группа Мэнни Роузена, известная как Клуб крепких желудков. Один за другим начали понемногу подниматься и их соседи по столикам: семейство Шелби, Мюллер, члены «разношерстного» стола, Рого и Роузены.
Майк Рого, отброшенный к макушке елки, только и смог выдавить:
— Боже мой! Что произошло?
Его жена Линда не переставала голосить:
— Господи Боже мой! Господи Боже мой! Господи Боже мой! Господи! Пресвятая Богородица, спаси нас!
Джейн Шелби первая начала перекличку своего семейства:
— Дик? Сьюзен? Робин? С вами все в порядке? Дик, что случилось?
— Не знаю, — честно отозвался Шелби. — Похоже, наше судно перевернулось вверх дном. Оставайтесь рядом со мной, никуда не отходите. Осторожней, смотрите под ноги, тут полно битого стекла!
Мэнни Роузен поднялся и сначала отряхнул с плеч мелкие осколки, затем обратился к жене:
— Ты не сильно ушиблась, мамочка?
— Мэнни, с тобой самим-то все в порядке? Ты не ранен, нет? — вместо ответа забеспокоилась Белль.
— Об этом же я хотел спросить тебя.
— Ну, если я способна задавать вопросы, значит, у меня все нормально, правда ведь?
— Ты можешь встать на ноги? — Мэнни помог супруге подняться, и так они застыли, не двигаясь, в неверном свете аварийных лампочек. Он — пузатенький и низенький, она — полнотелая и высокая, и оба дрожали, хотя почти не пострадали при падении.
Хьюби Мюллер помог подняться мисс Кинсэйл. Лацканы его смокинга были измазаны то ли соусом, то ли подливкой. У старой девы оказалась разбитой губа и текла кровь. Хьюби достал из кармана носовой платок и аккуратно промокнул женщине ранку:
— С вами все в порядке? — спросил он с нежной заботой. — Мне кажется, что у нас на корабле произошло что-то совершенно ужасное.
Но она не ответила, а стала медленно пробираться между подносов и осколков посуды, пока, наконец, не добрела до преподобного Скотта. Здесь она остановилась и склонила голову. Кровь из ее губы закапала на сложенные для молитвы ладони.
Никто из приятелей Скотта еще и не подозревал, что молодой священник первым пришел в себя после катастрофы. Он сумел выбраться из кучи тел, сваленных одно на другое, а потом отполз чуть подальше, распростер руки вверх, туда, откуда торчали самые неестественные для потолка предметы, и начал свою беседу с Господом. В глазах преподобного Скотта горел огонь. Было видно, что этот молодой человек полон решимости сражаться за свою жизнь и жизни своих товарищей.
— Господи, у нас случилась большая беда, — начал он. — Ты, видимо, решил послать нам серьезное испытание. Что ж, мы Тебя не подведем.
— Аминь! — вздохнула мисс Кинсэйл. — Помогите нам, святой отец!
Скотт даже не взглянул в ее сторону и продолжал:
— Господи, мы ничего у Тебя не просим, но сами проявим силу и выстоим. Мы пройдем то испытание, которое Ты уготовил нам. Мы будем отчаянно сражаться, чтобы продолжать жить. И жить для Тебя и во имя Тебя, Господи!
— Святой отец, — добавила мисс Кинсэйл, — мы будем подчиняться вам во всем.
На это преподобный Фрэнк Скотт по прозвищу «Юркий» снова никак не отозвался, а сказал следующее:
— Мы ничего не просим у Тебя, Господи, кроме того, что Ты уже даровал нам, то есть шанс проявить себя и доказать, что мы Тебя достойны. Мы оправдаем Твои надежды, о Господи! Уверуй в нас.
Семейство Шелби, супруги Роузен и Хьюби Мюллер собрались вокруг стоящего на коленях Скотта и дружно молчали, не понимая, что происходит.
«Какая необычная молитва! Даже не молитва, а не разбери что, — подумал Мюллер, после чего ему в голову пришла еще более дикая мысль. — Боже мой! Да он же одет в костюм своего колледжа и сообщает Господу, что собирается победить в большой и ответственной игре. Может, он уже с горя чокнулся?»
Но когда он перевел взгляд на молящуюся рядом со священником мисс Кинсэйл, то немного успокоился. Слова, произносимые этой женщиной, оказались простыми и привычными, какими и следует обращаться к Господу за помощью и поддержкой в минуту тревоги.
Ричард Шелби тоже был сбит с толку странной молитвой Скотта. Он не знал, куда направить взгляд, а потому посмотрел на жену. Она восхищенно уставилась на Фрэнка, и губы ее шевелились, словно она в этот миг повторяла за священником его нелепые слова. Джейн была из тех типичных стройных американок, которые сумели сохранить красоту и очарование, даже достигнув среднего возраста. Ее светлые волосы, конечно, с годами потемнели, но голубые глаза не потеряли ни своего блеска, ни нежности, которую Джейн изливала на мужа и детей.
Ричард заметил несколько осколков стекла, сверкавших в ее волосах, протянул руку вперед и осторожно вынул их один за другим. Она повернулась к супругу и робко улыбнулась:
— Я тоже помолилась.
Правда, для Джейн так и осталось неясным, к кому именно сейчас обращался Скотт: то ли к той бородатой фигуре, сидящей на пышном облаке, которую мы помним по Сикстинской Капелле, то ли к футбольному тренеру, нервно расхаживающему вдоль боковой линии игрового поля в своей традиционной шляпе с широкими опущенными полями.
Белль Роузен вцепилась в руку мужа:
— Мэнни, что же все-таки произошло? Может быть, нам тоже следовало бы помолиться? Ну, так, как это принято у нас?
— Ты же знаешь, что мы много лет уже не посещали храм. Так что теперь мы можем просить? — Он машинально сунул руку под рубашку, туда, где на цепочке на груди у него должна была бы висеть мезуза, но ее там не оказалось. Роузены принадлежали к тому поколению, которое уже давно отошло от традиций ортодоксальной церкви.
Положение корабля не менялось. Перевернувшись вверх дном, он, казалось бы, должен был давно утонуть. Но вместо этого колебания лайнера прекратились, и он устроился на морской поверхности, словно неведомая скала, напоминая темную спину кита, поблескивающую в свете звезд.
Весельчак и его подруга Памела, когда разразилась катастрофа, были сильно пьяны, что, собственно, и спасло их от травм. Падая, они инстинктивно расслабились, и испытали только моральное потрясение. Памела тут же поднялась на ноги и помогла встать своему другу. Хмель мгновенно испарился, и парочка протрезвела в несколько секунд. Тем не менее то, что творилось вокруг, Весельчаку больше всего напоминало галлюцинации белой горячки. Скотт и мисс Кинсэйл стояли на коленях, на полу то вспыхивали, то угасали лампочки, а вокруг разносился странный шум и не менее странный, очень неприятный запах, представлявший собой смесь самых разнородных ароматов.
— Пэм, посмотри-ка, со мной все в порядке?
Она прижалась к нему и прошептала:
— Не волнуйся, я с тобой. Я присмотрю за тобой и ни за что не дам в обиду.
Джеймс Мартин, владелец элитного магазина галантерейных товаров в Ивэнстоне, штат Иллинойс, самостоятельно поднялся на ноги и направился к тому месту, где когда-то находилась центральная лестница. Он тут же пожалел об этом.
Это был сухопарый джентльмен с гладкой ухоженной кожей и тонкими губами, как и полагается мужчине со Среднего Запада. Глаза за стеклами очков в золотой оправе внимательно следили за всем происходящим. Сам же он мог одинаково легко и затеряться в толпе, оставаясь при этом незамеченным, и выделиться в ней, подобно многим бизнесменам, способным по своему желанию обращать на себя внимание или сливаться с окружающими. Там, где была лестница, теперь разлилась глубокая, в несколько футов, лужа из воды и нефти. Одна из лампочек освещала и эту фантасмагорическую перевернутую лестницу, и переливающуюся всеми цветами радуги черную поверхность лужи-впадины.
Раздался громкий булькающий звук, и из глубины лужи поднялся огромный пузырь, внутри которого Мартин успел разглядеть голову и плечи человека. Он не смог определить, был ли это мужчина, женщина или ребенок, так как тело оказалось сплошь покрытым нефтью. В следующую секунду фигура вытянула вверх руку, словно хватаясь за воздух, и видение тут же исчезло. Мартин упал на колени, и его долго тошнило. Теперь он только молился о том, чтобы найти в себе силы и отползти подальше от этого страшного места, рождающего такие образы ужаса и безысходности.
Майк Рого помог подняться на ноги своей жене, едва не бившейся в истерике. Ее трясло, зубы стучали, глаза выпучены от ужаса, накладные кудри сорвало с головы, а белое платье было перепачкано подливкой.
Рого пожалел о том, что на судне не нашлось нормального священника, который сейчас смог бы помолиться за всех оставшихся в живых и хоть немного успокоить их. Вздохнув, Майк перекрестился, и на этом общение с Господом для него закончилось.
Пришел в себя и третий судовой механик, мистер Киренос — невысокий спокойный и ничем бы неприметный мужчина, когда б не его кустистые усы и темные печальные глаза настоящего грека. Во время ужина он ел омаров, и теперь его накрахмаленная белая рубашка была запачкана соусом, а кусочек клешни застрял у одной из пуговиц.
— Прошу меня извинить, но мне нужно спуститься в машинное отделение. Оставайтесь пока что на месте. Вы здесь будете в полной безопасности. Кто-нибудь обязательно придет за вами. А мне нужно срочно вниз, меня там ждут. Поймите, что мое присутствие там просто необходимо.
Он опрометью бросился туда, где раньше начиналась лестница, а теперь открывалась черная водная бездна и, не раздумывая, шагнул в нее. Его тут же с головой поглотила темная жижа. Отчаянно барахтаясь в ней, он издал крик о помощи, который больше походил на прощальный.
Майк Рого хотел было рвануться в сторону несчастного грека, пробормотав: «Куда его понесло?», но Линда ухватила его за рукав и завизжала:
— Нет! Нет! Не бросай меня!
Он попытался оторваться от нее, но женщина вне себя от ужаса сползла вдоль туловища супруга и, заливаясь слезами, обняла его за ноги.
Пока Рого высвобождался из крепких объятий, Киренос перестал кричать и звать на помощь. Перила, выступающие из лужи, оказались слишком скользкими, чтобы держаться за них. Видимо, он к тому же успел наглотаться не только воды, но и нефти, ускорившей его гибель. Он ушел с головой в страшный омут и больше оттуда не появлялся.
К этому времени Мартин, на четвереньках сумевший отползти от проклятого места, был уже недалеко от своих товарищей. Добравшись до них, он с облегчением выдохнул, и некоторое время лежал без движения среди осколков посуды, остатков еды и прочего хлама.
Мюллер, стоявший чуть поодаль от всех, все еще сжимал в кулаке платок с кровью из губы мисс Кинсэйл. Он пытался сосредоточиться и составить план действий. Собраться с мыслями ему мешало здесь все, в том числе совершенно сейчас неуместные смокинги мужчин и вечерние платья женщин. Тем не менее Мюллер сумел верно оценить обстановку. «Итак, мы все-таки перевернулись, — промелькнуло у него в голове. — Но что же, черт возьми, мне теперь делать?» И то, что он подумал именно «мне», а не «нам», было весьма характерно для Хьюби. Ведь сейчас перевернулся вверх ногами именно его мир, такой спокойный, безопасный и беззаботный, и это ему очень не понравилось.
Его мысли были прерваны громогласными заключительными словами странной молитвы Скотта:
— Не беспокойся, о Господи, у нас хватит смелости и отваги. Мы уж постараемся на славу.
После этого священник поднялся с пола и помог встать мисс Кинсэйл, поддержав ее за локоть.
И тогда откуда-то сверху послышался крик:
— Мистер Скотт! Миссис Шелби! Миссис Роузен, вы целы? У вас там все в порядке?
Все собравшиеся невольно разом задрали головы. А в голове протрезвевшего Весельчака промелькнула абсурдная мысль: «Неужели эта дикая молитва Скотта подействовала на небеса, и вот теперь ему ответили?!»
Но это оказался лишь Эйкр, взывавший к пассажирам из двери, ведущей на кухню и в другие служебные помещения. Правда, теперь эта дверь оказалась для бывших посетителей обеденного зала на уровне второго этажа. Похоже было на то, что Эйкр лежит на полу, а рядом с ним стоит на коленях его напарник Питерс.
— Эйкр! — закричал Роузен. — Что вы там, наверху, делаете? Объясните нам, что тут вообще происходит!
— Корабль перевернулся, сэр. Вверх тормашками, так сказать.
— Но ведь, помнится, вы сами говорили, что это невозможно!
Смысл слов стюарда еще не дошел до всех присутствующих.
— Как это «вверх тормашками»? Что вы имеете в виду? Как это произошло? — один за другим слетали вопросы с языка Шелби.
— Точнее будет сказать, сэр, кверху дном. Что касается причин, то они мне не известны. Видимо, что-то да заставило наше судно перевернуться.
В голосе Эйкра слышалась боль, и это встревожило Джейн Шелби.
— А с вами все в порядке, Эйкр? — поинтересовалась она.
— Я сломал ногу, мэм.
— Ой, бедный! — воскликнула Джейн. — Кто-нибудь там вам может помочь?
— Надеюсь, кто-нибудь очень скоро мною займется, мэм.
— А как вы, Питерс? — осведомился Скотт.
— Все в норме, сэр, — отозвался второй стюард и тут же заволновался: — А что случилось с Киреносом? Где он?
— Он погиб, — сообщил Рого. — Он сказал, что ему нужно срочно спуститься в машинное отделение, бросился вон туда и утонул. — С этими словами Рого кивнул в сторону центральной лестницы.
Словно в подтверждение его слов из центра огромной лужи-впадины, как из гейзера, снова вырвался огромный зловонный пузырь. Он лопнул на поверхности, и перед испуганными пассажирами промелькнули чьи-то конечности. Вскоре лужа опять успокоилась, будто ничего страшного и не происходило в ее глубинах. Однако все успели отметить, что за несколько минут она значительно разлилась и поднялась фута на два, постепенно отвоевывая у зала все новую территорию.
Эйкр печально покачал головой:
— Машинное отделение теперь не внизу. Оно уже наверху. Жаль, что Киренос так и не успел этого понять.
Скотт подошел к Шелби, как к старшему из присутствующих, и, положив ему ладонь на плечо, попросил:
— Не давайте никому разбредаться, Дик. Постарайтесь сделать так, чтобы все оставались на своих местах, а я пока отойду на минуту. Мне нужно проверить остальных выживших. Может быть, я смогу оказаться им полезен.
И пошел прочь, ногами разбрасывая осколки посуды, жалобно звеневшие ему в ответ, словно рождественские колокольчики на праздничных санях.

Неустрашимые искатели приключений


Потолок обеденного зала главной столовой на пароходе «Посейдон» был составлен из стеклянных квадратиков с узором «мороз», окантованных стальными и медными рамками. Лампочки находились как раз за этими квадратиками. Теперь, когда потолок превратился в пол, он напоминал поле сражения, на котором тут и там валялись неподвижные тела пассажиров. Одни уже умерли из-за переломов шеи или позвоночника, другие потеряли сознание из-за сотрясения мозга. Некоторые, постепенно приходя в себя, начинали шевелиться, постанывая от боли. Лишь несколько человек, которые, как и обедавшие у кормы, оказались близко к левому борту, остались почти невредимы и сейчас уверенно держались на ногах.
Судовой врач, доктор Каравелло, в свалке потерявший свои очки с толстыми линзами, ничего не видел уже в двух футах от своего лица. Несмотря на это, он без промедления, полагаясь на одну интуицию, начал действовать, хотя толку от него было немного. Доктор выискивал пострадавших, ощупывал их, обнаруживал увечья и пытался оказать хотя бы первую помощь. Сейчас он держал в руке салфетку, которой останавливал кровотечение из разбитой брови одного из пассажиров. При этом доктор без конца звал к себе своего помощника, выкрикивая:
— Марко! Марко! Куда же ты запропастился, черт тебя побери?! Неужели ты не видишь, что мне срочно нужна твоя помощь?
Возле Каравелло возникла чья-то высокая фигура.
— Это ты, Марко? — тут же осведомился доктор. — У меня кончился перевязочный материал.
— Нет, Марко здесь нет, — с сожалением признался Скотт. — Но я могу сделать все, что вы попросите. — И он принялся разрывать салфетки, превращая их в бинты. — Чем еще я могу быть вам полезен? У вас, наверное, очень много работы?
— Я почти ничего не вижу без своих очков, — вздохнул доктор. — Так что мне приходится обо всем догадываться. Но если корабль действительно перевернулся, мы все можем утонуть в любую минуту.
— Если Господь в курсе событий и мы сами не поведем себя, как последние трусы, Он поможет нам выпутаться.
— Но я ничего не вижу без очков! — второй раз пожаловался доктор Каравелло и принялся шарить среди осколков посуды и мусора.
— Вот они, — Скотт протянул доктору его очки.
Четвертый судовой механик, югослав, совсем еще юноша, только что окончивший мореходное училище, поднялся на ноги, отряхнулся, помотал головой, чтобы прийти в себя, и, как заведенный, начал повторять, выговаривая слова с сильным акцентом:
— Пожалуйста, не волнуйтесь. Все будет хорошо. Пожалуйста, не волнуйтесь.
Из пяти стюардов, обслуживавших в тот вечер столики обеденного зала, один погиб, двое были без сознания, а еще двое, потрясенные случившимся, как роботы, перемещались по стеклянному потолку, ставшему полом. Они подбирали с него салфетки и куски разбитой посуды, одновременно ногами разгребая мусор, чтобы проделать что-то вроде дорожек, по которым могли бы передвигаться пассажиры.
Примерно два десятка пассажиров, чудом переживших катастрофу без единой царапины, жались маленькими группами друг к другу: греки, французы, бельгийцы, семейство немцев с фамилией Аугенблик и пожилая супружеская пара американцев, которым уже перевалило за семьдесят.
Неожиданно одна из женщин пронзительно закричала, да так звонко и заразительно, что вслед за ней принялись жалобно плакать и все дети немецкого семейства. Затем крик женщины так же внезапно прекратился, будто кто-то хорошенько стукнул ее по голове. Однако ребятишки с фамилией Аугенблик продолжали поскуливать.
Один из двух судовых экономов-британцев лежал без сознания. Пока доктор и Скотт осматривали его, второй эконом попытался успокоить пассажиров.
— Вы не должны паниковать. Прошу вас, соблюдайте спокойствие. Сейчас вам ничто не угрожает. К вам очень скоро обязательно придут члены команды и выведут в безопасное место. Прошу вас, пока что оставайтесь на своих местах.
Вид его формы, вера в его решительный голос и надежда на то, что все сказанное им исполнится, подействовали на пассажиров. В это время к доктору присоединились двое стюардов и принялись помогать раненым.
— Этот парень не знает, о чем говорит, — недовольно пробурчал Каравелло, обращаясь к Скотту. — Никто за нами сюда не придет. Через пару минут корабль потонет. И самое главное — мы ничем не можем этому воспрепятствовать.
— Перестаньте ныть, — резко одернул врача Скотт. — Лучше займитесь своим делом, а я займусь своим. — И отправился искать живых и нуждающихся в помощи среди лежавших на полу пассажиров. Обнаружив такого, он звал к нему стюардов, а сам отправлялся дальше. Покончив с ранеными, он перешел к оставшимся в целости счастливчикам.
— Каждый из вас, кто не ранен и способен передвигаться, должен попытаться выбраться отсюда.
Если вы согласитесь идти со мной и слушать меня, я постараюсь вам помочь, — сказал он им и оглядел всех своим решительным взглядом.
— Нет-нет, — заговорил после недолгого молчания немец Аугенблик, — лучше оставаться на месте, как нам велел член команды. Мы же не знаем, куда нужно перебираться. За нами обязательно придут и выведут нас. — Он неуверенно оглянулся на товарищей, и те согласно закивали.
Неожиданно Скотт почувствовал, как его начинает трясти от злости:
— Неужели придут? В самом деле, да? А если нет?!
— Произошел несчастный случай, — упорствовал Аугенблик, — и нам лучше подождать здесь, пока разберутся те, кто в этом хоть что-то понимает.
Скотт отвернулся.
— Папочка, что же нам теперь делать? — плаксиво спросил Робин Шелби.
— Да-да, — подхватил Весельчак. — Вот и мне интересно узнать, что же со всеми нами будет?
Шелби, издалека наблюдавший за удаляющимся Скоттом, вдруг почувствовал себя брошенным. Ему захотелось, чтобы священник поскорей вернулся.
— Не знаю, — пожал плечами он. — Надо подождать Скотта. Тогда все станет ясно. Он сейчас проверяет, не осталось ли в живых еще кого-нибудь, а потом снова присоединится к нам.
Джейн Шелби хотела было что-то сказать, но передумала. Ей бы хотелось, чтобы муж начал действовать самостоятельно, не дожидаясь священника.
Сверху донесся голос Питерса:
— Лучше поднимайтесь сюда, к нам, мистер Роузен. Здесь намного безопасней.
— Вы, кажется, шутить изволите?
Дверь, в которую высовывались головы обоих стюардов и виднелось еще чье-то любопытное лицо, находилась на высоте в десять футов от стеклянного пола-потолка. Последний пролет центральной лестницы, ведущей с палубы «С» вниз, в обеденный зал, теперь уходил куда-то наверх. При этом перила лестницы были слишком далеко от двери, а ступеньки, разумеется, как и все остальное на корабле, оказались перевернутыми.
— Да и зачем все это?
— Мы находимся выше ватерлинии, — резонно заметил Питерс.
— Это уж точно, — проворчал Рого.
Джейн Шелби подошла поближе:
— Эйкр, — окликнула она, — как вы себя чувствуете? Как ваша нога?
— Ничего страшного, мэм, благодарю вас за беспокойство. Можно сказать, что я еще счастливо отделался.
— Мы уже о нем позаботились, — заверил Питерс.
— Врач здесь, у нас, — добавил Рого. — Может быть, позвать его?
— Не стоит, сэр, — отозвался Эйкр. — Зачем его беспокоить понапрасну? У него и без меня работы хватает. Смотрите, сколько вокруг раненых!
Сьюзен, Джейн, мисс Кинсэйл и чета Роузен прекрасно понимали, насколько положение Эйкра хуже их собственного. Почти за тридцать дней круиза путешественники передружились не только между собой, но и со стюардами, обслуживающими их столики во время завтрака, обеда и ужина. Эти скромные труженики безукоризненно справлялись со своими обязанностями, помнили любимые блюда каждого пассажира, шутили с ними и искренне о них заботились. Одни пассажиры любили играть в бридж, другие проводили время в баре или курительной, третьи — в шезлонгах на палубе, мирно беседуя о жизни, но в обеденном зале все они подчинялись Питерсу и Эйкру. Шелби даже как-то заметил, что их маленькое сообщество представляет собой клуб, где руководят Питерс и Эйкр.
Издалека послышался хруст стекла. Это Скотт возвращался к своим товарищам. Приблизившись к ним, он ослабил узел галстука и расстегнул пуговицу на воротнике. Все притихли и внимательно следили за движениями священника.
Мартин напрягся и замер, надеясь услышать ободряющие новости. Мюллер подумал: «Кажется, этот американец что-то задумал». Джейн Шелби сказала себе: «И снова этот странный взгляд!..»
Действительно, Скотт уже не казался таким беспечным и дружелюбным, как раньше. Он был сосредоточен, решителен, даже агрессивен.
— Все, больше я им ничем помочь не в состоянии, — заявил он, кивая в сторону; никто так и не понял, имел ли он в виду погибших или раненых. — Теперь там трудится доктор. Впрочем, и от него уже толку мало. Итак, наш пароход опрокинулся. Теперь он лежит на море вверх дном, и все будет зависеть только от нас: сумеем ли мы выбраться из этой западни или нет.
— А как же тот судовой эконом? Он же обещал привести подмогу.
— Он сам ничего не понял, — ответил Скотт. — Он еще совсем мальчишка, только и делает, что твердит, будто все у нас хорошо.
— Что ж, это успокаивает, — заметил Весельчак.
— А как же остальные члены команды? Им что-нибудь известно?
— Трудно сказать, — неопределенно ответил Скотт. — Я таких не встретил.
— Может быть, они уже послали сигнал «СОС»? Они ведь обязаны это сделать, верно? — с надеждой в голосе поинтересовался Рого.
— Нет, не послали, — уверенно произнес Скотт, оставив Рого самому догадываться о причинах бездействия команды.
— Что вы хотите этим сказать? — заволновался сыщик. — Почему не послали? Так ведь всегда поступают в случае… — Он запнулся, не закончив фразу и оглядывая пассажиров одного за другим. Детектив казался одновременно и сердитым, и смущенным.
«Боже мой! — пронеслось в голове Мюллера. — Если мы плаваем вверх дном, значит, вся команда погибла. И капитан, и все его помощники, и матросы. Но, возможно, кто-то все-таки остался в живых? И, кстати, если корабль перевернулся вверх дном, почему он до сих пор плавает на поверхности?»
Тут заговорил мальчик Робин:
— Может быть, они не успели отослать сообщение о местоположении нашего судна. — Лампочки у него под ногами освещали его лицо, такое похожее на лицо его отца, Шелби-старшего. Те же серые глаза, тот же волевой подбородок. Правда, форму рта он все же унаследовал от матери. — Они пересылают его в компьютерный центр каждые четыре часа. Но если это сообщение не было отправлено вовремя…
— А почему это могло произойти, Робин? — заинтересовался его отец.
— А вот почему, — охотно принялся объяснять мальчик. — Они не всегда успевали вовремя отсылать эти сообщения. К тому же мне всегда было разрешено смотреть за их работой. Я изучаю азбуку Морзе. Каждый астронавт обязан знать ее. И вот как-то раз нужно было переслать одно очень длинное сообщение одного пассажира его… — он нервно хихикнул, — ну, в общем, подружке. Оператор сам долго хохотал. И он далее опоздал с сообщением о нашем местоположении на целых пять минут. Может быть, сегодня вечером тоже произошла какая-нибудь такая ерунда?
— Ну и что с того? — Роузен непонимающе пожал плечами. — Нам-то какая разница?
— Большая, — ухватил суть дела Весельчак. Как только он протрезвел, то начал соображать на удивление быстро. Мозг его больше не был затуманен алкоголем, и теперь Бейтс проявлял чудеса логического мышления. — Неужели не понятно? Если бы они успели переслать свое сообщение ровно в девять, то о нас бы не вспомнили ближайшие четыре часа. Но если им пришлось заниматься чьими-то любовными признаниями, а может быть, каким-нибудь срочным делом, например, покупкой или продажей акций, тогда… Короче говоря, если сообщение о нашем местоположении они так и не отправили, то очень скоро его отсутствие будет замечено, и кое-кто начнет задавать вопросы. Где мы? Что с нами произошло? Почему мы не отвечаем ни на какие запросы с берега?
— Ну, если команда погибла, мы об этом уже, скорее всего, никогда не узнаем, — вздохнул Мюллер. — А эти четыре часа для нас могут значить очень многое.
Он замолчал, но все поняли, что он хотел сказать. Пассажиры смущенно переглядывались.
Однако Скотт не позволил сомнениям захватить умы его товарищей. Внимательно осмотрев их всех, он решительно заявил:
— Вот именно! Поэтому нам нельзя терять ни минуты. Нужно действовать.
— Действовать? — удивился Роузен. — Но каким образом?
Скотт поднял голову, кивком указывая куда-то наверх:
— Нужно попасть вон туда. Наверх.
Вся компания автоматически вскинула головы туда, где с потолка свисала бахрома скатертей, накрытых на столики. Теперь все на корабле было неподвижно, и бахрома даже не шевелилась.
— Вы, наверное, хотели сказать в образном смысле, Фрэнк, да? Что вы имеете в виду? — нахмурился Мюллер. — В каком смысле «наверх»?
Рого недовольно поджал тонкие губы. Опять этот выскочка-хлюпик со своими дурацкими догадками!
— Да в самом прямом, конечно же! — возмутился Скотт. — Мы все должны попасть наверх, то есть пробраться к днищу парохода, туда, где располагается киль. К обшивке корабля, одним словом.
Роузен встряхнул головой:
— Подождите-ка, я тоже ничего не понял. Как это — вверх и ко днищу одновременно? И причем тут обшивка?
— А мне все ясно, — радостно воскликнул сообразительный Робин. — Это как в подводных лодках, да? Когда происходит авария, они начинают стучать по корпусу, и тогда те, кто их ищет, понимают, что внутри есть живые люди, и спасают пленников.
Весельчак просиял, услышав такое замечательное объяснение:
— Умница, ты попал в самую точку! Но есть ли у нас на это время? Мы же не знаем, сколько еще наше судно будет оставаться на плаву, верно ведь?
— Ну, и какая нам разница? — почти безразлично произнес Скотт и небрежно пожал плечами.
В эту минуту нервы Линды Рого не выдержали, и она принялась орать на мужа:
— Ах ты, скотина! Подонок! Значит, мы можем утонуть в любую секунду? Как ты посмел затащить меня на корабль, который может утонуть?! — И она обрушила на своего мужа отборнейшую ругань, которую с легкостью извергали ее милые пухлые губки.
Рого словно сжался и попытался урезонить разошедшуюся супругу:
— Ну, не надо так, дорогая! Зачем ты произносишь такие слова в компании всех этих чудесных людей?
Линда тут же высказалась, куда должны отправиться «все эти чудесные люди», с указанием точных адресов, и чем именно она посоветовала бы им там заняться.
— Ну, хватит, малышка моя! Никто же и предположить не мог, что такое случится! Наверное, мы налетели на подводный риф или еще что-нибудь в том же духе… — Он повернулся к товарищам: — Вы уж простите ее, она вся издергалась. Честно говоря, она действительно не хотела отправляться в это путешествие. Правда же, малышка моя?
— Интересно, сколько времени корабль может оставаться на плаву в таком положении? — задумчиво произнес Мюллер, ни к кому не обращаясь. — Час? Два? Двенадцать часов?
— Или пять минут, — грустно вставил Мэнни Роузен.
Но Мюллер пропустил мрачное замечание и продолжал как ни в чем не бывало:
— Может быть, у нас и в самом деле все получится? И хватит на это времени? Но как мы выберемся отсюда? Мы даже не сможем подняться туда, где сейчас Питерс и Эйкр. Сколько же палуб нам придется одолеть? Пять? Шесть? Нет, ничего не выйдет.
— Самое главное — постараться проникнуть туда. Нужно действовать, — подчеркнул Скотт по прозвищу «Юркий».
— Чушь собачья! — презрительно фыркнула Линда Рого.
Ее муж снова попытался вразумить супругу:
— Ну, не будь же ты такой упрямой, дорогуша! Пусть этот молодец попробует что-нибудь предпринять. Он, наверное, не понимает, что мы даже с этого этажа не сумеем никуда выбраться. Что же будет с нашими женщинами? — Он окинул быстрым взглядом Белль Роузен. — Мне кажется, что о нашем крушении уже стало известно. И если мы будем держаться вместе, то в конце концов кто-нибудь обязательно придет нам на помощь.
Скотт гневно сверкнул глазами, глядя на Рого:
— Мне кажется, вы вели себя совершенно по-другому, когда бросались выручать двоих тюремных надзирателей, взятых бунтовщиками в заложники в Вестчестер-Плэйнз.
Лицо Рого осталось невозмутимым:
— Возможно. Но тогда я знал, куда направляюсь и что я должен там сделать. Вам же ничего не известно.
Мюллер с интересом наблюдал за словесной схваткой двух мужчин и теперь ждал достойного ответа от Скотта. Хьюби прекрасно знал, как недолюбливает Рого священника. Однако, как ни странно, Фрэнк не стал возмущаться. Он лишь внимательно посмотрел на Рого и произнес:
— А, может, вы и правы.
— Но что именно вы предлагаете нам сделать, Фрэнк? — вступил в разговор Мэнни Роузен.
— Во-первых, вести себя так, как подобает людям, а не стаду баранов, — сухо ответил Скотт.
— А дальше?
Мюллер вдруг вспомнил ту странную молитву, обращенную Скоттом к Богу. И подумал, что, может быть, Скотт вознамерился войти с Господом в некую сделку. Интересно, неужели сейчас он тоже начнет разглагольствовать и пудрить всем мозги своей теологической путаницей?
Но вместо этого Скотт, помолчав, спросил, обращаясь ко всем разом:
— Кто-нибудь из вас когда-нибудь посещал курсы выживания в экстремальных ситуациях?
— Вы имеете в виду, где обучают астронавтов и все такое прочее? — тут же вмешался Робин. — Ну, там помещают людей в такие условия, где нет ни еды, ни питья, и помощи со стороны ждать не приходится, да? А потом их учат, как нужно себя вести и что делать в таких случаях.
— Совершенно верно, Робин.
Остальные лишь отрицательно покачали головами.
— Я посещал такие курсы, — продолжал Скотт. — Вы знаете, по какой причине умирает большинство людей, оказавшихся в экстремальных ситуациях, вроде, скажем, кораблекрушения?
— Они начинают паниковать, — высказал свое предположение Мюллер.
— Ничего подобного. Самая страшная беда — это апатия. Полное бездействие. Человек перестает бороться и поднимает руки, отдаваясь на волю судьбы. Так утверждает статистика. А если люди находят себе занятие, что-то изобретают, выдумывают, пробуют, то они поддерживают в себе жизненные силы и, как правило, выходят победителями.
Он подождал, пока его слова дойдут до собравшихся, и продолжил:
— Если мы будем бездействовать в ожидании какой-то призрачной помощи, то неизвестно, дождемся ли мы ее вообще или нет. И мы совершенно не знаем, сколько еще времени наше судно сможет вот так продержаться на плаву кверху дном. Но вот мы все собрались тут, живые и разумные люди. Нам Господь даровал жизнь, в то время как другие погибли. Так вот, я предлагаю теперь сделать все возможное, чтобы помочь самим себе и спастись.
Все молчали.
— Если помните, то животные в любом случае стараются выбраться из силков и капканов. Иногда для этого им даже приходится отгрызать себе лапу, но они идут даже на это, чтобы спастись.
— Честно говоря, Фрэнк, я до сих пор не могу понять, что вы от нас хотите, — признался Роузен. — Что мы, по-вашему, должны делать?
— Взбираться наверх, — просто объяснил Скотт. — Вверх и только вверх.
— А если во время нашего героического подъема корабль все же затонет? — поинтересовался Роузен.
В голову Мюллеру пришла интересная мысль, и он сам себе удивился: «Боже мой, а ведь этот тип прав! По крайней мере, гибель застанет нас не растерянными и смущенными. Мы сохраним присутствие духа. А это немаловажно!»
Скотт ответил несколько по-другому:
— Во всяком случае, мы попытаемся спастись. Правда, я почему-то не верю в то, что корабль потонет вот так неожиданно.
— А вы не слишком ли оптимистично настроены, ста… — начал было Весельчак, но вовремя осекся. К священнику еще никто не обращался с панибратским «старина». — Почему вы так уверены?
— Потому что я беседовал с Господом, — просто объяснил Скотт, — и кое о чем договорился. А мое обещание относительно всех нас не могло остаться без внимания.
Утверждение прозвучало двусмысленно и даже смехотворно, но было в голосе Скотта нечто завораживающее. Даже Мюллер, настоящий агностик, испытал к нему что-то вроде того непостижимого влечения, которое вызывают шаманы или знахари.
— Робин меня хорошо понял, — тем временем продолжал посвящать всех в свои планы Скотт. — Если мы останемся на плаву до утра, нас, скорее всего, заметят с воздуха. Нас ведь обязательно будут искать: и флот, и авиация. Но спасти нас можно будет одним-единственным путем — если прорезать корпус корабля и вытаскивать всех уцелевших по одиночке. И если к тому времени, как подоспеет помощь, мы уже подберемся к обшивке корабля, наши шансы уцелеть значительно возрастут.
— Однако, — заметил Скотт, — многое будет зависеть от вас самих. Только вы можете принять решение, стоит ли идти навстречу спасению или же лучше оставаться здесь и ждать в обеденном зале помощи извне.
Мюллера потрясла речь Скотта. Теперь уже и другим казалось, что священник прав, так о чем тут еще спорить, что обсуждать? Правда, о плавучести судна в положении «вверх дном» никто ничего не знал толком. Сколько времени оно еще продержится? Сколько воздуха осталось в трюме? Но люди вели себя так, словно не хотели верить в собственную смерть. Пока все рушилось вокруг, отовсюду доносились мольбы о помощи, вопли и стенания. Но лишь только все немного успокоилось, и люди уже начали обдумывать пути к спасению. Может быть, сыграло свою роль и доверие, которое умел вызывать к себе Скотт. К тому же многие считали, что, перевернувшись и став похожим на огромную морскую черепаху, «Посейдон» стал устойчивее. Правда, сам Мюллер сознавал и то, что это больше походило на иллюзию, которая могла развеяться в любую минуту.
— А что же будет со всеми остальными? — поинтересовался Шелби, взглянув туда, где лежали раненые и погибшие. Кое-кто из потерявших сознание начинал понемногу шевелиться и приходить в себя.
— Мертвые не в счет, — спокойно произнес Скотт, и Джейн Шелби даже вздрогнула от неожиданности. Слишком уж циничными показались ей слова священника. Впрочем, немного пораздумав, она справедливо решила, что погибшим и в самом деле уже ничем не помочь.
— Здесь, в обеденном зале, при падении погибло семь человек. Кроме того, серьезно раненые люди тоже не сумеют добраться до обшивки корабля. Мы не можем обременять себя калеками. Пока что наш старенький доктор делает все возможное, чтобы облегчить их страдания.
«Но это очень жестоко и эгоистично, — подумала Джейн, — бросить их всех здесь, а самим уйти. — Правда, здравый смысл тут же подсказал ей другое: — А что ты сама предлагаешь сделать для людей, которые, к сожалению, не в состоянии передвигаться?» Таким образом, слово «эгоизм» легко менялось на «самосохранение». Да, Скотт снова оказался прав, а она нет. И Джейн это очень не понравилось.
— Вот это да! — фыркнул Роузен. — Как можно рассчитывать на помощь старикана, который почти ничего не видит? Ну какая от него польза?
— А как, по-вашему, можно было рассчитывать на капитана, который допустил весь этот кошмар? — печально усмехнулся Весельчак.
— Так что будет с остальными? — упрямо повторил вопрос Шелби и тут же добавил: — Я имею в виду тех, которые отделались ушибами и царапинами, — пояснил он.
Скотт кивнул, показывая, что понял.
— Я разговаривал с ними, — сказал он. — Тот молоденький эконом велел им оставаться на месте и пообещал призрачную помощь неизвестно от кого. Но он был в форме члена команды, а потому они безоговорочно поверили ему.
— Значит, остается только наша группа, — подытожил Шелби.
Лампочки в полу начали медленно меркнуть, затем опять вспыхнули с новой силой.
— Кстати, вот еще что меня интересует! — воскликнул Весельчак. — Сколько времени еще у нас здесь будет светло? Мне кажется, включилось аварийное освещение.
— Да, я успел узнать об этом кое-что от четвертого механика, — подтвердил Скотт. — Правда, этот парнишка сам мало что знает. Он сказал мне, что свет еще продержится час или два. Плюс-минус несколько минут.
— Боже мой! — возмущенно вскрикнул Рого. — И за такое обслуживание мы платили столько денег! Но откуда ему известны такие подробности?
Линда закрыла глаза, как капризный ребенок, и сжала ладони в кулачки.
— Я не хочу умирать! — истошным голосом завопила она. — Мы все очень скоро умрем, а вы продолжаете свои глупые разговоры! О, Пресвятая дева Мария! Спаси нас, пресвятая Богородица!
Скотт не обратил на нее никакого внимания, а ответил ее супругу:
— Да он ничего и не знает. Тут вы совершенно правы. Он познакомился с такой громадиной, как «Посейдон», впервые, когда заступил на суточное дежурство. Это ведь его первое плавание. Если бы я был уверен в том, что ему что-то известно об этом судне, я ни за что не отпустил бы его просто так. Я бы обязательно заставил его прийти сюда и провести нас наверх. Но хватит об этом. Надеюсь, вы все понимаете, что чем раньше мы начнем что-то делать, тем больше у нас шансов на спасение.
Неожиданно заговорил Мартин. Он был таким маленьким и незаметным, даже в выходном вечернем смокинге, что его голос немало удивил всех.
— Не знаю, какие у вас дома дела, дорогие мои, но мне надо быть на работе до десятого. Мы ставим новую линию. Ну, для детей и подростков, вы же понимаете. У нас в Ивэнстоне полным-полно молодых людей, которые тоже хотят носить галстуки и рубашки по последней моде. — Он задумался на секунду и зачем-то добавил: — А дома у меня жена-инвалид. Артрит. — Он посмотрел на окружающих и пояснил: — Но она очень хотела, чтобы я отправился в этот круиз. Достойная женщина, моя Элен.
— Так вы пойдете с нами? — поинтересовался Скотт.
— Скорее всего.
— А вы, Дик? — повернулся Скотт к Шелби.
Ричард Шелби молчал, словно не зная, как ответить священнику. Ведь он не советовался со своей семьей, а теперь должен был принять решение за всех них.
— Да, если только вы подтвердите, что у нас остается шанс выжить, — наконец, проговорил он.
— Даже если не остается никаких шансов, мы все равно согласны, — поддержала супруга Джейн Шелби. Ей очень хотелось, чтобы ее муж не проявлял слабость. Он был старшим в их небольшой группе, а потому и сам мог бы взять в свои руки организацию спасения. Да, к сожалению, он оставался таким, каким Джейн знала его всю жизнь. Он был отличным семьянином, прекрасным мужем и отцом, но, увы, он не был лидером.
Казалось, Скотт прекрасно понимал чувства Джейн Шелби, а потому сразу перенес внимание остальных на детей Шелби:
— Значит, договорились? Сьюзен, ты тоже с нами? А ты, Робин?
— Разумеется! — бодро воскликнул мальчик. — Я уверен, что в компьютерном центре, том самом, что находится в Вашингтоне, уже все знают о нашей беде. Нужно обязательно идти вверх, мам.
Слова сына взбодрили миссис Шелби. Да, ее мальчик подавал большие надежды.
Скотт тем временем продолжал опрос:
— Мистер Бейтс?
— Стоит попробовать, — кивнул Весельчак. — Мне как-то не хочется тонуть здесь, как крыса, попавшая в ловушку.
— А вы что скажете, мисс Рейд?
За нее ответил Весельчак:
— Ну, она, разумеется, пойдет вместе со мной. Правда ведь, Пэм?
Англичанка кивнула:
— Если ты этого хочешь, Тони.
— А вы, мисс Кинсэйл?
Услышав свое имя, старая дева вздрогнула, словно священник прервал ее сладкие воспоминания, опуская бедняжку вновь на грешную землю.
— Конечно, доктор Скотт, — скромно улыбнулась она.
— Мистер и миссис Рого?
Маленькие глазки сыщика беспокойно забегали. Он смотрел то на священника, то на остальных членов небольшой группы. Он привык сам командовать в экстремальных ситуациях, но нынешнюю, по-видимому, следовало назвать исключением. Здесь не было видимого врага, не с кем было сражаться, некого усмирять и подавлять. Правда, одна мысль о том, что придется повиноваться священнику и беспечному спортсмену, выводила Рого из себя. Но, с другой стороны, умирать ему тоже не хотелось. Он вспомнил кредо Бродвея: «Всегда старайся уравнивать шансы, если это только возможно», и заявил:
— Я согласен, если, конечно, вы уверены в том, что путь к спасению реален, а не придумываете все это из головы прямо на ходу.
Линда повернулась к мужу и закричала:
— А я никуда не пойду! Мне и так страшно! И мне кажется, что он блефует. — Лицо ее опухло и раскраснелось. — И ты тоже никуда не пойдешь! Я запрещаю!
— Ну что ты, крошка, не надо горячиться, — снова принялся успокаивать ее Рого.
Но Линда снова вылила на несчастного Рого поток грязных ругательств. А тот лишь покорно стоял рядом, потупив глаза, и повторял одно и то же:
— Не надо, милая, ну не надо так…
Однако Линда не переставала сквернословить. При этом использовала такие изощренные выражения, что окружающие просто замерли в изумлении на своих местах. Впрочем, то, что случилось потом, поразило их еще больше.
Рого вдруг повернулся и тыльной стороной ладони врезал со всей силы любимой по лицу, женщина покачнулась и чуть не упала. Однако ловкий сыщик тут же поддержал ее, и Линда уже в следующую секунду стояла прямо как ни в чем не бывало.
Но едва пришла в себя, как сначала взвыла, а потом принялась стонать от боли. Из носа у нее потекла струйка крови.
Рого нежно обнял ее:
— Ну, милая моя, посмотри, что ты наделала! Я же не хотел, а вот ты вынудила меня ударить тебя в твой очаровательный носик, куколка моя! — Он вынул из кармана смокинга белоснежный шелковый платок и поднес его к лицу жены. — Дорогуша, ты же знаешь, как я не люблю бить тебя. Ну, успокойся, девочка моя. Вот так, вот так… — И звук рыданий уменьшился до негромких всхлипываний.
Джейн Шелби и Дик поняли, что такие сцены, очевидно, не были исключением в отношениях четы Рого. Видимо, она нередко доставала мужа так, что он больше не выдерживал и проявлял себя таким, каковым был на самом деле. А внезапные вспышки ярости совсем не были чужды ему.
Что касается Весельчака, то у него чуть глаза не вылезли из орбит от ужаса. Нет, никогда он не поймет этих американцев. Да он и не стремился к этому. А вот Мэнни Роузен и ухом не повел. Он знал Рого и видел, как тому приходилось действовать хотя бы в том же гастрономическом магазине деликатесов. Однажды Рого вырубил трех налетчиков, которые вздумали померяться с ним силой.
— Она тоже пойдет, — авторитетно заявил Рого, обращаясь к Скотту.
— А вы, мистер Мюллер?
— Я считаю, что это неплохая идея, — ответил Хьюби. Ему не нравилось в обеденном зале, и он был готов отправиться куда угодно.
— Что скажете вы, мистер и миссис Роузен? — спросил Скотт.
Белль Роузен повернулась к мужу:
— Я ничего не понимаю. Что он от нас хочет? Что мы должны делать?
— Я сам пока толком не разобрался, — отвечал тот. — Он считает, что нужно взбираться наверх. Одним словом, надо попасть в ту часть корабля, которая сейчас выше других. И при этом он готов показать нам путь.
— Мэнни, ну подумай сам. Женщина моей комплекции не может карабкаться вверх. У меня не та фигура, у меня ничего не получится. Ты иди один. А я останусь здесь и буду вас ждать.
— Мамочка, да ты с ума сошла! Как это: уйти и оставить тебя одну, что ли? Нет, ты должна хотя бы попытаться самостоятельно выбраться отсюда. Все равно другого выхода у нас не остается. Надеюсь, ты не хочешь дожидаться здесь, пока корабль погрузится в воду, чтобы утонуть вместе с ним?
— Ну, а какая разница, в каком месте корабля тонуть, если это все равно неизбежно произойдет рано или поздно?
Коренастый пузатый мужчина вдруг задумался, сраженный логикой супруги. Он до сих пор не мог полностью прийти в себя после катастрофы. Скотт подошел к миссис Роузен и взял ее пухлую маленькую ладонь в свои большие руки.
— Мы все будем помогать вам, миссис Роузен, — произнес священник как можно убедительнее. — Возможно, подъем получится не таким уж трудным, как вам это кажется.
Она взглянула ему в лицо. Он сам и все то, с чем он был связан и что здесь представлял, казалось для нее чужим и непонятным. Словно этот человек явился к ней с какой-то далекой и неведомой планеты. Однако было в этом лице нечто такое, что сумело разжечь огонек храбрости в сердце миссис Роузен, и она решительно высказалась:
— Я пойду с вами.
Правда, уже в следующую секунду Белль добавила:
— Но помните, что я старая и очень полная женщина. Я же буду вам постоянно мешать и только задержу вас.
— Ничего подобного, — улыбнулся Скотт. — Главное, чтобы вы сами пожелали добраться наверх, к спасению. Значит, решено.
В этот момент девушка Весельчака испуганно вскрикнула:
— Ой!
Затем она повернулась к собравшимся и твердо проговорила:
— Простите меня, но я ни в коем случае не смогу присоединиться к вам. Я никуда не пойду.
Эта новость озадачила всех. Впрочем, о Памеле никто из них толком ничего не знал, если не считать злых сплетен, которые ходили о ней на судне. И все же подобное заявление стало для всех полной неожиданностью.
— Из-за матери, разумеется, — тут же пояснила девушка. — Я не могу никуда отправиться без моей мамочки. Она сейчас, наверное, отдыхает в своей каюте. Мне нужно обязательно… — Тут она запнулась. Памела в страхе взглянула сначала на темный потолок, потом на масляную поверхность воды, затопившей центральную лестницу. — Тони! — в страхе закричала она. — Где она? Мы должны пойти к ней и разыскать ее! Куда идти? Как?
Весельчак впервые за долгое время ощутил полную беспомощность.
— Послушай, старушка, ты должна немедленно взять себя в руки. Понимаешь, дело в том, что… Боюсь, но… — Он с надеждой взглянул на Скотта, словно моля о помощи.
— Да не стой ты и не смотри так! — закричала девушка. — Почему ты не можешь сказать мне правду? Как мне добраться до нее?
Но она уже сама догадалась, что произошло с ее матерью, и уткнулась лицом в плечо Весельчака.
— Мне очень жаль, но вы, как мне кажется, уже и сами все поняли, — проговорил Скотт. — Все те, кто находился выше обеденного зала, оказались под водой. И никто из них не мог выжить.
Джеймс Мартин почувствовал, как к горлу подступает волна тошноты. Он едва успел отбежать от товарищей, упал на колени, и его опять мучительно тошнило. Впервые он вспомнил о миссис Льюис, которая предупредила его, что не выйдет к ужину.
— Боже мой! — вздохнул Весельчак. — Я бы сейчас не отказался от стаканчика чего-нибудь крепкого.
И тут Рого, опять неожиданно для всех, буквально взвился:
— Господи! — заорал он на Скотта. — Вы хотите сказать, что все, кроме нас, погибли? Но это же какое-то безумие! Вся эта чертовщина с переворачиванием вверх тормашками! Да вы сами, похоже, спятили! Да вы даже не знаете, как нам выйти из этой проклятой столовой!
— Вы ошибаетесь, — спокойно произнес преподобный доктор Фрэнк Скотт. — Как раз это я знаю.

Рождественская елка


— Посмотрите на нашу рождественскую елку! — воскликнул Скотт. — Сейчас мне понадобится ваша помощь. — И оглянулся на Питерса: — Мы хотим попасть к вам. Скажите, если мы закинем вам верхушку этого дерева, вы сможете ее удержать?
— Я и сам хотел предложить вам то же самое, сэр! — обрадовался Питерс. — С нами здесь палубный матрос и еще два младших повара. Если вы подтянете к нам верхушку елки, думаю, у нас все получится.
Все повернулись к необыкновенной елке, свисающей с потолка. Ее макушка находилась у ног Скотта, а ветви загораживали центральную лестницу.
— Что вы собираетесь делать? — заинтересовался Шелби.
— Использовать это дерево, чтобы попасть наверх, — пояснил Фрэнк. — А вы, ребята, готовьтесь. Работа предстоит нелегкая.
Мужчины принялись ослаблять узлы галстуков и расстегивать верхние пуговицы рубашек. Все, кроме Мартина. Он все еще стоял на коленях, и его по-прежнему рвало. Он представил себе, что где-то там, внизу, под зловонной смесью воды и нефти, лежала миссис Льюис. Он вспоминал ее пышную грудь и чудно пахнущие волосы, ароматом которых упивался все путешествие. И вот теперь она лежала мертвая в своей каюте, а возможно, и на койке, которую он еще недавно делил с ней.
— Сначала нужно развернуть ствол, — скомандовал Скотт, и шестеро мужчин с готовностью взялись за работу. Им помогали Сьюзен и Робин.
Джейн Шелби тоже заспешила к ним, но Ричард ее остановил, тихонько пробормотав:
— Побереги силы. Еще неизвестно, что ждет нас наверху. Если, конечно, мы туда доберемся.
Итак, общими усилиями елку удалось повернуть и приподнять тонкую часть ствола так, что ее макушка оказалась чуть ниже открытой двери, куда и стремились попасть путешественники.
Затем Скотт расположил свою команду по длине ствола. Сам священник, учитывая свой рост и силу мышц, встал посередине, за ним — Рого и Мюллер. Они должны были приподнимать ствол, а Роузен, Шелби и его дети — толкать макушку и направлять ее в руки Питерса и его помощников.
— Приготовились! — бодро воскликнул Скотт. — Я берусь первый, и вы взваливаете ее себе на плечи… Начали! — Он приподнял ствол толщиной около четырех дюймов в диаметре, закинул его себе на плечо и продолжал: — Вперед! Толкайте!
Верхушка елки начала подниматься, скользя по стене обеденного зала, у распахнутой двери ее уже ждал Питерс.
В дальнем углу зала стояла вторая группа выживших, молча наблюдавших за странным действом. Их словно лишило сил собственное бездействие, и они взирали на Скотта и его товарищей, как на сумасшедших.
— Я задыхаюсь! — пожаловался Роузен.
— Мэнни, осторожней! — испугалась за мужа Белль.
— Ребята, не унывать! — провозгласил Шелби, и сам удивился, как его нетренированные мышцы пятидесятилетнего мужчины могут справляться с такой работой.
Скотт обернулся на своих помощников и снова скомандовал:
— Поднимай! — и сам тут же вытянул руки со стволом вверх.
— Поймал! — выкрикнул Питерс, ухватив макушку елки.
— Молодец! — похвалил его Скотт. — Теперь тяни ее на себя, а мы будем подталкивать. — И работа пошла как по маслу. Те, кто находился наверху, затягивали дерево к себе, а команда внизу дружно помогала им.
— Хватит! Достаточно! — объявил Скотт, и мужчины, тяжело отдуваясь, вышли из-под пушистых ветвей. Только теперь Сьюзен обнаружила, что успела порвать на плече свое праздничное шифоновое платье.
Тонкую часть дерева крепко держали стюарды, палубный матрос и два повара. Елка зависла под углом в сорок пять градусов, и некоторое время мужчины внизу молча стояли, гордясь и любуясь своей работой.
В этот момент с пола поднялся Мартин и произнес:
— Простите, что не помогал вам. Мне было очень плохо. Но теперь я полностью к вашим услугам.
— Вы хотите, чтобы мы по этому дереву взобрались наверх? — удивленно спросила Белль, обращаясь к Скотту.
— Это не так сложно, как может показаться, — постарался успокоить ее священник. — Посмотрите, сколько здесь веток, за которые можно держаться. Впрочем, вы сами сейчас все увидите. — Он одним прыжком оказался на дереве, повисел на нем, как ловкая обезьяна, потряс его и так же легко спрыгнул вниз. — Здорово!
Дерево и в самом деле напоминало лестницу: можно было и наступать на его ветви и хвататься за них.
Скотт повернулся к Мартину:
— Вам уже лучше? Вы сможете залезть по ней?
— Да, — коротко ответил тот.
Мартин до сих пор никак не мог отделаться от тех страшных картин, которые рисовало ему воображение, когда он начинал вспоминать миссис Льюис. Зато теперь ему не придется встречаться с ней в Чикаго. А сколько раз обещал он ей эти ненадежные свидания. Но сейчас Мартина уже ничего не связывает с этой женщиной. Элен, разумеется, так ничего и не узнает. Значит, о Вильме нужно забыть. Раз и навсегда. Иначе он расплачется на глазах у всех.
— Тогда действуйте, — кивнул Скотт. — Когда доберетесь до Питерса, будете оттуда помогать нашим женщинам попасть в заветную дверь. Договорились?
Мартин ловко начал подниматься по елке, то и дело отмахиваясь от ветвей, лезших ему прямо в лицо, но на середине пути вдруг остановился.
— Не смотрите вниз! — подсказывал Скотт. — Залезайте дальше! Не задерживайтесь! У вас все идет хорошо!
Но Мартин и не думал смотреть вниз. Перед его мысленным взором снова возникла проклятая каюта миссис Льюис. Он опять представлял себе, как она должна выглядеть сейчас. Ну почему он не настоял на том, чтобы она вышла к ужину? Почему он сам не отправился за ней и не притащил ее силком?
Но уже через минуту Питерс втаскивал его в непривычно перевернутую дверь.
— Вот и отлично, сэр. Если так пойдет и дальше, скоро мы все будем там!
Скотт переводил взгляд с Линды Рого на Памелу Рейд и хмурился:
— Боюсь, что ваши длинные платья придется снять. Короткие сейчас сгодятся, но в длинных подолах вы можете запутаться. Да, и вот еще что. Дамы, снимите пока свои туфли. Мужчины, положите их себе в карманы: обувь нашим женщинам еще пригодится.
— Что он от меня хочет?! — возмутилась Линда.
— Он говорит про платье, — пояснил Рого. — Снимай его. Ты же не сможешь взобраться наверх в этой длиннющей оболочке для колбасы.
— А ты что еще задумал? — ощерилась Линда. — Чтобы я разделась? Перед этими вот?.. — И снова из ее милого ротика полился поток грязи.
— Ну, крошка моя, — запел было Рого свою песню, но она не желала слушать его.
Ее нос и губа распухли от его удара, а теперь красотку перекосило еще и от злости:
— Этот мерзавец просто хочет увидеть меня обнаженной. Знаю я таких типов! В воскресенье он читает проповеди, а потом всю неделю трахает своих же прихожанок во все дырки! Да я уже давно заметила, как он на меня смотрит! Он с самого начала решил меня оприходовать!
— Ну что ты, куколка моя, не надо так говорить. Ну, давай я сам помогу тебе с этой молнией, ладно?
— Убери от меня свои вонючие клешни! — завопила Линда и тут же расцарапала мужу руки в кровь.
Но Рого лишь печально покачал головой:
— Ну всегда она вот так напрашивается, — констатировал он, и одним молниеносным движением руки сорвал с жены ее белое шелковое платье. Линда только ресницами захлопала. На ней остались лишь бюстгальтер и трусики. А Рого уже «запел», как всегда: — Крошка моя, миленькая, ну вот, ты всегда заставляешь меня делать то, что мне совсем не нравится…
Линда расплакалась:
— Мне так стыдно… Ну что вы все на меня так пялитесь?
Оглядевшись и увидев, что никто не интересуется ее телом, она успокоилась.
— А вы, мисс Рейд? — вопросительно произнес Скотт.
Англичанка стояла рядом с Весельчаком в бледно-голубом сатиновом платье, не красившем ее. С тех пор как она узнала о судьбе матери, несчастная девушка не произнесла ни слова. Однако она все время размышляла о том, что произошло и как ей теперь себя вести. Мисс Рейд была разумной девушкой и прекрасно понимала, что матери уже помочь нельзя. Она повернулась к Весельчаку:
— Значит, то, что случилось с мамой, правда?
— Боюсь, что да, Пэм, — мрачно отозвался ее друг.
— Значит, она погибла?
Весельчак только вздохнул и посмотрел на зловещую жижу, разлившуюся у центральной лестницы. Что он еще мог сказать? Проследив за его взглядом и поняв, что судьба мамы решена, Памела стала действовать. Она что-то сделала с лямками на плечах, и уже в следующую секунду платье с шорохом соскользнуло и упало у ее ног. Она шагнула из него, оставшись в коротенькой нейлоновой белой комбинации. Скинув с себя сатиновое платье, Памела будто прощалась с прошлой жизнью. Она молча приблизилась к Весельчаку и взяла его за руку.
«Боже мой! — в ужасе подумал тот. — Что же мне теперь делать?» Ее жест нес в себе столько торжественности, что могло показаться, будто эти двое решили в столь трагический момент сочетаться браком. Фигура у Памелы оказалась не лучше лица, и в комбинации она выглядела не привлекательнее, чем в платье. Да, он был не прочь выпить с ней и провести несколько вечеров в баре. Она была отличной собеседницей, но Весельчак не любил эту девушку. Он не собирался влюбляться в нее, спать с ней и уж тем более связывать с ней свою будущую жизнь. Несколько лет назад у него умерла жена, и Весельчак словно с цепи сорвался. Он начал беспробудно пить, только пьяным он чувствовал себя в безопасности и покое. Что же ему теперь делать с этой девушкой, потерявшей мать? Плохо понимая, что делает, он успокаивающе похлопал ее по руке.
— Что ж, хорошо, — одобрил Скотт. — А теперь к делу. Сьюзен, может быть, ты станешь следующей и покажешь женщинам, как нужно карабкаться по елке?
— С удовольствием! — Девушка мгновенно сбросила туфли и передала их отцу. Она уже поняла, что имел в виду Скотт, когда говорил об апатии. Сама Сьюзен перестала думать о смерти и была довольна, что священник ее выбрал как пример для подражания.
Получилось все так, как и предсказывал Скотт. Взбираться по дереву оказалось проще, чем они ожидали. Когда высокий священник подсадил девушку на ствол, ей оставалось только преодолеть расстояние в две ветви. И вот она уже ухватилась за руки Мартина, который тут же втащил ее в кухонную кладовую.
Неожиданно для всех заговорила Белль Роузен:
— Наверное, я буду следующая, да?
— А ты этого хочешь, мамочка? — забеспокоился ее муж.
— Если я не сделаю этого сейчас, то не сделаю уже никогда. Я очень нервничаю.
— Вы просто молодец, миссис Роузен! — похвалил пожилую женщину Скотт. — Вы же только что сами видели, как легко с этим справилась Сьюзен.
— Но она не весит столько, сколько я. Вы уверены, что дерево меня выдержит?
— Оно же выдержало меня! Ну, давайте же мне руку.
— Мне тоже сначала нужно снять платье? — спросила Белль.
— Нет, оно у вас достаточно короткое, а потому не будет вам мешать.
— Мэнни, держи мои туфли, — попросила миссис Роузен.
— Не переживай, мамочка, у тебя все получится, — улыбнулся ее супруг.
Скотт помог ей взобраться на елку, и Белль проворно начала свой путь. Но когда поняла, что ее больше никто не поддерживает, остановилась. Шелби вдруг вспомнил, как видел однажды медвежонка, который вот так же застрял на дереве, не зная, карабкаться ему наверх или лучше вернуться назад.
— Белль, продолжай двигаться! — крикнул снизу Мэнни Роузен. — Осталось совсем немного!
Однако его слова на нее не подействовали. Выручил Скотт. Он негромко произнес:
— А теперь беритесь за руку Мартина, и вы у цели.
Более не размышляя, Белль преодолела последний участок пути, и ее благополучно втащили в дверь. Снизу одобрительно кричали. Белль была счастлива, как ребенок, послала мужу и товарищам воздушный поцелуй и весело помахала рукой.
— Я чувствую себя так, как должен, наверное, ощущать себя Питер Пэн.
Уже через несколько минут вся группа оказалась наверху.
Скотт выглянул из двери и крикнул в дальний конец зала:
— Кто-нибудь еще согласен присоединиться к нам? Мы собираемся пробраться к обшивке корабля, чтобы быть поближе к спасателям, когда те придут нам на выручку.
Среди пассажиров началось нерешительное движение, но потом один из мужчин прокричал:
— Нет, мы приняли решение оставаться здесь.
Но тут от них отделилась одна фигура. К елке, неловко переступая через горы битой посуды, подошел стюард. В кулаке он сжимал окровавленную салфетку. Одна рука у него неестественно болталась.
— Я хотел бы пойти с вами, сэр, чтобы оказаться среди своих товарищей. Это возможно? Здесь, внизу, я уже сделал все, что мог.
— Тогда вперед! — поддержал его Скотт. — Кстати, что у вас с рукой?
— Я сам не знаю, сэр. Похоже, я теперь даже не могу пошевелить ею.
— А другая рука у вас цела?
— Да, сэр, — ответил стюард и посмотрел на свою салфетку. — А на это не обращайте внимания. Я просто пытался помочь раненым.
В одно мгновение Скотт снова очутился внизу, крепко, но осторожно ухватил стюарда под здоровую руку и подсадил его на елку. Вскоре тот оказался со своими товарищами. Священник последовал за ним.
— Сэр, сколько времени нам еще удерживать это дерево? — спросил Питерс.
Скотт еще раз взглянул вниз на царящий в обеденном зале хаос — на мертвых, раненых и группу выживших, стоящих вдалеке и напоминающих небольшое стадо перепуганных баранов. Но на лице священника не отразилось и капли жалости к этим людям.
— Можете отпускать его, — кивнул он и сам ногой подтолкнул верхушку елки туда, где она висела не так давно.
— Зачем вы это сделали? — гневно воскликнула Джейн Шелби. — Может быть, они передумали бы…
— В таком случае они знают, как поступить, они наблюдали за нами, — хладнокровно ответил священник.
«Неужели все лидеры вот такие жестокие?» — с грустью подумала Джейн. Она уже сомневалась, хочет ли она, чтобы ее муж стал одним из них. Но она оценила и с какой решимостью действовал Скотт, и с какой осторожностью, даже нежностью, помог раненому стюарду. Джейн никак не могла определить свое отношение к священнику. Похоже, она умудрялась одновременно и восхищаться им, и презирать его.
Итак, группа во главе со Скоттом очутилась в коридоре, ведущем на кухню. По обе его стороны были устроены буфетные, кладовые для продуктов и подсобные помещения, откуда официанты выходили в зал.
— Будьте осторожны и постоянно смотрите себе под ноги, — предупредил Питерс. — Здесь повсюду трубы и провода. Помните, что теперь вы ходите по потолку.
Услышав это, все невольно взглянули вниз. Застланный коврами бывший пол теперь был над ними, превратившись в потолок. Под ногами пролегали металлические трубки, некоторые в асбестовых оболочках: электрические провода, телефонные, трубы водопроводной системы, парового снабжения и прочие. В некоторых местах их обнаруживалось такое количество, что некуда было и ногу поставить.
— Об этом вы, наверное, даже не подумали? — усмехнулся Рого, обращаясь к Фрэнку.
— Я уверен в том, что впереди нас ждет еще немало сюрпризов, — согласно кивнул тот. — Причем могу предположить, что чем ближе мы будем к днищу корабля, тем труднее будет наш путь. — Он с недоумением оглядел детектива и пожал плечами: — По-моему, никто и не утверждал, что будет легко.
Раненый стюард лежал на полу, куда его отбросило во время крушения. Рядом с ним валялся поднос с едой, которую Эйкр так и не успел принести своим клиентам. Когда корабль начал переворачиваться, Эйкр пытался удержать равновесие, но не смог и только сломал себе голень.
В помещениях стоял сильный смешанный запах вина и пива. На Весельчака он подействовал возбуждающе. Но, к его разочарованию, ни одной целой бутылки не сохранилось, и все их содержимое вылилось вниз, смешавшись там с супом и кровью. Повсюду между проводами и трубами валялись битые стекла, подносы, приборы, половники, соусницы, супницы…
Питерс стоял возле Эйкра. Он успел использовать куски трубы как шину, чтобы зафиксировать сломанную ногу товарища. Рядом с Эйкром, у стены, — бородатый палубный матрос в синих штанах и белой рубашке с надписью на груди «Посейдон». В глазах матроса застыл животный страх. Два молодых повара устроились у дверей в кухню. На их головах — высокие белые колпаки, которые, вероятно, слетели с них при падении, но потом они снова машинально надели их. Руки поваров тряслись, лица были бледными, как их колпаки.
Коридор вел на кухню, расположенную примерно в центре корабля. Здесь оказалось еще несколько стюардов. Некоторые из них были ранены, но им уже перевязали раны салфетками. Все они с удивлением глазели на пассажиров, вторгшихся в их владения. Пассажирам не положено было появляться в подсобных помещениях кухни. Только Питерс и Эйкр, казалось, чувствовали себя уютно в обществе своих бывших клиентов. Тут мисс Кинсэйл задала самый бессмысленный вопрос, который только можно придумать:
— Мы что же, все утонем, да?
— Надеюсь, что нет, мэм, — ответил ей Эйкр.
На лице мисс Кинсэйл не отражалось ни страха, ни волнения. Сьюзен подумала, что все они, в сущности, ничего толком и не знают об этой женщине. Впрочем, как и обо всех остальных, которых собрал вместе преподобный Скотт и вел теперь к спасению. И сам Фрэнк казался таинственной и непостижимой личностью.
В это время все женщины уже снова надели обувь и были готовы идти дальше. Оставалось выбрать направление.
Из винных комнат появился разочарованный Весельчак. Он напрасно пытался обнаружить хотя бы одну целую бутылку спиртного. Когда он подошел к Памеле, она увидела, что ее спутника сильно трясет.
— Что с тобой, Тони? — забеспокоилась она.
— Я видел бармена. Он умер от потери крови. Но я уже ничем не мог ему помочь, Пэм. Господи, как же мне хочется выпить!
Она обхватила его одной рукой за талию и прижала к себе, но это не облегчило страданий Весельчака, и он то и дело повторял одну фразу: «Мне надо выпить».
— Нам нужно попасть ко дну корабля, — заявил Скотт.
— То есть к килю, сэр? — уточнил Питерс.
— Совершенно верно. Если придет помощь, то лучше всего оказаться именно там.
— Вы туда не сможете добраться, сэр, — морщась от боли, вмешался Эйкр. — У этого корабля двойное Дно.
— Я знаю, — кивнул Робин Шелби, — там как раз помещены резервуары с топливом.
— Но капитан не стал дозаправляться на последней стоянке, — продолжал Питерс. — Уж не знаю почему. Но, в любом случае, вы не проберетесь туда из-за паров нефти.
— Скажите, эти резервуары расположены по всей длине корабля, да?
— В общем, да, сэр. Их нет только в носовой части и на корме.
— А туда попасть у нас остается шанс?
Питер внимательно осмотрел группу отчаянных путников: полную миссис Роузен в разорванном кружевном платье, испуганную насмерть Линду Рого, мисс Кинсэйл… Скорее всего, девушкам удастся совершить такой нелегкий поход. Вероятно, повезет и мистеру Шелби, и даже Робину. А вот что касается пожилой и тучной миссис Роузен… Да и кое-кто из мужчин, на взгляд Питерса, не походил на спортсменов. Кроме того, можно только догадываться о тех препятствиях, которые встанут у них на пути.
— Не знаю, что вам и сказать, сэр, — вздохнул стюард. — Но попытаться, конечно, можно.
— В какую сторону вы пошли бы на моем месте, Питерс? — продолжал допрос Скотт. — В носовую часть или к корме?
— Я бы выбрал корму, — не колеблясь, ответил Питерс. — Скорее всего, якоря выбросило, и они опустились на дно. Вот почему корабль сейчас так устойчив. А значит, в тех отсеках, где раньше были свернуты цепи, уже полно воды. В любом случае, вас ждет лишнее препятствие. Вот почему я бы рекомендовал вам отправиться на корму.
— Но почему наш корабль до сих пор держится на плаву, Питерс? — спросил Шелби. Это был как раз тот самый вопрос, которого каждый из команды Скотта боялся.
— Не знаю, сэр. Тут нужны точные расчеты, чтобы все объяснить. Возможно, имеет значение плавучесть парохода и пустые пространства в трюме, которые сейчас заполняет воздух. Мне говорили, что у нас почти нет груза с собой. Стало быть, вместо него воздух, так ведь? Но я не могу утверждать наверняка, я ведь всего лишь стюард.
— Но вы ведь плавали на этом корабле очень долго, если не ошибаюсь?
— Если быть точным, то целых двадцать пять лет, — подтвердил Питерс. — Но я хорошо разбираюсь только в своем деле. Знаю, как располагается кухня, что в ней есть и чего нет. Ну и, конечно, приходилось бывать на нижних палубах…
— Итак, выясняется, что в результате никто ничего не знает, — недовольно пробурчал Рого. — Ну, и к чему все это нас приведет?
Услышав такие слова, группа пассажиров приуныла. Выходило, что одно безнадежное положение они просто сменили на другое. Оказывается, эти коридоры вряд ли их приведут к спасению.
Но Скотт не дал смутить себя:
— Нельзя рассчитать всю игру заранее. К тому же, в каждом деле есть свои слабые стороны. Зато потом, победив, мы будем вдвойне гордиться собой. — Он снова повернулся к Питерсу. — Как вы считаете, каковы наши шансы?
Стюард понизил голос, обращаясь к Скотту и Шелби:
— Все возможно. И то, что корабль сейчас медленно погружается на дно, и то, что он вдруг утонет за какую-то минуту. — Он неопределенно пожал плечами. — И что «Посейдон» будет держаться на поверхности многие часы. Особенно если погода не изменится. Очень вероятно, что уже утром нас заметят с самолета.
— Утром, скорее всего, уже будет поздно, — мрачно констатировал Шелби.
Робин Шелби случайно подслушал этот разговор и авторитетно заявил:
— Нас запросто могут обнаружить и ночью тоже. Важно, чтобы они поняли, что с нами произошло несчастье. Существует специальный аэрокосмический спасательный и поисковый центр на Азорах. Там используются «Геркулесы». Если, например, астронавт опускается на воду, они будут летать по всему квадрату предполагаемой посадки и запускать сигнальные ракеты. А уж если днище нашего корабля торчит над водой, то его засекут и на экране радара, правда? Причем, даже в полной темноте.
— Вот видите, он все понимает куда лучше нас, — улыбнулся Питерс. — Умный малый. Я подолгу разговаривал с ним во время всего круиза.
От похвалы Робин вспыхнул и продолжал с воодушевлением:
— Значит, они сообщат о нас в вычислительный компьютерный центр в Майами, а уже оттуда данные немедленно передадут в навигационный центр в Вашингтоне. Вот для чего судна постоянно пересылают сообщения о своем местонахождении. И еще вот что. Если астронавт совершит посадку не там, где это было запланировано, то, зная, какие корабли находятся в округе, можно послать на его спасение ближайшие суда. Вот как здорово все продумано!
— Да, приятель, похоже, ты отлично разбираешься во всех этих делах, — восхитился Весельчак. — Значит, все опять сводится к фактору времени: успели ли наши специалисты послать сообщение о нашем местонахождении или нет.
— Откуда ты все это знаешь, братец? — с уважением прошептала Сьюзен Шелби.
— Ну, это обязан знать сегодня каждый культурный человек, сестрица, — важно ответил Робин. — А я об этом читал в журналах про астронавтов, которые мне папа подарил на Рождество.
— А кто-нибудь знает, сколько времени будет гореть аварийный свет? — поинтересовался Скотт.
— Около четырех часов, сэр, — отозвался Эйкр. — Дело в том, что один из судовых электриков — мой старинный приятель. Ну, конечно, если там все в полном порядке и ничего не повреждено.
Скотт посмотрел на часы. Половина одиннадцатого.
— Значит, у нас на все остается три часа, — констатировал он, проведя в голове несложные расчеты.
Одна мысль о том, что аварийное освещение отключится, оставив всех в полной темноте, взбесила Рого.
— Тогда почему мы до сих пор не отправляемся в путь? — сквозь зубы прошипел он. — Надо пошевеливать задницами, в конце концов! Или вы предпочитаете искать дорогу на ощупь? Мне кажется, вы постоянно забываете, что у нас в команде много женщин!
— Вот именно! — поддержал его Весельчак. — Я полностью согласен, давайте уже начнем куда-нибудь двигаться.
— Нет, не начнем! — отрезал Скотт. Когда же Весельчак испуганно взглянул на него, мягко пояснил: — Раз уж вы доверились мне, то терпите. Прежде чем мы тронемся в путь, я хочу узнать, где на нашем пути и какие нас ждут подвохи и как нам их миновать. Это, надеюсь, всем понятно?
— А ведь он прав, — кивнул Мюллер. — Нужно сначала выяснить все о том, с чем мы встретимся впереди. Максимум информации. — И он повернулся к Питерсу. — Кстати, что сейчас находится под нами? То есть, я хотел сказать, над нами? Над нашими головами?
— Большой бассейн, — спокойно ответил Питерс.
— Что? Он с водой? — испуганно воскликнул Роузен.
— Только не это! — простонал Мартин и машинально втянул голову в плечи.
— Не волнуйтесь, — тут же успокоил их Питерс. — Капитан всегда велит спустить из бассейнов воду, когда отдает команду «полный вперед». Да если бы там была вода, мы сейчас бы здесь не встретились. Понимаете?
— Какова же его длина? — поинтересовался Скотт.
— Примерно до конца буфетной. Вам лучше всего пройти вон по тому коридору, мимо кухни, а там вы уже сможете спуститься… То есть подняться к следующему коридору, он уже на один уровень ближе к цели.
— Это наш Бродвей, — вставил Эйкр и поморщился от боли.
— Да, мы называем это место «Бродвей». Это достаточно широкий коридор, который проходит вдоль кают первого класса. Оттуда у вас будет доступ в любую часть корабля. Именно оттуда и мы, стюарды, и электрики, и все остальные члены команды свободно добираются туда, где их ждут. При этом нам совершенно нет необходимости появляться на палубе или заходить в жилую секцию.
— Паппас проведет вас туда, — встрепенулся Питерс и звонко хлопнул в ладоши. — Эй, Паппас! Просыпайся-ка быстрей! Хватит спать и видеть сны про маму и родной дом. Как мне помнится, ты немного понимаешь по-английски. Так вот, проводи этих людей к нашему «Бродвею», ладно?
Матрос-грек повернул к собравшимся бородатое лицо и не двигался: оставалось непонятным, слышал ли он просьбу-приказ Питерса и понял ли ее.
— Ну а потом, — продолжал Питерс, — вам придется действовать на свое усмотрение. Главное, постоянно продвигайтесь вверх. Помните, что однажды вам придется пересечь и машинный зал, чтобы попасть в турбинную шахту. — Тут Питерс и Эйкр обменялись тревожными взглядами. — Но мы, к сожалению, не знаем, что там произошло, трудно даже представить, что сейчас представляет собой это помещение.
— Это пятью уровнями выше, — уточнил Эйкр.
Мюллер опять почувствовал, как храбрость и решимость покидают его. Он представил себе «пять уровней», то есть «пять палуб», и сразу для себя решил, что перед группой стоит невыполнимая задача.
Но Скотт и здесь не дрогнул. Он только поинтересовался:
— У вас тут нигде не найдется прочного каната?
— Найдется, — уверенно кивнул Питерс. — В конце буфетной есть шкафчик, там этого добра сколько угодно. В плохую погоду мы из канатов изготавливаем веревочные поручни, чтобы было удобней передвигаться по кораблю.
— Принесите мне один моток.
— Пусть сам берет, сколько ему нужно, — буркнул греческий матрос. — Мы ему больше не слуги. Все оказались в одном положении, так что нечего приказывать.
— Хорошо, я не возражаю, — согласился Скотт. — Только покажите, где находится ваш шкафчик.
— Пойдемте со мной, — кивнул стюард, и оба мужчины исчезли в коридоре.
— Ну, что вы на это скажете? — прошептал Мартин Мюллеру.
— Он всегда и везде выходил победителем, — ответил тот. — Может быть, ему известен секрет успеха. — Спокойствие Скотта вернуло Мюллеру мужество. Сейчас в нем побеждал, как во всех искателях приключений, интерес к неизвестному.
Вскоре священник и стюард вернулись. У Скотта на плече висел моток легкого нейлонового каната, а в руке он держал пожарный топорик.
— А это еще для чего? — удивился Мартин.
— Если нам все время придется карабкаться наверх, пригодится все то, что используется альпинистами, — пояснил Фрэнк.
Перед мысленным взором Мюллера возникла причудливая картинка: Скотт, в тирольской шляпе и кожаных штанах, путешествует по альпийским вершинам.
Рого снова начал ерепениться:
— Карабкаться?! Как это? Да вы точно чокнулись! А если свет погаснет? А вы подумали о женщинах? А как же лестницы? Вы, наверное, забыли о том, что на пароходе существуют еще и лестницы.
— Рого, вы, наверное, очень удивитесь, увидев теперь на своем пути самую обыкновенную лестницу, — покачал головой Скотт. И в его глазах снова загорелся странный и таинственный огонек. Казалось, Скотт смотрит внутрь себя и не замечает окружающего. — Что ж, помнится, вы рвались в путь. Тогда вперед, не будем терять ни минуты.
Он словно напоминал всем членам своего маленького отряда, что сейчас им предстоит героический поход — вверх по перевернутому гигантскому лайнеру водоизмещением в восемьдесят одну тысячу тонн, зависшему между небом и морским дном.
Мюллер почувствовал, что ему снова становится плохо. Ведь Скотт, не желая того, напомнил ему о том, что сам Мюллер пытался выбросить из головы: о центральной лестнице в обеденном зале. Он постарался отвлечь себя и думать только об одном: сколько еще времени ему вот так метаться между жизнью и смертью, трусостью и отвагой…
Скотт еще раз осмотрел свой отряд и поинтересовался:
— Итак, вы готовы довериться мне?
За всех уверенно ответил Шелби:
— Мы целиком и полностью с вами, Фрэнк.
Однако в тот же миг миссис Роузен вцепилась в рукав своего мужа и что-то прошептала ему на ухо. Было видно, что ее перепугало снаряжение, с которым к ним вернулся священник.
— Послушайте, мы вовсе не хотим служить для вас, если можно так выразиться, обузой. Белль не уверена в том, что из нее получится скалолазка. Скорее всего, мы вынуждены будем остаться здесь. Если вы, конечно, не возражаете… — проговорил Роузен.
— Нет-нет, мистер Роузен, — тут же вмешалась мисс Кинсэйл. — Даже и думать так не смейте! Я уверена в том, что доктор Скотт сумеет помочь и вашей супруге, и вам, и у нас всех обязательно все получится!
Роузен не знал, что ей возразить. Тогда заговорил Скотт:
— Пойдемте с нами. Очень важно идти вперед. Никогда не сдавайтесь и идите вперед, пока у вас остаются силы.
Эти слова снова вдохновили всех на подвиги. Никто не собирался поднимать руки и сдаваться без боя. Скотт обладал талантом высвобождать дух, избавлять его от страхов и заряжать людей энергией и стремлением к победе.
— Полагаю, нам нужно выработать план похода, — продолжал Скотт. — Двигаться будем в определенном порядке, чтобы знать, кто за кем следует. Помните: идти по трубам и проводам очень нелегко. Вперед пойдем парами, при этом мужчины пусть все время помогают женщинам. Я возглавлю нашу группу вместе с… — Он замешкался на мгновение. — С мисс Кинсэйл. За нами — мистер и миссис Шелби, потом супруги Роузен. Вслед за ними наша молодежь — мистер Бейтс и мисс Рейд, дальше — Мартин и мистер Мюллер. Ну, а чета Рого будет нашим арьергардом.
— А почему мы должны быть последними?! — возмутилась Линда.
— Вот именно, — поддержал жену Майк. — С какой стати я должен стать крайним в вашей экспедиции?
— Да потому, что у вас есть голова на плечах, которую вы очень умело используете, — пояснил Скотт. — А это нам в пути может пригодиться, и не раз.
Детектив понимающе кивнул, а когда его жена начала снова громко протестовать, сильно сжал пальцами ее руку чуть выше локтя, прикрикнув:
— Заткнись немедленно!
Джейн Шелби снова испытала чувство, похожее на гнев. Ну, если этот тип считает, что замыкать их шествие должен достойный человек, так почему он не выбрал ее мужа? С какой стати он предпочел этого жуткого психопата, который, кстати, почти открыто презирает самого священника?
Когда группа была уже готова отправиться в путь, Скотт углядел небольшой шкафчик, свисавший с потолка. В нем обнаружились запасы салфеток и скатертей. Он отобрал по восемь штук тех и других, чистых и прочных, и раздал их мужчинам:
— Скатерти перекиньте себе через плечо, а салфетки суньте в карман, — распорядился священник.
Первым на столь необычное наставление отозвался Весельчак.
— Ну, а на кой черт нам все это барахло, стари… — и снова осекся.
— Чистая ткань всегда пригодится в пути, — тут же пояснил Скотт. — А если нет, мы всегда можем избавиться от лишнего груза. Что касается салфеток, то они пойдут в дело, если кто-нибудь поранится. Но не забывайте: мы не можем себе позволить никаких порезов и прочих травм!
«Боже мой! — пронеслось в голове Джейн Шелби. — Да если кто из нас действительно пострадает, он же бросит несчастного. Просто перешагнет через него и отправится дальше! Господи, не допусти такой несправедливости!»
Скотт потряс за плечо грека-матроса, который по-прежнему был точно не в себе, и приказал:
— Ну, Паппас, веди нас! Показывай дорогу.
— Конечно! Идите! А как же мы? Что будет с нами? — вдруг опомнился тот самый стюард, которому Фрэнк помог добраться наверх по елке.
Священник оглянулся:
— Вы согласны пойти с нами? Я возьму с собой любого, кто готов идти. И способен передвигаться самостоятельно. Питерс и вы, ребята с кухни, я обращаюсь к вам. Вы пойдете с нами? Кто-нибудь из вас или, может быть, все вместе?..
— Я, право, даже не знаю, что вам на это ответить, сэр, — отозвался Питерс. — Я хорошо знаю правила, которым должен следовать. Во всех экстренных случаях мы обязаны оставаться на своих местах в ожидании дальнейших инструкций. Они могут быть отданы сигналом или произнесены голосом. Тогда мы перемещаемся на шлюпочную палубу, а потом…
— Погоди, приятель, — перебил его молодой стюард, раненый в руку, — но, как ты сам понимаешь, никаких инструкций нам теперь ждать не приходится. А какая польза сейчас от шлюпок, если они все тоже перевернулись вверх дном?
— Я тоже считаю, что в данной ситуации вы можете забыть о приказах, — согласился Скотт. — Значит, вы идете вместе с нами, — обратился он к молодому стюарду. — Кто еще?
Спокойные слова священника и его уверенность вызвали у юноши раздражение:
— Я?! — закричал он. — Да ни за что на свете! У вас все равно из этой затеи ничего не выйдет! Вы даже и отдаленно представить себе не можете, что находится между вами и днищем корабля! Вы и сами погибнете и всех остальных уведете в могилу!
Но Скотт и глазом не моргнул, выслушав эту пламенную речь. Вместо этого, он так же хладнокровно обратился к старшему стюарду:
— Питерс, а вы что скажете?
— Нет, я никуда не пойду. Я не брошу Эйкра одного. Слишком уж долго мы работали вместе. И если мы будем сохранять силу духа, возможно, нам тоже повезет, и мы еще выкарабкаемся. — Он немного помолчал и добавил: — Прошу вас только об одном: будете проходить мимо, не заглядывайте в кухню.
— Но почему? — не подумав, тут же спросил Роузен. — Там пострадали люди?
— Плиты, как и все остальное тяжелое оборудование, сорвались со своих мест, — ответил Питерс. — Вот этим двоим ребятам, — он кивнул на трясущихся от страха и воспоминаний поваров, — удалось вовремя смотаться. — Другим повезло гораздо меньше. — Он помолчал и добавил: — Почти все плиты были включены…
Живое воображение Хьюби Мюллера тут же принялось рисовать ему страшные картины. Значит, все раскаленные конфорки электроплит перевернулись во время катастрофы, и горячие котелки, кастрюли и сковородки посыпались на поваров и их помощников. Видимо, именно с кухни и донесся тогда душераздирающий крик людей, как раз когда судно переворачивалось вверх дном.
— Ну что ж, нам пора, — провозгласил Скотт и, прежде чем уйти, повернулся к Питерсу: — Спасибо вам за все. И вам тоже, Эйкр. Желаю вам удачи.
Шелби подумал, что сейчас он, как священник, должен был бы добавить что-то вроде: «Я буду молиться за вас», но Фрэнк не сказал этого.
— И вам тоже удачи, сэр, — отозвались стюарды.
Отряд пустился в путь. Послышался голос Линды:
— Мне не нужна твоя помощь. Кстати, это ведь ты виноват в том, что я попала в такую историю!
Ей отвечал такой же знакомый плаксивый голос Рого:
— Ну, крошка моя, не надо так сердиться. Давай-ка лучше я поддержу тебя, а то ты еще, чего доброго, сломаешь свою чудесную ножку…
— Мисс Кинсэйл! — позвал Скотт.
— Да-да, доктор Скотт, я здесь, спасибо вам, — с благодарностью произнесла старая дева и взяла священника под руку, оказавшись слева от него. Остальные мужчины последовали за ними. Все молчали, и отряд двигался в полной тишине. Только слышны были осторожные шаги людей, переступающих через трубы.
Проходя мимо кухни, путешественники отвернули головы в сторону. В нос им ударил странный и очень неприятный запах. Мюллер сразу догадался, что так могла пахнуть только обгоревшая человеческая плоть.
И все-таки он не сдержался. Любопытство пересилило, и он заглянул в один из залов, где когда-то готовилась еда. Одного взгляда ему хватило, чтобы пожалеть о своем опрометчивом поступке. Прямо у входа в помещение лежало что-то красное. Мюллер сначала подумал, что это просто кусок мяса, но это было не мясо…
— Боже мой! — с ужасом выдохнул Мюллер.
Мартин, даже не осмелившийся повернуть голову в сторону кухни, заметил:
— Пойдемте. Что вы там, собственно, ожидали увидеть? Я уже наблюдал кое-что еще там, внизу. И мне хватило с лишком. Если мне на пути еще раз встретится что-нибудь подобное, меня снова вывернет.
— Боже мой! — повторил Мюллер и сам себе удивился. Ну, что он за человек такой, что ему понадобилось посмотреть на подобный кошмар?!
Дрожа от волнения и ужаса, он последовал за Мартином. Уже в следующую секунду он поскользнулся о кусок стекла, распоровший ему брюки и поранивший кожу на ноге. Но Мюллер теперь не замечал такие мелочи.
Рого мельком заглянул в кухню, проходя мимо, и горько заметил:
— Не хотел бы я умереть такой смертью.
— Ничего большего ты и не заслуживаешь, — фыркнула его супруга.
Маленький отряд, возглавляемый Скоттом и матросом Паппасом, подошел к какой-то двери. Грек остановился и тупо уставился на нее. Отполированная стальная ручка находилась на непривычной высоте — выше их голов. Скотт тут же поднял руку и открыл. В первые дни всем пассажирам, новичкам в морском деле, приходилось привыкать к высоким порогам. Кое-кто постоянно спотыкался о них. Теперь же пороги еще «выросли» и «приподнялись» на высоту в два фута.
— Осторожней! — предупредил Скотт и помог мисс Кинсэйл перебраться через порог.
— Что это за дверь такая странная? — тут же поинтересовался Роузен.
— Самая обыкновенная, только перевернутая, — спокойно отозвался Шелби, помогавший своей жене попасть в дверь.
— Ничего не понимаю, — нахмурилась Белль Роузен. — Теперь у нас что, все будет вверх ногами и вверх дном, да?
— Боюсь, что так, миссис Роузен, — подтвердил Скотт. — Но ничего страшного, мы все равно справимся.
Они проникли в узкий коридор, по одну сторону которого шли двери кают.
— Куда мы попали? — спросил Мартин.
— По-моему, мы все еще находимся на палубе «Р», — предположил Скотт. — Давайте передвигаться чуть медленней. Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь из нас вывихнул себе лодыжку или подвернул ногу. Договорились?
Джейн Шелби покрепче ухватилась за руку супруга, в страхе подумав: а что же будет, если и в самом деле кто-нибудь из них подвернет себе ногу и будет не в состоянии сам передвигаться? Ведь в таком случае Скотт, не колеблясь, оставит калеку одного. Конечно, нужно обязательно идти вперед, и время играло против них, но все же торопиться, действительно, не следовало.
Вдоль пола проходили лампы дежурного освещения, и это очень помогало путникам. Правда, не успели они пройти и десяти ярдов, как неожиданно лампы потухли, оставляя сбитых с толку людей в полной темноте.
Позади раздался возмущенный голос Рого:
— Господи!
И тут же последовал разъяренный крик его жены:
— Майк, держи меня! Майк, не отпускай меня! Я боюсь!
Затем послышались какие-то странные, торопливые шаги. Казалось, по коридору куда-то спешит грузный человек. Всех обдало сильными запахами пота и чеснока одновременно.
Но уже в следующий момент лампочки зажглись снова, так же внезапно, как и погасли. На этот раз они горели ярче и ровнее.
— Могу поспорить, что это подключился второй запас аккумуляторов, — прошептал Робин Шелби, обращаясь к своей сестре.
Как только путники пришли в себя, они обнаружили, что их проводник, грек Паппас, бесследно исчез.
— Эта грязная гадина все-таки смоталась! — выругался Рого и с досады сплюнул.

Команда пополняется


Даже когда свет загорелся снова, перепуганные путешественники еще некоторое время жались друг к другу, постепенно приходя в себя. В коридоре оказалось так душно и сыро, что мужчины дружно поснимали смокинги и обернули их себе вокруг поясов, связав спереди рукавами.
Рубашка у Хьюби Мюллера оказалась вся в рюшках, а подтяжки — черные в фиолетовый цветочек.
Рого так и подмывало высказаться на этот счет, заявив что-нибудь вроде: «Милый, ты сегодня выглядишь просто очаровательно!», но он сдержался. Тем временем фальшивые кудри его жены начали выпадать локон за локоном. Она с досады сорвала их все и швырнула на пол, где они и остались лежать между двумя трубами, напоминая неизвестного мохнатого зверька.
На взгляд Сьюзен Шелби, высокий и мускулистый Скотт, с канатом через плечо и топориком за поясом, напоминал киногероя из какого-то старинного фильма. Ее отец уже и не вспоминал о том, каким беспомощным показался ему священник, когда стоял на коленях на полу обеденного зала. Нет, это был сильный, смелый и решительный мужчина.
Отряд понемногу продвигался. То и дело кто-нибудь из мужчин интересовался состоянием своей «подопечной».
— С тобой все в порядке, мамочка? — заботливо произносил Мэнни Роузен.
— Ты только посмотри, я умудрилась изорвать все платье! — сокрушалась Белль.
— Надеюсь, что этим твои тревоги и волнения закончатся. Пусть это будет самое страшное, что с тобой произойдет во время нашего пути, — покачал головой Роузен.
Белль только вздохнула и еще раз внимательно осмотрела свое платье. Бриллиантовая брошь у левого плеча заставила ее разволноваться.
— Боже, Мэнни, возьми-ка вот это и положи себе в карман, — попросила она мужа. — Я бы никогда не простила себе потери такой дорогой вещицы.
— А что же все-таки произошло с лампочками? — удивлялся Мартин.
— Скорее всего, в системе аварийного освещения предусмотрены два набора аккумуляторов, — предположил Шелби. — Когда первый израсходовал свой запас энергии, в ход пошел следующий, только и всего. Похоже, все это происходило автоматически.
— Вот видишь! — радостно зашептал Робин, обращаясь к сестре. — Я же тебе говорил!
— Молодец, космонавт! — похвалила его Сьюзен. — Неизвестно еще, что бы мы вообще без тебя делали.
— А куда же подевался наш замечательный экскурсовод? — задал свой вопрос Мюллер, и ему тут же ответил Мартин:
— Его волной смыло. — И немного смутился неудачной шутке. — То есть, я хотел сказать, он попросту смылся, вот что я имел в виду.
— А он нам и не нужен, — успокоил своих товарищей Скотт. — Лестница должна быть где-то впереди, с левой стороны. Мимо мы все равно не пройдем.
Вдруг издали донеслись чьи-то робкие нерешительные шаги.
— Тише! — воскликнул Весельчак. — Кажется, наш матрос одумался.
Все замерли и с нетерпением ждали возвращения Паппаса. Но вместо него перед ними возникла девушка. Одета она была в легкомысленный розовый халатик с отделкой в виде лебединого пуха у воротника, манжет и подола. Должно быть, девушка пыталась бежать и постоянно хваталась за стены коридора. Ножки ее были обуты в черные аккуратные кожаные «лодочки», как у танцовщиц.
Девушка плакала, причем держала одну и ту же ноту, не повышая и не понижая голоса. Так рыдают маленькие наказанные дети. Ярко-рыжие волосы девушки были рассыпаны по плечам. Она еще не видела, что у нее на пути стоят люди, а потому, не разбирая дороги, просто торопливо шла, не останавливаясь, то и дело подбирая полы длинного халата-пеньюара.
Рого не стал дожидаться, пока она врежется в него, а лишь воскликнул:
— Эй, Нонни! Немедленно остановись! Ты что же, не видишь, куда идешь?
Вместо прежнего монотонного плача девушка издала жуткий вопль, в котором слились страх и отчаяние. В неверном свете лампочек экстренного освещения все увидели, что у нее огромные зеленые глаза, тонкие черты лица и пышная огненно-рыжая грива. Если бы нос, губы и подбородок девушки не казались слишком мелкими, ее можно было бы даже назвать красивой.
И хотя была она достаточно взрослой и уже самостоятельной, сейчас она больше всего напоминала ребенка. И, как положено испуганному ребенку, увидев первого же взрослого мужчину, сразу бросилась ему в объятия, как к родному отцу. Таким мужчиной и оказался Хьюби Мюллер.
Зарывшись лицом в его плечо, девушка без конца повторяла:
— Господи, как же мне страшно! Я так всего боюсь! Не бросайте меня, ради Бога, не бросайте меня! Пожалуйста, не бросайте меня! Возьмите меня с собой! Мне очень страшно!
Хьюби осторожно прижал к себе худое тельце, пытаясь согреть его, чтобы оно, по крайней мере, перестало дрожать. Он почувствовал запах пота, смешанный с дешевым одеколоном, и ее чистые и пушистые волосы на своем лице.
— Не бросайте меня! — не унималась девушка. — С кораблем случилось что-то ужасное! Правда, я никак не могу взять в толк что. Но мне очень страшно, и я, кажется, заблудилась. Я не могу попасть к себе в каюту.
— Конечно-конечно, — успокаивал ее Хьюби. — Теперь с вами все будет в порядке.
— Да это же мисс Пэрри! — воскликнула мисс Кинсэйл. — Бедняжка, она так напугана!
Только мисс Кинсэйл и Рого узнали девушку. Мисс Кинсэйл потому, что несколько раз беседовала с танцовщицей, а Рого потому, что, по старой привычке, будучи детективом с Бродвея, привык совать свой нос повсюду, где только речь шла о шоу-бизнесе. Вот и за время круиза он сумел выяснить кое-что не только о мисс Пэрри, но и о всей труппе, выступавшей на пароходе. Мисс Пэрри танцевала по вечерам вместе с другими одиннадцатью девушками три раза в неделю. Очевидно, и остальные из отряда Скотта тоже видели ее, но не выделяли среди других.
Рого очень не понравилось, что мисс Пэрри из всей команды выбрала этого слюнтяя и недотепу Мюллера, больше похожего на гомосексуалиста, нежели на мужчину.
— Ничего страшного, детка, — обратился детектив к девушке. — Ты попала к цивилизованным людям.
Мисс Пэрри продолжала жаться к Мюллеру и все еще дрожала.
Затем она вдруг выкрикнула:
— А где Сибил? Кто-нибудь видел Сибил? Я почему-то никого из своих не могу здесь отыскать. Мне очень страшно. Я не понимаю, что произошло.
Мюллер обнял ее за плечи, надеясь, что лихорадка скоро пройдет:
— Ну, не надо так переживать. Дело в том, что на судне произошла… э-э-э… авария. Но ты теперь с нами, и мы обязательно позаботимся о тебе… А кто такая Сибил? — поинтересовался он.
— Это девушка из нашей труппы. Мы с ней занимаем одну каюту. Она моя хорошая подруга. — Мисс Пэрри помолчала, видимо соображая, что же ей только что пытался внушить этот господин. Внезапно до нее дошел смысл его слов, и она чуть не задохнулась от ужаса: — Что вы говорите? Авария? Бог мой! — Затем, видимо, поняв, где она находится, мисс Пэрри резко отстранилась от Мюллера и заголосила: — О Господи, простите меня ради всего святого! Что же я натворила?! Я ведь с вами даже не знакома, да? Нам нельзя находиться вместе с пассажирами-мужчинами. Но ведь я не имела в виду ничего плохого, поверьте мне. Я ни на что не намекала. Тимми говорила, что если только застанет нас рядом с мужчиной-пассажиром, она немедленно…
— Ничего страшного не произошло, — оборвал ее поток Мюллер. — Все будет в полном порядке. Да к тому же мы теперь уже и не пассажиры в полном смысле этого слова. Мы теперь должны все держаться вместе.
Все окружили девушку и принялись разглядывать. Ее наряд казался особенно нелепым и неуместным: легкомысленный халатик с перышками, надетый, как видно, прямо на голое тело. Кусочек опушки оторвался от воротника и легкий, как пух одуванчика, опустился к ее ногам. Девушка пришла в себя, отпрянула от Мюллера и теперь обеими руками хваталась за свой халатик, словно чтобы поплотней укутаться в него.
— Боже мой! — причитала она. — У меня под ним ничего не надето!
— Забудьте об этом! — небрежно махнул рукой Весельчак. — Мы здесь не на показе мод, черт возьми! Кому какое дело?
— Мы пришли сюда из обеденного зала главной столовой, — пояснил Мюллер. — Меня зовут Хьюберт Мюллер, а вот это — познакомьтесь — доктор Скотт, который ведет всех нас туда, где бы…
Видимо, ровный голос Мюллера и его простые понятные слова помогли девушке успокоиться, и она перестала трястись. Увидев Фрэнка, она заморгала и объявила:
— Ой, а священника я знаю! У нас по нему все девчонки сохнут… То есть, простите! Я хотела сказать, что…
— Все в порядке, — тут же утешил ее Роузен, — он у нас к этому привыкший.
Девушка обвела всех теплым взглядом. Уж не подшучивают ли над ней эти такие не похожие друг на друга люди? Наконец, представилась сама:
— А я Нонна Пэрри, но все меня называют просто Нонни. Я девушка Грэшема.
Мюллер нахмурился. Он разглядывал ее бледную кожу, ярко-рыжие волосы и бледно-зеленые глаза, но никак не мог вспомнить, что такое «Грэшем». А если это географическое название, то где он находится. И вдруг его осенило. Ну конечно же! Так называлась танцевальная группа, выступавшая по вечерам на пароходе: «Девушки Грэшема». Но, как ни силился Мюллер, вспомнить Нонни он так и не смог.
Нонни взглянула на Скотта:
— Вы поможете мне? Вы, случайно, никого из нашей труппы не видели? — От Мюллера она не отходила, словно была готова, если понадобится, снова упасть в его объятия. — Или кого-нибудь из артистов? Там у нас есть такой Никки — он клоун. Потом еще Хитер и Мойра, они поют. И, конечно, Тимми. То есть, я хотела сказать, конечно, миссис Тимкер. Она у нас самая главная.
Члены команды Скотта беспокойно обменивались взглядами. Мисс Кинсэйл только всплеснула руками и покачала головой:
— Милочка, они же все с палубы «С». Мая каюта тоже была там. Я их всех неплохо знала. Такие милые люди…
— Но палуба «С» находится как раз над обеденным залом! — невольно вырвалось у Джейн Шелби.
Но Мэнни Роузен прервал ее:
— Не надо! Вы только посмотрите, в каком состоянии эта бедная девочка…
— Когда ты ушла из своей каюты, Нонни? — осведомился Скотт. — И куда направлялась? Ты можешь нам подробно рассказать, что делала, прежде чем заблудилась?
Нонни встряхнула головой, словно собираясь с мыслями, и ее волосы засверкали в неясном свете аварийных лампочек.
— Было почти девять часов, — начала девушка рассказ. — Да, кажется, именно так. Как раз незадолго до этого Тимми сказала, что никакого шоу сегодня не будет, а потому у нас свободное время. То есть мы могли заниматься своими делами. У меня в каюте есть кувшин, и я спокойно вымыла и подсушила волосы. А бедная Сибил все еще страдала от морской болезни и с утра не вставала с койки. Тогда я решила пойти в парикмахерскую, чтобы одолжить у мастера бигуди, а заодно приобрести лак для волос. Он у меня уже заканчивался.
«Ну, и как ей объяснять, что произошло с ее подружками? — мучился Мюллер. — Еще не известно, как она все это воспримет».
— А на какой палубе, напомни мне, находится парикмахерская?
Нонни принялась загибать и разгибать пальцы, что-то подсчитывая:
— Это на одну палубу ниже, чем мы. Ой, нет, на целых две, потому что сначала надо еще пройти палубу со столовой. Простите, у меня сейчас все в голове перепуталось.
Кое-кто невольно взглянул наверх. Нонни заметила их взгляды:
— Нет, вы не поняли, — попыталась она улыбнуться. — Это не наверху. Наоборот, внизу. Чтобы попасть с нашей палубы к парикмахеру, нужно спуститься на два уровня. Но идти нужно только вот этим путем, и все из-за столовой.
На это ей никто ничего не ответил.
И Нонни продолжала:
— Было уже довольно поздно, и я засомневалась, а застану ли я мастера. Может быть, в парикмахерской уже нет никого? Но, правда, случалось и так, что ей приходилось выполнять какие-то срочные заказы, и она засиживалась допоздна. Вот потому я все-таки решила пойти к ней, раз уж прошла часть пути. Но потом случайно поскользнулась, и… — Она помолчала. — И свалилась с лестницы. Но только я поднялась, как меня опять куда-то прямо отшвырнуло. Я ничего не могла понять. У меня даже возникло такое чувство, будто меня кто-то нарочно столкнул, а потом еще и придавил, так что мне было очень трудно встать. Я испугалась. Вдобавок ко всему у меня почему-то жутко закружилась голова. И тогда я снова повалилась на пол.
Она удивленно оглядела окружающих:
— Странно все это, да? Не могла же я упасть просто так, без всяких причин, верно? При этом я упала на спину, но голову не ушибла. Но мне показалось, что все вокруг будто заходило ходуном. А потом из недр корабля раздался ужасный звук. Вы случайно его не слышали? Что-то рушилось, ломалось, кто-то кричал, стонал, и потом еще что-то шипело и булькало… Но я уже плохо соображала, где нахожусь. Наверное, я просто лишилась чувств. Хотя раньше со мной это редко случалось. Но на этот раз я наверняка потеряла сознание. Когда очнулась, свет в коридоре горел тускло, а сами лампочки каким-то образом переместились на пол. Наверное, я при падении куда-то перекатилась и попала в тот отсек корабля, где мне еще не приходилось бывать. Да? Видимо, я сильно ударилась…
— Да мы все тут нехило рухнули, — сердито пробурчала Линда и огляделась по сторонам: — Послушайте, кто-нибудь, заткните пасть этой маленькой заднице, а?
Но девушка будто и не слышала этих обидных слов. Она завелась и теперь не могла остановиться:
— Я встала на ноги, но уже не понимала, в какую сторону мне идти. Больше всего мне хотелось подняться обратно по лестнице и поскорей очутиться у себя в каюте рядом с Сибил. Тогда я стала пробираться по памяти, так же, как я шла туда, только уже не спускалась, а стала подниматься. Но, наверное, из-за того, что в голове у меня все помутилось, я только больше заблудилась. Я никак не могла отыскать свою каюту, а вокруг стало совсем темно. Однажды я набрела на какое-то место, где, мне казалось, и должна быть лестница. Но вместо нее в полу зияла дыра, да еще наполненная водой. Ну, а когда я увидела воду, то от страха вообще перестала соображать. Я решила, что с нашим кораблем случилось что-то очень страшное. Я бросилась бежать, куда глаза глядят, а тут еще, как назло, лампочки потухли. Ну, нервы у меня не выдержали, и я стала рыдать, как маленькая. Я подумала, что на этом моя жизнь и закончится, и я обязательно погибну одна в темноте. Простите, наверное, со стороны я выглядела перед вами самой настоящей дурочкой, да? — Девушка замолчала, словно у механизма внутри нее внезапно кончился завод.
— Нет, все в порядке, — успокоил ее Хьюби. — На вашем месте любой бы перепугался.
— Она должна знать правду, — вмешался Скотт. — Хьюби, будет лучше, если вы сами ей расскажете. Расскажите ей все.
— Боже мой! — воскликнул Мюллер. — Я? Но почему я? И неужели это так необходимо?
Нонни переводила взгляд с одного лица на другое, все еще не понимая, но уже успокаиваясь. Она узнавала этих людей, вспоминала их среди зрителей, приходивших на ее выступления, и начинала доверять им.
— А что вы хотите мне рассказать? — наконец поинтересовалась она.
— Нет! Не надо! — испуганно выдохнула Джейн Шелби. Ей было жаль молоденькую девушку, потерявшую всех подружек. Хотя она понимала, что утаивать страшную правду тоже невозможно. Все, что предлагал священник, было и разумно, и жестоко.
— Да, она должна знать все, — уверенно повторил Скотт. — И, кстати, нам нужно двигаться вперед, пока еще горит свет.
Мюллер взял ладонь девушки в свои руки:
— Нонни, боюсь, тебя сейчас ждет серьезное потрясение. — И он очень просто и незатейливо, как мог, пересказал ей все, что случилось с судном, и какая судьба постигла тех, кто волею судьбы находился ниже обеденного зала. Остальные молча стояли рядом и с волнением ожидали реакции девушки. Обычно юные актрисы весьма бурно реагируют на подобные трагедии. Особенно когда дело касается их подружек.
Однако Нонни проявила удивительное мужество. Только ее лицо стало еще бледней и еще меньше. Девушка тихо пробормотала:
— Можно, я на минутку присяду? — И действительно тут же уселась прямо на пол. Все подумали, что сейчас она снова расплачется, но из глаз ее не появилось ни слезинки. Теперь она должна была оставаться сильной и способной к борьбе за свою жизнь. Лишь на мгновение закрыла лицо руками, но сразу же встала на ноги, уже готовая идти.
— Моя мама… — начала Памела Райд, — находилась в это время в своей каюте на палубе «В».
Нонни подошла к ней и нежно обняла девушку:
— Ох, милая… — прошептала она. — Бедненькая ты моя! Если бы это случилось с моими родителями, я, наверное, не смогла бы пережить… — Она взглянула на Скотта и, кивнув в сторону Мюллера, спросила:
— Можно я пойду с ним?
— Конечно, — разрешил священник, — он будет помогать вам в пути. — Что же касается ваших подруг, тут уж вы им ничем не поможете. Примите наши соболезнования.
— Ну вот, теперь нас уже пятнадцать, — с некоторым удовлетворением в голосе констатировала Белль Роузен.
— А почему тебя это так радует? — удивился ее муж. — Какая разница, сколько нас осталось?
— Ну во всяком случае, не тринадцать, — пояснила Белль.
— Ох уж эти твои предрассудки, — покачал головой Мэнни. — Нас раньше было четырнадцать.
— А пятнадцать — еще лучше, — не замедлила ответить его супруга.
— Вот только этой маленькой задницы нам и не хватало, — презрительно фыркнула Линда Рого.
— Ну, что ты, милая, не надо так уж строго, — взмолился Рого. — Она же еще совсем дитя и очень напугана всем случившимся.
Внезапно Нонни Пэрри сердито сжала губы:
— Это кто еще посмел назвать меня задницей? — огрызнулась она.
— Никто, — тут же принялся успокаивать спутницу Мюллер. — Не обращайте внимания, это же самая настоящая стерва. На нее все давно уже плюнули, кроме, разве что, вот этой половой тряпки, который в свое время совершил большую глупость, женившись на ней.
Майк Рого, не поворачивая головы, угрожающе произнес:
— Я не хотел бы слышать о себе подобных отзывов. Иначе кое-кто очень скоро будет со сломанной челюстью.
Отряд продолжал путь.
— Будьте осторожней, — послышалось предупреждение Мюллера. — Некоторые трубы очень скользкие, и можно запросто вывихнуть ноги или упасть. А поэтому держитесь за меня покрепче.
Нонни так и поступила, изо всех сил вцепившись в провожатого. Мюллер почувствовал, как сжалось у него горло. Его взволновала и сама эта девушка, и ее бесхитростный рассказ. А с другой стороны, она изумила Мюллера своей стойкостью и силой духа — единственная, оставшаяся в живых из всей труппы. Теперь же, хватаясь за руку и плечо Мюллера, она будто снова ощутила себя частью целого.
Майк Рого ошибся в своей оценке Хьюби Мюллера. Он не был ни гомосексуалистом, ни слюнтяем и хлюпиком. Хьюби был любителем путешествий и развлечений. Он был богат и мог позволять себе иногда такие вот круизы. У него не было профессии, но он считался в свете завидным женихом. Его манеры были изысканны, он умел держаться в обществе и никогда не напивался. Он превосходно играл в бридж и осторожно вел себя с незамужними молодыми женщинами. Во всяком случае, до скандалов дело никогда не доходило, и от него еще не забеременела ни одна девица.
Он предпочитал заводить романы с замужними женщинами, принадлежащими к его кругу. Никогда не приходило ему в голову увлечься горничной или официанткой, как и обратить внимание на одну из тех юных, брачного возраста девиц, которые обычно стайками вьются возле состоятельных холостяков.
Хьюби получил образование в Гарварде, которое, правда, ему не пригодилось, и два года отслужил в армии, из них восемь месяцев отвоевал в Корее, так что был, в общем, парнем неробким (вопреки мнению о нем Рого).
Что до его семейного положения, то он не хотел жениться. Хьюби был уверен, что пока еще не встретил женщины, достойной стать ему спутницей. Таким образом, в свои сорок лет он все еще оставался привлекательным холостяком.
Перспектива встречать Рождество вместе с семейством кого-нибудь из своих друзей не радовала Мюллера, поэтому он, не колеблясь, приобрел билет на «Посейдон», который любил еще с тех времен, когда пароход носил название «Атлант». Ему помнились удачные круизы, во время которых ему удавалось кружить головы замужним дамам. Но на этот раз, к сожалению, вышло иначе. Все замужние женщины оказались для него староваты. Единственная кандидатура — привлекательная блондинка, вдова, миссис Вильма Льюис, тут же дала понять, что подобные интрижки ее не интересуют. Ухаживания Мюллера были отвергнуты в первый же вечер.
Хьюби украдкой взглянул на свою спутницу и подумал о том, как смехотворно, наверное, со стороны смотрится он сейчас рядом с этой крохотной фигуркой. Он в своей белой, в рюшках, рубашке и цветастых подтяжках, и она — в вульгарном халатике, больше похожем на ночную рубашку. Да если еще вспомнить, что одна штанина его брюк разорвана и болтается клочьями…
И все же Мюллер испытывал необъяснимые теплые чувства к этой девушке. Каким-то образом она теперь принадлежала ему (если, конечно, можно так выразиться). По крайней мере, весь этот их поход именно он нес за нее полную ответственность.
— Держись за меня, Нонни, — повторил он. — Теперь ты находишься в полной безопасности.
Мюллер улыбнулся. Ему самому стало смешно от неуместности сейчас этого слова: «безопасность».
Она взглянула на Хьюби и благодарно прошептала:
— Вы очень милый.
Отряд продвинулся еще на двадцать ярдов, и тут Скотт поднял руку:
— Всем остановиться! Мы дошли до лестницы, — скомандовал он.
Рого, как ему показалось, выразил отношение всех к великому событию.
— Чудесно! — заявил он. — Ну, и как мы будем брать это препятствие, дорогой наш тренер?

Приключения на первой лестнице


Никому из них раньше не случалось своими глазами видеть лестницу вниз ступенями. И уж тем более подниматься по ней.
В суете, царившей в обеденном зале, никто не присматривался к центральной лестнице, которую затопила вода и нефть. Это странное сооружение так не походило на лестницу, что все словно позабыли о ней. Она просто стала частью общего кошмара, подобно торчащим с потолка столикам и стульям или электрическим лампочкам, переместившимся на пол. Поэтому сейчас, когда им повстречалась лестница, для всех стало неожиданностью то, что предстало перед ними.
Перевернутые ступеньки ошеломляли не меньше самой катастрофы и казались полностью непригодными к использованию. В одно мгновение для всех членов отряда Скотта уничтожилось само понятие «лестница», такое с детства привычное и надежное. Лестница, на которую они смотрели сейчас, была не просто бесполезной, она угрожала.
Поручни из полированного красного дерева и ступени, покрытые ковровой дорожкой, шли наверх нелепыми уступами и нависали над головами путников.
Мэнни Роузен приблизился к лестнице и долго смотрел на этот странный, уходящий вверх и вдаль туннель.
— И как вы предполагаете забраться туда? Это же немыслимо! Безумие какое-то.
— Вот это да! — пожал плечами Мартин. — Выходит, теперь все лестницы стали такими?
Шелби прошептал что-то на ухо своей жене, посмотрел в сторону Белль Роузен и проговорил:
— Ума не приложу, как мы одолеем эту преграду, Фрэнк.
Шелби не решался себе признаться: он чувствовал некоторую радость оттого, что отряд так быстро столкнулся с непреодолимым препятствием. Вот что значит брать на себя ответственность за людей и вести их, не подумав о последствиях! Так и надо этому молодому выскочке. Нужно было более тщательно все взвесить.
— Ну ничего особенно трудного я тут не вижу, — пожал плечами Скотт.
— Вы что же, изволите шутить? — рассердился Роузен. — Разве вы не понимаете, что не все справятся с этим подъемом. Не забывайте о том, что вместе с нами идут и женщины? — И все отлично поняли, что он имел в виду себя и свою супругу.
— Вы уверены, что знаете способ подняться? — поинтересовался у священника Весельчак. — Лично мне кажется, что для всех нас настало время вернуться и присоединиться к Питерсу и Эйкру.
— Вот именно! — поддержал Бейтса Мартин. — По крайней мере, они лучше знают свой корабль и, может быть, посоветуют нам другой путь.
Его поддержали робкие голоса: мысль вернуться пришла не одному Весельчаку.
— О чем это он? — шепотом потребовала объяснение у Мюллера Нонни. — Куда он предлагает отправиться?
Хьюби тихонько рассказал ей о стюардах, оставшихся позади. Нонни еще раз посмотрела на лестницу и заявила:
— А вам не кажется, что все же стоило бы попробовать?
Мюллер бросил на девушку изумленный взгляд. Всего несколько минут назад ее трясло от страха и растерянности. Потом он вспомнил, как эта кроха чуть не бросилась на Линду, когда та посмела оскорбить ее, и подумал: «Да она настоящий боец! Вот умница!»
Самый высокий из всей группы, Скотт молча обозревал свою паству.
Джейн Шелби попыталась разглядеть на его лице выражение презрения, чтобы с новой силой возненавидеть священника. Однако ничего подобного во взгляде Фрэнка не обнаружила. Напротив, он смотрел на каждого, словно оценивая его физические возможности, чтобы знать, кому и как сейчас помогать. Джейн вдруг почувствовала себя маленькой и беспомощной. Ей захотелось то ли сжаться под его взглядом, то ли провалиться сквозь землю. Она воскликнула:
— Мне кажется, имеет смысл попытаться! Может быть, мы справимся.
Муж посмотрел на нее, как на ненормальную.
Однако Скотт взглянул с благодарностью. Джейн даже показалось, что он как раз ждал чего-то вроде вот такого воодушевляющего возгласа.
— Конечно, справимся, — как само собой разумеющееся признал Фрэнк. — Подумаешь, ерунда какая!
И его задорный и почти мальчишеский голос, и легкомысленная характеристика препятствия тут же всех ободрили, возвратили мужество и уверенность. Даже Мюллер, уже готовый повернуть, теперь хотел испытать себя и потягаться с проклятой лестницей.
Весельчак обратился к Памеле:
— А что, старушка, может, и мы рискнем, как считаешь?
— Спорим, что у меня все получится! — в запале выкрикнул Робин Шелби.
Только Линда Рого принялась жалобно скулить:
— А я хочу назад! Пойдемте назад!
Но Скотт как будто и не слышал ее. Он сказал:
— Поймите, что весь мир вокруг нас сейчас перевернулся вверх дном. И если мы забудем, какими вещи должны быть, а приготовимся увидеть их новыми, возможно, и справляться с трудностями нам станет гораздо проще.
— Всю жизнь я ходил ногами, а голову держал наверху, — вздохнул Роузен. — Неужели под старость мне придется переучиваться и пробовать ходить на голове?
— Но вы ведь сами не стоите на голове, верно? Просто вы ходите по потолку, а пол у вас теперь над головой. И, привыкнув, вы уже не считаете это таким страшным и необъяснимым.
— Вы, наверное, имеете в виду примерно то же, что испытывают астронавты, когда осваиваются в условиях невесомости, да? — не удержался Робин Шелби.
— Вроде того, Робин, — согласился с мальчиком священник. — Представь себе, что твой собственный дом перевернулся, как раз когда ты собирался спуститься за чем-то вкусненьким в погреб и уже стоял перед лестницей, готовый к первому шагу. Теперь тебе придется придумать способ, как все же попасть в злополучный погреб. Но, так как ты прекрасно знаешь свой дом и знаком с каждым его уголком, тебе обязательно что-то придет в голову, верно?
— Ой! — изумленно воскликнула Сьюзен. — Теперь я вспомнила, о чем подумала, еще когда мы все находились в обеденном зале. Только тогда мне показалось, что это ужасно глупо. Прошлым летом мы с подругами отправились в Парк развлечений Баннермана. Там был такой аттракцион «Сумасшедший домик». Когда мы заходили внутрь, в нем гас свет и он переворачивался полом вверх. То есть так только кажется, будто вы уже ходите по потолку. А если посмотреть наверх, то там видна вся мебель. Наверное, ее специально приклеивают, но, должна сказать, чувства там испытываешь о-о-очень неприятные!
— Говорите, говорите, говорите! — отмахнулась Белль Роузен. — Я могу стоять здесь и выслушивать любые россказни. Лишь бы никто не заставил меня в самом деле полезть вот на эту лестницу.
Роузен озабоченно взглянул на жену:
— Но, мамочка, может быть, нам хотя бы попробовать…
Ричард Шелби понял, что обязан сейчас приподнять дух отчаявшихся:
— Послушайте меня все. Итак, мы дошли вот до этой лестницы. Нам пришлось оставить позади кое-кого из товарищей, и тем самым мы уже оказались ответственными перед ними. Я, например, сейчас отвечаю и за себя, и за свою семью. Когда судно переворачивается, оно неизбежно тонет, но в нашем случае все вышло по-другому. «Посейдон» до сих пор плавает на поверхности…
Тут Шелби снова вспомнил, как преподобный Скотт стоял на коленях: «Или он впрямь возомнил, будто разговаривает с Господом, как по телефону, и при этом еще получает от него инструкции, как у тренера перед соревнованиями?»
Но он быстро отогнал от себя этот образ и продолжал:
— Итак, наш лайнер плавает кверху килем, и половина его торчит из воды…
Джейн посмотрела на Скотта, и ее снова охватил праведный гнев. Оказывается, этот тип даже не слушал ее мужа, а готовился к преодолению лестницы. Он снял обувь, потом носки, уложил их в карманы пиджака, а топорик пока что оставил на полу. После этого снял с плеча нейлоновый канат, один его конец привязал к поясу, а второй передал Рого со словами:
— Эй, приятель, подержи-ка пока эту штуку.
Детектив напрягся. Казалось, еще секунда — и он снова взорвется.
— Да вы точно чокнулись! — воскликнул он, обращаясь к Скотту, а затем повернулся и ко всем остальным: — Да что с вами всеми опять?! Еще минуту назад вы хотели отправиться назад к стюардам и оставаться с ними. А теперь вы снова готовы переться за этим психом. Ну, на меня прошу не рассчитывать.
Однако канат он продолжал держать в руке.
Между тем речь Шелби не останавливалась:
— Мой мальчик совершенно прав. Утром нас кто-нибудь обязательно заметит с воздуха, ведь мы напоминаем огромную рыбину, плавающую вверх брюхом на поверхности моря. Наш корабль — длиной в тысячу футов. Ну и куда же прежде всего рванут спасатели, чтобы проверить, нет ли на судне выживших? Конечно, будут пробиваться через обшивку. Итак, пока наш лайнер плавает, у нас остается надежда.
Теперь Джейн сердилась уже на собственного мужа. А что, собственно, нового он сейчас произнес? Да он, как попугай, только повторяет слова Скотта.
Весельчак обратил свой непривычно трезвый взгляд на Рого:
— А знаете что, старина, если уж корабль и начнет тонуть, то мне будет приятней погибнуть, сознавая, что я все-таки не бездействовал.
— Я с вами полностью согласна, — поддержала Мэри Кинсэйл. — Это была бы куда более достойная смерть, верно? — И все остальные с интересом посмотрели на нее.
— Да-да, мисс Кинсэйл, — кивнул преподобный доктор Скотт. — Человеческое достоинство всегда превыше всего. — С этими словами он подпрыгнул вверх и ухватился за нависшие у него над головой перила лестницы.
Впервые Мюллер осознал, почему лично он готов идти до конца. Если Господь и все святые казались ему далеким и туманным мифом, то вот этот священник рядом был вполне реальный и осязаемый. Именно он поднял знамя, под которым Мюллер согласился воевать до победного.
В восхищении наблюдал он, как ловко Скотт подтянулся на канате и уперся ногами в перевернутую ступеньку. Затем, перебирая руками по перилам, начал продвигаться вверх и вскоре достиг верха. Встав на лестничную площадку, бывшую когда-то потолком, он привязал к перилам свой канат и крикнул вниз:
— Все в порядке, Рого, отпускайте.
Детектив стоял сраженный. Этот студент-спортсмен с легкостью одолел столь сложное препятствие!
— Жду-не-дождусь, когда же Белль с таким же проворством окажется рядом с вами, — язвительно прошипел он.
— Будьте осторожней, не захлебнитесь собственным ядом! — насмешливо предупредил Скотт и добавил: — Следующий Мартин. — И Мартину: — Вы забирайтесь вверх уже не по перилам, а по канату, так проще. Оттолкнитесь от ската ногами и подтягивайтесь… Не спешите, работайте руками и ногами… Вот молодец, так держать!
Очень скоро Мартин уже гордо стоял рядом со священником.
— Робин, теперь ты.
Мальчик одолел половину пути, но тут силы вдруг разом оставили его, и он закричал:
— Все, я больше не могу!
— Хорошо, сынок, тогда просто так повиси немного, — велел ему Скотт, а сам схватился за канат, а за ним сделал то же и Мартин. Мужчины подтягивали канат, пока мальчик не оказался с ними на лестничной площадке.
— Простите меня, — тут же принялся извиняться он. — Я почему-то считал себя намного сильней.
— Ничего страшного, ты сделал все, что мог, — успокоил его Скотт. — И ты не только сохранил присутствие духа, но и помог другим не потерять голову.
— Я? — искренне удивился мальчик. — Как это?
— А вот так, — усмехнулся Скотт. — Это ты внушил нашим друзьям, что нас будут искать и на воде, и с воздуха, что для этого подключат радиостанции и вычислительные центры. Кое-кто сказал бы просто: ты дал надежду.
— Что до меня, то я не могу позволить себе утонуть, — проговорил Мартин. — Мне обязательно нужно вернуться… — Он хотел сказать «в свой магазин», но, когда речь шла о жизни и смерти, упоминать бизнес по продаже галстуков было бы неуместным, и он закончил так: —…вернуться к своей жене. — Едва он это произнес, как его снова начал преследовать образ погибшей миссис Льюис.
— Думайте о том, что вы обязательно вернетесь, — посоветовал Скотт.
Мартину пришло в голову, что тому следовало бы добавить: «и молитесь», как это сделал бы на его месте другой проповедник. Странные типы, эти молодые священники!
— Что ж, Рого, вы будете следующим, — объявил Скотт.
— Нет, ни за что на свете! — завизжала Линда. — Ты не посмеешь бросить меня здесь одну! Хватит, я уже оставалась в каюте, и что из этого вышло? Если бы я тебя послушалась во второй раз, то уже утонула бы, как все остальные, кто не вышел на ужин. Мы не будем ему повиноваться, подумаешь, какой командир! Пусть другие лезут.
— Вам не следует ничего бояться, миссис Рого, — попытался успокоить ее Скотт. — Лично вас мы поднимем сами.
Линда обругала его последними словами.
Побелев от ярости, Джейн Шелби тут же набросилась на нее:
— Почему вы не можете вести себя прилично, идиотка? Неужели вы не понимаете, что нервы на пределе у всех, но остальные почему-то сдерживаются. Неужели вам не ясно, что мы можем пойти ко дну в любую минуту? А он только старается изо всех сил, чтобы хоть чем-то помочь нам?!
— Не волнуйся, крошка, с тобой все будет в порядке, — вмешался Рого. — Вот видишь, миссис Шелби тоже говорит, что присмотрит за тобой. — Он обладал удивительной способностью видеть и слышать только то, что ему хотелось. — После этого Рого накинул себе на плечи скатерть, схватился за конец каната и на одном дыхании мощными рывками подтянул себя наверх.
Следующим наверх полез Весельчак. Подъем дался ему нелегко, но в конце концов с помощью священника справился и он.
— Можно, я тоже поднимусь по канату? — спросила снизу Памела. — Мы в школе делали такие упражнения, и у меня неплохо получалось.
— У меня тоже, — подхватила Сьюзен.
— Я тебя обгоню! — бросила вызов Памела.
— Спорим!
Пэм схватилась за канат и крикнула:
— Засекайте время! — После этого она с завидной ловкостью полезла вверх.
— Шестнадцать секунд! — восхищенно объявил Робин. — Сестренка, не подведи!
Сьюзен поднималась более грациозно, но чуть медленней, ей явно не хватало силы мышц. Добравшись до самого верха, она весело рассмеялась:
— Ты выиграла! Молодчина!
— Ура, Британия! — обрадовался Весельчак.
Это маленькое состязание взбодрило всю компанию.
Мюллер стоял внизу и разглядывал свои ладони. Рого пробормотал:
— Этот тип сам наверх ни за что не заберется. Придется тянуть его. Давайте начнем побыстрей, чтобы побыстрей и закончить.
— Но, может быть, пусть сначала попытается? — предложил Весельчак.
Рого презрительно покосился на Бейтса.
— Эй, приятель, вы по какому виду спорта специализируетесь? — Он не любил англичан и относился к ним с такой же брезгливостью, как к гомосексуалистам.
Мюллер резво принялся подниматься, но на трети пути остановился. Лицо его раскраснелось, на лбу выступили капли пота, ноги отказывались слушаться.
Скотт немного понаблюдал за отчаянно вцепившимся в канат Мюллером и посоветовал:
— Попробуйте работать не только ногами, но и тазом.
Мюллер послушался и сейчас же значительно продвинулся. Теперь Скотт мог дотянуться до него. Он схватил Хьюби за запястья и помог вползти на площадку. Тот сразу встал на колени, восстанавливая дыхание и с горечью глядя на свои руки: после такого трудного восхождения на них тут же образовались волдыри.
Рого бросил быстрый взгляд на ладони Мюллера и воскликнул:
— Надо же! Вот уже и первые волдыри. Вы уж будьте с ними поаккуратней. — Какую-либо жалость или сочувствие в его голосе услышать было трудно.
Роузен о чем-то тихо переговаривался с Шелби. Потом Ричард сказал:
— Фрэнк, мистер Роузен не уверен в том, что у него получится. И, кстати, что вы решили насчет наших девочек?
— Сделаем петлю, наподобие качелей, и просто поднимем их на ней.
— На канате?
— Нет, свяжем широкую петлю из скатертей, чтобы им не было больно сидеть на ней. А Роузена пока что оставьте внизу, мы его втянем наверх после женщин. Сейчас забирайтесь сами сюда и прихватите его скатерть. Роузен сможет помогать женщинам не хуже, чем вы.
Шелби сам не был уверен в том, сможет ли он одолеть этот канат. Он уже слышал, как Рого тихонько произнес слово «слабак», и боялся застрять на половине пути, как Мюллер. Ну мог ли он подумать, что ему придется в ближайшее время испытывать свою физическую силу!
Однако мышцы его не подвели.
— Ну, ты у меня молодец, папуля! — восхитился Робин. Отец его не разочаровал.
А все остальные уже изготавливали из скатертей что-то вроде скаток и привязывали их одну к другой. Потом Скотт с двух сторон закрепил канат и опустил приспособление вниз.
— Садитесь на петлю верхом, — приказал священник. — Просто перекидываете одну ногу и устраиваетесь поудобней. Миссис Рого, вы готовы стать первой?
Линда, уперши руки в бедра, презрительно поморщилась:
— Ни за что в жизни! Поищите себе другого подопытного кролика, а я пока что посмотрю, как действует ваше хитроумное изобретение.
— Я готова, — произнесла Нонни. Здесь, внизу, она снова почувствовала себя одинокой. Ей хотелось быстрей оказаться вместе с тем мужчиной, к которому она уже привыкла и который отнесся к ней с таким вниманием.
Она перекинула изящную ногу танцовщицы через петлю и подложила под себя полу халата.
— Вот это правильно, — похвалил Скотт. — Теперь повернитесь спиной к лестнице… Вот так, умница. Ребята, поднимаем! Только не спешите, тяните медленно! Нужно убедиться, что у нас все идет как надо.
Канаты тянули все, и Нонни вскоре очутилась наверху. Тут ее халатик все же распахнулся, обнажая маленькую, как у девушки-подростка, грудь. Рого, Весельчак и Мартин тут же отвернулись, а Скотт остался равнодушен.
Но Линда не могла пропустить этот крошечный эпизод.
— Ну, как вам это нравится? — заметила она мисс Кинсэйл. — Священник так и пялится на нее. Уж этот своего не упустит!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — негромко ответила Мэри, готовясь занять место в уже опускающейся к ней петле.
Мисс Кинсэйл поднималась наверх, сохраняя по обыкновению спокойствие и чувство собственного достоинства. Очередь дошла до Линды. Собираясь наверх, она долго готовилась, решительно застегнула смокинг Рого, которым были накрыты ее плечи, на все пуговицы, проговорив:
— Ну, уж на мои сиськи он не посмотрит, вот так-то!
Но наверх была доставлена без всяких приключений.
Теперь внизу оставались только супруги Роузен.
— Мамочка, мне так стыдно, — признался Мэнни своей жене.
— Чего ты стыдишься? — заинтересовалась Белль.
— Того, что я не в состоянии так же резво вскарабкаться вверх по канату, как все остальные мужчины, — объяснил он.
— А ты кто, Мэнни Роузен? — пожала плечами Белль. — Разве ты циркач или акробат, разве не владелец магазина деликатесов, да еще вышедший на пенсию? От тебя и не требуется уметь лазить по веревкам. Пусть они сами тянут тебя наверх.
Роузен помог жене устроиться на свернутой скатерти. Усевшись верхом, она покачала головой:
— Вот уж не думала, что в таком возрасте все еще буду пользоваться пеленками!
— Мамочка, и у тебя еще есть силы для шуток! — вздохнул Мэнни.
— А что мне еще остается делать? — пожала плечами пожилая женщина, и Мэнни почувствовал, как его сердце забилось от восхищения и любви к ней. Сам он страшно боялся этого необычного подъема.
— Мамочка, ты великолепна, — вздохнул он и крикнул наверх: — Все готово!
— Мне кажется, я сломаю наш маленький лифт, — заметила Белль Роузен.
— Ничего подобного! — успокоил ее Скотт, но своим помощникам на всякий случай шепнул: — Теперь будьте особенно осторожны, все-таки она очень тяжелая.
Но и Белль так же благополучно въехала на верхнюю площадку, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Ее глаза за толстыми стеклами очков снова озорно засветились, будто она получила огромное удовольствие, прокатившись на столь экзотическом аттракционе. Все собравшиеся невольно зааплодировали.
— Благодарю вас, благодарю вас, — кивала Белль. — Вы знаете, если бы я сейчас тут не находилась, я бы ни за что сама во все это не поверила!
Снизу раздался жалобный голос Мэнни:
— Эй, вы, там! Вы случайно про меня не забыли, а?
Рого подошел к краю площадки и крикнул:
— Сейчас, Мэнни! Продержитесь еще самую малость!
В этот момент Линда наморщила свой очаровательный носик и громко фыркнула:
— Пусть сам поднимается сюда, как хочет. Терпеть не могу евреев! Фу!
Все замерли на своих местах, и только Белль Роузен ничуть не смутилась:
— Неужели? Это сейчас так не модно! Ну, если только, конечно, вы не арабка. Честно говоря, я и не знала, что вы арабка.
Сьюзен Шелби так и прыснула со смеху, а Линда повернулась к ней и чуть не расплакалась от обиды:
— Ненавижу! Я всех вас ненавижу! — заверещала она. — Я знаю, что вы все посмеиваетесь и глумитесь надо мной. Вам всем почему-то кажется, что вы лучше меня!
— Ну что ты, крошка моя, — начал Рого, но тут же обратился к остальным: — Не обращайте на нее внимания. У нее сдают нервы. Нужно просто быть немного более снисходительными к ней. Мы ведь оказались в весьма затруднительном положении, да?
В этот момент на площадку прибыл Роузен.
— А вот и я, — провозгласил он, но, заметив, что все вокруг почему-то напряжены, забеспокоился: — Что-нибудь случилось? Что тут у вас происходит?
— Миссис Рого как раз говорила, что очень рада видеть тебя снова с нами вместе, правда, дорогая? — улыбнулась Белль Роузен.
Линда уже собиралась раскрыть рот, чтобы достойно ответить, но ее опередила Джейн Шелби:
— Мы все рады вас видеть здесь, мистер Роузен. Мы все рады, что у нас это получилось. И все благодаря мистеру Скотту.
Скотт или не слушал ее слов, или же не придал им значения. Он думал о другом.
— Ну а теперь давайте посмотрим, куда нам предстоит идти на этот раз, — предложил он.

Возвращение парика его хозяйке


— А мне кажется, я знаю, куда мы попали! — воскликнул Робин Шелби. — Где-то рядом находится фотолаборатория.
Они были уже во втором длинном, узком и пустынном коридоре, очень похожем на тот, из которого они сейчас выбрались, только не так богато убранном. Он был занят под самые дешевые каюты, годившиеся для коротких морских путешествий и совершенно неуместные на лайнере такого класса.
Кроме фотолаборатории, здесь же находились маленькая типография, где печатались ежедневные меню для ресторана и местная малотиражна, мужская парикмахерская и женский салон.
Коридор проходил по всей длине корабля. Правда, в кормовой части свет не горел. Идти становилось все трудней, проводов и труб под ногами тут было значительно больше. Сверху, как показалось путешественникам, доносились шаги.
— Вот здорово! — обрадовался Весельчак. — Значит, там тоже есть уцелевшие.
— Наверное, над нами как раз тот коридор для команды и обслуживающего персонала, который они называют «Бродвей». Помните, Питерс нам про него рассказывал?
Рого оценивающе взглянул на Скотта и ядовито спросил:
— Ну что, тренер, в какую сторону направимся на этот раз?
— При чем тут «тренер»? — шепнул Мартин Роузену.
— Майк у нас очень крутой полисмен и терпеть не может студентов-спортсменов, которые потом становятся священниками, — ответил тот.
Мартин усмехнулся:
— Похоже, он вообще все человечество ненавидит. Он никого не любит, кроме вон той стервы, которая то и дело окунает его с головой в дерьмо. — Такие замечания Мартину были не свойственны, но он хотел немного отвлечься от постоянных тревог и дум.
Внезапно издалека донесся неясный шум, и вскоре в дальнем конце коридора появилась женщина. Она с трудом перебралась через высокий порог одной из перевернутых дверей и, увидев людей, быстро заморгала, пытаясь их узнать. На ней был белый рабочий халат, повязанный по талии пояском. В одной руке незнакомка несла женский парик, уложенный в модную прическу, а в другой — массажную щетку для волос.
— Простите, миссис Глисон, — начала она, приблизившись. — Простите, что я так задержалась. Сейчас я все исправлю. Я не знаю, что со мной произошло. Кажется, я споткнулась и упала. — Она с безумным видом переводила взгляд с одного члена команды Скотта на другого.
— Ах, так вы же не миссис Глисон! — вдруг заявила она, обращаясь к миссис Шелби. — А мне показалось, что это она рассердилась на меня из-за своего парика и пришла сюда за ним.
— Да это же наш парикмахер! — воскликнула Нонни. — Как раз к ней-то я сегодня вечером и направлялась. — Она повернулась к растерянной женщине. — Мари, милая моя! Куда же вы собрались? Вы, наверное, еще и не знаете, что с нами случилось. Поймите, сейчас уже никому нет дела до париков. Забудьте о нем.
Но Мари никак не могла забыть о том, что задержала выполнение заказа. Она машинально поправила на нем несколько выбившихся прядей своей щеткой:
— Вот теперь, кажется, все в порядке, вы не находите? — продолжала лепетать она. — Я прекрасно уложила этот парик, и он выглядел идеально, но со мной что-то случилось, и я упала. А потом и все в салоне тоже начало валиться на пол. Свалился и этот парик и немного растрепался. — Глаза ее расширились от удивления. — Да, все это как-то странно. Впрочем, у меня бывают, хотя и редко, приступы головокружения. Но ведь я с самого начала качки чувствовала себя неважно. — Она продолжала поправлять локоны на парике. — Я до сих пор вижу все вокруг словно во сне. Скажите, это у меня что-то со зрением или лампочки действительно горят вполнакала?
— Попробуйте как-нибудь объяснить ей, — шепнула Нонни Мюллеру. — Похоже, она еще не знает…
— Послушайте, — осторожно начал тот, — вам, пожалуй, лучше пока что оставаться с нами. Не надо никуда ходить.
Парикмахерша отпрянула прочь от него, словно боялась, что он сейчас силком станет удерживать ее:
— Оставаться с вами? — тревожно переспросила она. — Но зачем? — Она принялась в страхе разглядывать парик, вертя его на руке. Парик так напоминал отрубленную женскую голову, что Мюллер испугался, а уж не спятил ли он сам.
— Она велела мне исполнить заказ к девяти вечера. И если я не успею, она очень рассердится. Она постоянно недовольна мной. Никогда я ей не могу угодить. И если она заявится сюда, мне будет хуже. Нет уж, лучше я сама зайду к ней.
И она, спотыкаясь и оскользаясь, бросилась в сторону кормы и скоро скрылась со своим нелепым и таким неуместным сейчас париком.
Все были так поражены, что никто даже не остановил ее. И только когда она исчезла в темноте за поворотом, Нонни опомнилась и закричала вслед:
— Подождите, Мари! Вернитесь же! Вы знаете, корабль перевернулся и там все погибли! Прошу вас, Мари, одумайтесь! Вернитесь назад!
Она уже собиралась побежать за Мари, но Мюллер благоразумно удержал ее.
— Бесполезно, — тихо произнес он. — Вы ее уже не догоните. А вот сами пострадать можете. Она, скорее всего, сама разыщет нас и вернется, когда все поймет сама.
Сверху раздались еще чьи-то поспешные шаги. Джейн Шелби сжала локоть мужа:
— Дик! Мне кажется, я слышала чей-то жуткий крик. Он несся вон оттуда, куда только что убежала эта несчастная. Она, похоже, потеряла рассудок. Нужно было задержать ее.
— Ну почему вы меня остановили? — чуть не плача, воскликнула Нонни. — Я бегаю быстро и обязательно бы догнала ее. По-моему, с ней что-то случилось. Мари такая милая и добрая, она всегда старалась нам помочь.
— Хорошо, я пойду туда и посмотрю, что с ней, — согласился Мюллер. — А вы подождите меня здесь. Может быть, этот крик не имеет отношения к парикмахеру.
Он чувствовал себя обязанным пойти, раз помешал Нонни вернуть женщину. Значит, в какой-то мере он нес за нее ответственность.
— Только будьте предельно осторожны, Хьюби, — напомнил Скотт.
— Да смотрите не упадите и не покалечьтесь, — добавил Рого. И нельзя было понять, чего в его голосе больше: заботы или насмешки.
Но Мюллера слова детектива, кажется, ничуть не задели. Да и времени обдумывать их не было. Он быстрым шагом дошел до того места, где коридор погружался в темноту. Лампочки не горели. Хьюби почувствовал себя неуютно и уже жалел о том, что сам вызвался искать эту несчастную. Ну кто его тянул за язык? Может быть, он стал таким храбрым и безрассудным потому, что Нонни доверилась ему? Но с чего он должен опекать ее да еще заботиться о какой-то Мари, которую он впервые видит?
Мюллер встал на четвереньки и медленно пополз вперед, держась за трубу рукой и ощупывая ее. Пол в этом месте уходил вниз под углом, затем спуск стал еще круче, и Мюллер остановился.
Он достал из кармана зажигалку, чиркнул и поднял над головой. Стало ясно, почему так истошно кричала эта женщина. Он повернулся, пополз обратно и не выпрямлялся до тех пор, пока не достиг освещенного участка. Здесь он прибавил шагу. Его тошнило. Видимо, Рого как раз и презирал его за эту слабость. Мюллер отвык от жестокостей жизни и давно не сталкивался с такой нелепой смертью, которая настигла эту женщину.
Товарищи молча выжидающе смотрели на него.
— Ну теперь, по крайней мере, ясно, куда нам идти, — неопределенно начал он. — Бедная женщина узнала это раньше нас. — Его передернуло. — Если бы мы выбрали тот путь, нечто подобное могло случиться с кем-нибудь из нас. А, возможно, и со всеми сразу.
— Что могло бы случиться? Я ничего не понимаю, — нахмурился Шелби.
— Часть секции там разнесло взрывом, — объяснил Мюллер. — Но мы бы этого не знали, потому что там полная темнота, а обрыв сразу под ногами. Вот и Мари не ожидала, что пол внезапно пропадет и она полетит в пропасть. Короче, там глубокая дыра, глубиной, может быть, в два уровня. Заполнена водой и нефтью. Этот проклятый парик плавал посередине. Женщину, разумеется, я уже не увидел.
— Она уже не соображала, что делает, да? — спросила Нонни. — Ну почему я не задержала ее?! — Она еле сдерживалась, чтобы не расплакаться.
Печаль Нонни растрогала даже сурового Рого. Он повернулся и по-отечески положил ей руку на плечо:
— Не переживайте так уж сильно, мисс. Вы сделали все возможное. Никто из нас не сумел бы помочь ей.
— Ты лучше держись подальше от этой маленькой проститутки! — брезгливо поморщилась Линда.
Нонни, не вытирая слез, ощерила свои маленькие остренькие зубки и угрожающе шагнула в сторону миссис Рого.
— Кого это ты, сучка, тут проституткой назвала? А ну, повтори!
Как ни странно, но Мюллер, не выносивший брани, внезапно почувствовал, как на него тоже нахлынул гнев. Он полностью принял сторону Нонни.
— Ну-ну, остыньте-ка, обе! — вмешалась Белль Роузен, но Мэнни тут же остановил ее:
— Мамочка, не встревай, пожалуйста!
Майк Рого строго взглянул на Нонни и произнес:
— Расслабься, сестренка. Никто тут никого не обзывает. Ты просто ослышалась, ясно? У нас и без того забот хватает. — А Линде сквозь зубы процедил: — Попробуй только еще раз! Сейчас же прекращай все эти свои штучки!
Ловко используя свои полицейские навыки, Рого Встал между женой и Нонни, чтобы женщины уже не могли коснуться друг друга. Мюллер тоже на всякий случай встал рядом с танцовщицей. Но Нонни была слишком страстной натурой, чтобы прощать оскорбления. Глаза ее гневно сверкали, она поджала губы и не отступала.
— Она назвала меня проституткой!
Нонни бушевала. Легкий халатик грозил вот-вот распахнуться, рыжие волосы разметались по плечам. Мюллер почувствовал, что она нравится ему все больше. Правда, именно сейчас Нонни как раз больше всего и напоминала женщину той профессии, к которой ее отнесла Линда.
— Не обращайте внимания, — отмахнулся Мюллер, — видимо, она вспомнила себя в юности. Такое иногда случается.
Нонни тут же успокоилась.
— Правда? А я и не поняла. Может быть, я совсем дура, как вы считаете?
Рого внимательно смотрел на Мюллера. Он хотел бы знать, что тот имел в виду и ждал его объяснений. В зависимости от этого детектив и решил действовать.
Но Хьюби произнес только короткое:
— Нет, я так не считаю. — И замолчал.
Тогда снова заговорила Нонни:
— Я вовсе не проститутка. Мне приходится очень помногу работать, чтобы добыть денег себе на пропитание. Вы даже не представляете, какой это тяжкий труд.
И снова Мюллер почувствовал, как у него перехватило горло. Ему хотелось защищать ее, оберегать: схватить сейчас в объятия и прижать к себе, укрывая от опасностей. Вдруг он вспомнил, что под халатом у нее ничего не надето, и она показалась ему еще уязвимей. Он подвинулся к Нонни и зашептал:
— Конечно! Нет, я все понимаю. И я хорошо представляю себе! Вам столько приходится вкладывать сил в свою работу.
Она ответила на его заботу нежной улыбкой и тоже подвинулась к нему. Они словно заключали между собой негласный договор о дружбе.
— Если над нами проходит главный служебный коридор, — начал рассуждать Скотт, — значит, и лестницы — с обоих его концов. Но нам придется использовать переднюю. Больше ждать нечего, нужно двигаться.
— Вы только посмотрите на мои ноги! — пожаловалась Белль Роузен. — Я больше не в силах передвигаться по этим бесконечным трубам.
— Я предлагаю всем нашим девушкам снять обувь, — подхватил Скотт. — На каблуках здесь особенно тяжело и опасно.
Маленький отряд выступил в путь. Джейн Шелби пошла рядом с мисс Кинсэйл, которая несла свои туфли так бережно, словно музейную ценность.
— Правда, доктор Скотт — замечательный человек? Это удивительно харизматичная личность. — Она помолчала и добавила, словно извинилась: — Дело в том, что большинство современных священников, к сожалению, совсем не такие.
— Да, — коротко ответила ей Джейн, но сама подумала: с какой легкостью Скотт вычеркнул из памяти трагедию, происшедшую с несчастной Мари. Интересно, поразмышлял ли он хоть немного о ней и ее страшной судьбе, помолился ли мысленно?..
Джеймс Мартин догнал Скотта и пошел рядом с ним. Мужчины двигались медленно, постоянно глядя себе под ноги. Мартин задумался о том, стоит ли ему сейчас исповедоваться Скотту. Слишком уж тяжело было у него на сердце. Так, может быть, как раз и имело смысл высказаться, облегчить себе душу, так сказать, избавиться от мучений. Скотт был на целую голову выше его, и Мартин поглядывал на священника снизу вверх: тот, кажется, обдумывал сейчас что-то очень серьезное. Этот красивый, видный мужчина был столь непохож на проповедников, которых привык видеть Джеймс прежде.
Мартин продолжал мучиться. Если корабль удержится на воде, если им удастся достичь обшивки судна, если в мире скоро узнают об их катастрофе, если спасательные судна и вертолеты вовремя прибудут, он выживет. Но это будет нечестно. Слишком уж легко он отделается от ответственности за свои грехи.
А ведь Джемс согрешил, да еще как! Он прелюбодействовал. Он изменял жене со сладострастной, похотливой женщиной и за это должен понести наказание. Он мыслил сейчас не столько как христианин, сколько как коммерсант. Каждый счет должен быть оплачен. А от большинства мужчин Мартин еще отличался и тем, что всегда охотно платил по счетам и никогда при этом не жаловался.
Миссис Вильма Льюис была не той женщиной, от которой можно было бы отделаться по окончании круиза небольшим подарком да легким похлопыванием по попке. Сорокавосьмилетняя вдовушка купила билет на «Посейдон» ради сексуальных приключений. Она, конечно, решила выбрать себе самого достойного мужчину. А захватив его, не собиралась так просто отпускать. Шведка по национальности, Вильма была привлекательна: пышная грудь, бледная кожа и чуть выпуклые голубые глаза. Когда она распускала свои волнистые золотистые волосы, то казалась настоящей Венерой. На людях вдова вела себя скромно, но это было лишь показное. Она уже давно задумала пуститься в разгул и теперь только выбирала с кем.
Одним из первых на ее крючок попался Хьюби Мюллер и начал осторожно ухаживать за красавицей. Однако ничего путного из этого не получилось: вдове не нужен был джентльмен. Она тосковала отнюдь не по романтике.
Ей понравился Джеймс Мартин — маленький бойкий петушок с короткими, седоватыми волосами и живым внимательным взглядом из-под очков в золоченой оправе. Если одежда его и показалась ей слишком броской, то нельзя было не признать, что галантерейщик одевался по последней моде.
Долго уламывать его не пришлось. Имея больную жену дома, он как с цепи сорвался, оказавшись вдали от нее, на роскошном лайнере, в компании с Вильмой Льюис. Его любовь к уединению и сдержанность только подтверждали, что свою тайну он не раскроет никому. А непритязательная внешность обещала вулкан страстей в постели. Прошла первая неделя путешествия, и миссис Льюис отважилась на эксперимент. Она пригласила Мартина к себе в каюту «на вечерний коктейль». Сделав всего два глотка из своего бокала, миссис Льюис притворилась, что поправляет заколку. Вместо этого она попросту расстегнула ее, и водопад золотистых волос хлынул на ее оголенные плечи и спину. В одно мгновение строгая и недоступная дама превратилась в алчущую женщину с зовущим влажным взглядом. Больше никаких жестов и слов не понадобилось. Мартин изголодался по сексу. Он не был в постели с женщиной вот уже десять лет. Остаток круиза они провели в любовной горячке.
Но и сумели сохранить строжайшую тайну своих отношений. Днем они не встречались, а ночью Мартин незаметно пробирался к ней в каюту.
Однако вскоре стало ясно, что за рай Джеймсу придется расплачиваться. В постели Мартин оказался настоящим сексуальным чудом, и несчастный галантерейщик стал жертвой собственной удали. Вильма наотрез отказалась завершать с ним отношения по окончании круиза. А так как ни о какой любви речи не шло, она не понимала, почему бы им не продолжать свои встречи и на твердой земле. У Вильмы была своя квартира в Чикаго. Ну, а бизнес Мартина позволял ему уезжать из дома на выходные под предлогом очередной командировки. Вильма охотно обсуждала эту тему еще во время путешествия, рассчитывая на долгую связь с понравившимся ей любовником.
Расплачиваться Мартин должен был каждую неделю. А это предполагало постоянную ложь, изобретение бесконечных уловок и ухищрений, чтобы обмануть жену, и, в конечном счете, неизбежное разоблачение. А Мартин по-своему любил жену и не собирался приносить ей боль. С другой стороны, и он уже успел привыкнуть к забытым сексуальным ощущениям и не хотел прекращать любовные свидания. Однако больше всего ему не хотелось неприятностей.
Но сейчас судьба сама решила за него эту проблему. И перед мысленным взором Джеймса то и дело сама собой появлялась перевернутая каюта с мебелью, нелепо торчащей с потолка. И в этом чудовищном «аквариуме» плавало тело Вильмы Льюис. Мартин легко представлял себе и ее длинные, как у русалки, волосы, и удивленные выпученные мертвые глаза…
Ночной дежурный, который мог видеть, как Джеймс проникал в каюту Вильмы, скорее всего, тоже погиб. Так что никто теперь не узнает страшной тайны Мартина, а значит, и никаких неприятностей. Получалось, что ему выгодна смерть Вильмы. С этим он примириться не мог. Почему судьба так жестоко обошлась с ним? — спрашивал он себя. Где же справедливость? Он же должен был бы тоже сейчас плавать рядом с Вильмой. Но он выжил и радовался этому. Радовался? Итак, он согрешил. А это означало, что нужно платить за свои грехи. Но нет, он выкрутился. Ну, разумеется, об этом было пока рано говорить, оставалось еще дождаться спасателей, которые вытащили бы его из перевернувшегося кверху дном судна…
Но что он мог сейчас сказать Скотту? С чего ему начать? И еще ведь не ясно, как Скотт воспримет его признания. Да и что он скажет, кроме заученного «покайся, иди и больше не греши»? К тому же Мартин хотел вовсе не прощения. Он жаждал наказания за то, что остался целым и невредимым.
Вдруг Мартин подумал, что Скотту, по прозвищу «Юркий», вообще нет никакого дела до прелюбодеяний галантерейщика. Молодой священник думал сейчас совсем о другом. Он словно вернулся в большой спорт и теперь рассчитывал, как ему победить в этой игре. Он строил собственную стратегию. И Мартин лишь сильней сжал рот, чтобы, не приведи Господь, никаких глупых слов не вырвалось из него.
Прошло еще какое-то время, и Джеймс поинтересовался:
— Как вы считаете, нам удастся спастись?
— А то! — коротко и бодро отозвался священник.
«Черт! А, возможно, Господу как раз и требуются такие парни!» — невольно подумал про себя Джеймс.
В этот момент Весельчак поскользнулся о какую-то трубу, громко выругался и, не поддержи его вовремя Памела за руку, обязательно свалился бы на пол. Ее постоянная забота о нем и физическая сила начинали раздражать Бейтса. Особенно сейчас, когда он окончательно протрезвел. Он приобрел билет на «Посейдон» вовсе не для того, чтобы завязывать новые знакомства, и тем более с женщинами. Просто его прельщала мысль, что в течение целого месяца он сможет пить, сколько душе заблагорассудится, и никто не будет к нему приставать. Он, разумеется, пил и в Лондоне, но там ему еще приходилось посещать офис, где он работал. А это отвлекало. Корабль представлял собой идеальный подвижный бар.
Когда рядом возникла эта полненькая девушка, которую в круиз вывезла мать, чтобы найти жениха, Весельчак был не против. Пить в компании куда веселее, нежели в одиночку. А Памела оказалась идеальной собутыльницей. Не слишком привлекательная внешне и не большого ума, она ни на что не претендовала: только простой объем, в который, как в бочонок, выливалось содержимое бутылок.
Памела находилась рядом с Весельчаком, вместе с ним посещала бары, пила, слушала его и поддакивала, когда ему хотелось поговорить, или молчала, когда ему требовалась тишина. Она почти ничего не говорила, и он мало что о ней знал.
Весельчак снова поскользнулся, и снова Памела поддержала его своей мощной рукой. Он скрыл свое раздражение под негромким смехом:
— Вот что может стать с человеком, когда он протрезвеет. Это уже слишком опасно. Отпусти меня. Я уже в полном порядке. — Она обиженно поджала губы, и он тут же добавил: — Нет-нет, лучше продолжай меня держать, ты очень хорошая девочка. — Весельчак был горьким пьяницей, но сердце у него оставалось добрым.
Но «хорошая девочка» тоже протрезвела, иначе она никогда бы не задала ему давно мучивший ее вопрос. Пока они пили, она лишь бесконечно погружалась в тупое обожание, которое испытывала к своему товарищу. Теперь же гибель матери и окружающий ее ужас окончательно выветрили из нее алкоголь. Она собралась с духом и выпалила:
— Тони, а зачем ты так напиваешься? Что тебя заставляет делать это?
Весельчак с удивлением посмотрел на свою подружку и вздохнул про себя. Его жена постоянно спрашивала его о том же.
— Ничто не заставляет, — ответил он и добавил: — Просто мне нравится быть пьяным. Мне приятно испытывать это ощущение. Когда я пьяный, я люблю всех и каждого, и мне становится весело.
— А когда ты трезвый?
Он снова посмотрел на нее, потом весело улыбнулся и произнес:
— Уже не помню.
— Теперь мне все ясно! — воскликнула Памела. — Вот почему тебя называют Весельчаком. Потому что тебе все время весело!
— Да? Наверное, я выгляжу по-идиотски, когда целыми днями торчу в баре и глазею на проходящих мимо людей. Зато я начинаю всех их любить, и мне действительно становится весело и легко на душе.
— А меня ты тоже начинаешь любить, когда пьешь, Тони?
— Еще как! — просиял Весельчак. — Ты же свет моей жизни — настоящая мечта любого выпивохи. Мне позавидовал бы каждый пьянчужка. Я прав?
— А когда ты трезвый, что тогда?
— Ну, этого я не могу сказать, — рассмеялся Весельчак. — Я ведь впервые протрезвел. — Эти слова вылетели у него сами собой, прежде чем он успел задуматься над их смыслом. Он хотел только пошутить, но сразу же понял, что замечание вышло и глупым, и жестоким.
— Ничего не имею против, — пожала плечами Памела, и Весельчак с облегчением вздохнул. Но тут же почувствовал и болезненный укол: значит, и он ей тоже не слишком дорог?
В это время Памела крепче ухватила его за руку:
— Осторожней! Тут опять началась эта дурацкая узловатая труба.
Скоро группа остановилась, и спереди донесся голос Рого:
— Бог ты мой! Ну вот, кажется, мы и пришли.
Перед ними в конце коридора громоздилась еще одна перевернутая лестница.

Приключения на второй лестнице


Путники в оцепенении молча стояли у второй лестницы. То, как они преодолели первую, прибавило им уверенности в себе и в своем лидере. Его изобретательность вселила в них новые силы. Им стало казаться, что отныне перевернутые лестничные пролеты уже не будут для них серьезным препятствиям. Каждый раз, когда им удавалось справиться с очередной сложностью, они чувствовали, что страх рассеивается и что не такой уж кошмар вся эта катастрофа. Получалось, что безвыходных положений для них не существовало. Любая проблема решалась, стоило только немного над ней подумать и, может быть, проявить смекалку или прийти к необычному решению.
Но на этот раз смельчаки действительно оказались в затруднении. Здесь не было наклонного подъема, не было и верхней площадки, на которую можно поднять женщин на петле из скатертей. Эта лестница выглядела совсем по-другому. Она оказалась широкой и вела с палубы к каютам. До железных ступеней и стальных перил, высоко над головами путешественников, нельзя было дотянуться руками. А перед маленьким отрядом, возвышалась двенадцатифутовая переборка, от которой вниз к перевернувшемуся потолку параллельными прямыми шли трубы.
«Это тупик! — грустно подумал про себя Мюллер. — Дальше сражаться не имеет смысла». Он сразу как-то обмяк, и это почти невидимое глазу движение, очевидно, передалось Нонни. Она настороженно взглянула на своего товарища. Он попытался ободряюще улыбнуться ей, но у него ничего не получилось.
Джейн Шелби заволновалась и обратилась к мужу:
— Эту преграду нам уже не одолеть, да?
— Во всяком случае, я не вижу никакой возможности сделать это.
— Похоже, тут-то нам и придется объявить о конце нашего похода, да, старина? — спросил Весельчак у Скотта.
Рого повернулся к священнику и презрительно бросил:
— Может быть, в вашу светлую голову уже пришла очередная блистательная идея? Или нет?
Рого уже не сдерживал свою злобу. Судя по высокомерию и свирепости, с которыми был задан, в общем-то, невинный вопрос, детектив вот-вот набросится на Скотта с кулаками, чтобы доказать ему, кто тут прав, а кто — нет. Впрочем, Рого и не знал, как можно отстоять свою правоту по-другому.
Но Скотт сохранял хладнокровие. Он несколько секунд внимательно осматривал возникшее перед ним препятствие, после чего задумчиво произнес:
— Следующая преграда будет, как мне кажется, значительно сложней, чем эта.
Мюллер не сдержался и прыснул со смеху. Его развеселило то, с какой легкостью Скотт решал любые проблемы. Еще не одолев этой лестницы, он уже говорил о «следующей преграде». Тем не менее, его уверенность в себе прогнала зародившийся было в душе Мюллера страх. Нонни тревожно посмотрела на своего товарища и испуганно спросила:
— Он, случайно, не сошел с ума?
— Он очень хитрый и изобретательный, — многозначительно покачал головой Мюллер.
— Какого черта? Что вы имеете в виду под «следующей преградой»? — воинственно спросил Рого. — Нам и эта не под силу оказалась. При чем тут следующая?
— А вот при чем, — пояснил Скотт. — Мы пока еще видим лестницу. А вот когда аварийное освещение погаснет, нам придется туго.
Они и думать забыли о том, что лампочки, которые до сих пор помогали им в пути, не вечные и могут потухнуть в любую минуту. Мысль о том, что очень скоро они могут очутиться в кромешной тьме, испугала всех, кроме разве что мисс Кинсэйл. Она понимающе кивнула:
— Да, мы, конечно, должны быть благодарны Господу за то, что он делает для нас.
— И если вы, — продолжал Скотт, — подумаете о том, как тяжело было бы преодолевать преграды в темноте, при свете они уже не покажутся вам такими сложными, верно?
Вдруг сверху высунулась чья-то косматая голова. Бледно-голубые глаза некоторое время в ужасе взирали на путешественников.
— Эй, вы, как вас там зовут! — закричал Рого. — Позовите сюда кого-нибудь! Нам нужно попасть туда, к вам, наверх!
Голова исчезла. И тут же послышались удаляющиеся шаги неизвестного. Вскоре наступила тишина. Ничего больше не происходило. Никто не появлялся.
— Ах ты, грязная скотина! — выругался Рого.
— Вы обратили внимание на его глаза? — спросил Скотт. — Он напуган до смерти. Скорее всего, те, кто наверху, тоже не понимают, что произошло, а потому вряд ли смогут нам помочь. Придется, видимо, по-прежнему рассчитывать только на себя.
— Естественно! — ехидно подхватил Рого. — Начинаем прыгать наверх и взбираться по стенке, как макаки.
— Зачем? Мы будем взбираться туда, как люди. — Скотт подошел к лестнице и указал на то, чего из-за волнения и страха не заметил никто.
Переборка походила на навес и, если бы путешественники смогли до нее добраться, стала бы для них своего рода балконом. По ней так же, как и по тем коридорам, где наши путники уже прошли, пролегали трубы и провода. Некоторые из труб там, где они шли вертикально, были оборудованы вентилями, открывающими и запирающими клапаны. Такие сочленения были покрыты асбестовой изоляцией, а сами трубы крепились к стене хомутами, вделанными в углубления. Эти выступы были невелики, дюйма три в длину, не больше. Но и этого достаточно, чтобы уцепиться за них пальцами ног или рук. Ну, а дальше ступеньками станут и сами вентили.
Надежда вспыхнула в сердцах отважных путешественников. А когда Фрэнк повторил свое любимое «фигня какая!», то группа еще больше воспрянула духом, готовая залезть на любую трубу при минимуме выступов на ней. Джейн Шелби вздохнула с облегчением и уже в который раз подумала, что, возможно, была несправедлива к Скотту.
— Нет уж, это не для меня, — презрительно поморщилась Линда Рого.
Ее муж сразу погрустнел и печально покачал головой:
— Тебе здесь будет очень одиноко одной, крошка.
Она отправила его известно куда, добавив:
— Не волнуйся, у меня тут будет очень милая компания. Или ты решил, что эта старая толстуха одолеет вертикальную трубу?
Джейн Шелби уже подумала было, что сейчас начнется очередная ссора супругов Рого, но ошиблась. Майк ничего не ответил, а только повернулся к священнику и коротко доложил:
— Она полезет туда. Как и все остальные.
А ведь Линда была права! Все повернулись к полной миссис Роузен и выжидающе замерли.
— Послушайте, — начала Белль Роузен, — не силой же вы меня заставите проделывать подобную глупость. У меня все равно ничего не получилось бы. Мэнни должен залезть туда, я в этом не сомневаюсь, но что касается меня, то я и пытаться не стану. Мне стыдно даже думать о том, что вы могли представить меня в роли альпинистки.
— Может быть, скатерти… — начал было Мюллер, но Скотт отрицательно покачал головой.
— Тут нет точки опоры. Легче залезть туда по трубам.
— Неужели ты думаешь, что я сам заберусь наверх, а тебя оставлю здесь? Уж не рехнулась ли ты, мамочка? Да и кто сказал, что я смогу туда вскарабкаться? Нет-нет, пусть все остальные лезут, если смогут, а мы с тобой останемся здесь вдвоем. Мы не хотим причинять никому неудобств.
— Мы не оставим вас здесь, внизу, — заговорил Мюллер. — Об этом даже речи быть не может. Мы вместе начали этот поход, вместе же его и закончим.
— Почему это? — нахмурилась Линда Рого. — Пусть поступают, как хотят. Это, в конце концов, их личная проблема, а не наша. Пусть торчат здесь, сколько им угодно. Кстати, это же относится и ко всем остальным, — поспешила добавить она, почувствовав, как возненавидели ее все в эту минуту.
— Но ведь еще там, в столовой, вы и представить себе не могли, что сумеете добраться вот до этого самого места, верно? — начал издалека Скотт.
— Да, верно, — согласилась Белль. — Но одно дело, когда тебя затаскивают наверх, а другое — когда нужно залезать туда самостоятельно. — Она вздохнула и покачала головой. — Вы ужасный человек. Чувствую, что у меня нет другого выхода, кроме как согласиться с вами и попробовать.
Скотт удовлетворенно усмехнулся и произнес:
— Умница! Я даже думаю, что вы полезете наверх первая, а потом будете наблюдать за тем, как все остальные карабкаются к вам. — Он повернулся к переборке, еще раз оглядел ее и заметил: — Здесь нам очень понадобится топорик. Кстати, где он?
Мэнни Роузен тяжело застонал.
— Что случилось, Мэнни? — сразу же забеспокоилась Белль. — Тебе плохо?
Роузен снова застонал:
— Плохо ли мне? Ты еще спрашиваешь! Я же поднимался последним. Вот я и оставил топорик там, внизу.
— Вот тебе и евреи, — радостно вставила Линда, видно решившая оскорблять и унижать супругов при каждом удобном случае. — Ну, что я говорила?
— При чем тут евреи? — пожал плечами Роузен. — Забыть вещь может любой человек. Особенно, если он сильно взволнован.
— Конечно, Мэнни, — поддержала мужа Белль. — И кстати, ведь тебе никто не напомнил про него. — Затем с удивительной мягкостью добавила: — Если мы будем обижать друг друга, миссис Рого, ничего хорошего из этого не выйдет. Мы те, кто мы есть, точно так же, как и вы есть то, что вы есть. И винить в этом абсолютно некого.
Линда была довольно глупой женщиной и не смогла оценить тонкость высказывания миссис Роузен, но, на всякий случай, уже приготовилась произнести очередную гадость, как в разговор вмешался Майк Рого:
— Я сам схожу за топором, — заявил он.
— Нет, никуда ты не пойдешь! — взвилась Линда. — Это он забыл его, пусть он сам и возвращается.
— Ну, не надо так, крошка моя, — попытался успокоить жену Рого. — Перестань, пожалуйста. Он так быстро все равно не сумеет обернуться. К тому же не забывай, что мистер Роузен — мой старый друг.
Рого, частый гость в магазине Мэнни, всегда с удовольствием вспоминал его гостеприимство. Он повернулся к Скотту:
— Дайте мне веревку.
Скотт передал ему кольцо каната:
— Вы справитесь там один?
— Это из-за глупых анекдотов про тупиц-полицейских вы решили, что у меня нет головы на плечах? — вздохнул Рого и удалился.
— Что ж, а мы пока немного отдохнем, — предложил Скотт и растянулся на полу вдоль труб. — Устраивайтесь поудобней, у кого как получится.
— Мне понравилось, как ты сказал, что мы не оставим здесь Роузенов, — прошептала Нонни, обращаясь к Мюллеру. — Это очень милые люди. Они любят друг друга, это сразу видно. — Она опустилась на колени, и в этот момент полы ее халатика разошлись. Она судорожным движением запахнула его и, вздохнув, пожаловалась: — Мне очень стыдно за то, что я ничего не надела из нижнего белья.
Впервые Мюллер встретился с такой скромной девушкой, хоть и работающей профессиональной танцовщицей, он был растроган. Он чувствовал, что ее скромность истинная, не показная. Так или иначе он сумел по достоинству оценить поведение Нонни. Мюллер улыбнулся и заметил:
— Кажется, я кое-что придумал.
Он отстегнул от брюк подтяжки и передал их девушке со словами:
— Вот, сделайте из них поясок.
— Что вы! — ужаснулась Нонни. — А как же ваши брюки? Они не упадут?
Мюллер довольно похлопал себя по животу.
— Тут есть маленький бочонок, он не позволит, — заявил он. — Подтяжки я ношу не для этого.
— А для чего? — удивилась Нонни.
— Ну, для того, наверное, чтобы забыть о животе. Я тешу себя мыслью, что если бы не подтяжки, то брюки действительно могли бы свалиться. — Он улыбнулся. — Нет-нет, не бойтесь, со мной все будет в порядке.
— Вы такой забавный! — прошептала Нонни и в порыве благодарности обеими ладонями ухватила его руку чуть повыше локтя. И снова Мюллер поймал себя на мысли, что ему приятно ее прикосновение.
Белль, неловко расположившаяся на жестких трубах поодаль от всех остальных, негромко обратилась к мужу:
— Что ты скажешь об этой Линде? Что она такого о себе возомнила? И как он ее терпит? Мне всегда казалось, что полицейские — народ строгий.
— Она считает, что намного выше его, — отозвался Мэнни.
— Как это — выше?
— Она должна была стать кинозвездой. Выйдя за Рого, она отказалась от карьеры.
— Кто это тебе сказал?
— Сам Рого.
— И он в это верит?
— Я помню, как перед свадьбой он пришел ко мне в магазин, — начал Мэнни. — В руках он держал «Лайф мэгэзин». Майк подошел ко мне, даже, я бы сказал, подбежал, и показал мне фотографию своей невесты. Там было напечатано четыре или пять фотографий красоток под заголовком: «Восходящие звезды завтрашнего кинематографа». Все они снимались на разных студиях. Помнится, у Линды был контракт с компанией «Парамаунт». Она тогда была довольно миловидной, не успела еще испортиться. И Майк сказал мне: «Мэнни, я счастлив, я на вершине блаженства. Мы скоро поженимся. Представляешь: такой болван, как я, и вдруг женится на настоящей кинозвезде!» Вот видишь, она уже тогда была для него кинозвездой. Я тогда порадовался за товарища… Только позже я узнал, что она выступала в каком-то бродвейском мюзикле, который с треском провалился, а потом ее вообще перестали куда-либо приглашать. Правда, об этом Рого мне никогда не рассказывал.
— И эта женщина считает, что имеет право плевать на нас или, допустим, на такую очаровательную девушку, как Нонни?
— По-моему, как раз в этом ничего удивительного нет, — пожал плечами Мэнни.
— Все, что ей требуется, это получить еще пару хороших затрещин, — вздохнула Белль. — Может быть, после этого она немного поумнеет. — Она подумала и добавила: — Впрочем, кто я такая, чтобы говорить об этом? Да и не это сейчас самое главное. Ведь мы попали в очень серьезный переплет. Правда же, Мэнни? Как ты считаешь, наше положение действительно такое безвыходное?
— Я не собираюсь тебе лгать, Белль.
— Значит, мы можем утонуть?
— Да.
Она немного помолчала, потом заговорила снова:
— Мне всегда было хорошо с тобой, Мэнни.
— Я всем обязан только тебе, мамочка.
— Ну, и какой смысл во всем нашем походе?
— Если имеется хоть какой-то шанс спастись, мы должны, мы просто обязаны воспользоваться им, — ответил Мэнни.
Белль промолчала.
Мисс Кинсэйл не стала ложиться на трубы, как все остальные. Она присела на них и прикрыла колени подолом своего длинного некрасивого платья. Она смотрела вдаль невидящим взглядом.
Скотт открыл глаза и увидел странную фигуру старой девы у стены напротив. Он тотчас сел.
— С вами все в порядке, мисс Кинсэйл? — поинтересовался он.
— Да-да, конечно, — тихо отозвалась она, возвращаясь в действительность из своих воспоминаний.
— Какая вы тихая и спокойная, — с уважением произнес Скотт.
Именно так о ней отзывались и все остальные пассажиры на борту «Посейдона». Мисс Кинсэйл говорила мало. О ней знали только что, что она работала бухгалтером в банке где-то в пригороде Лондона. Деньги на билет она копила долго. По утрам мисс Кинсэйл прогуливалась по палубе, проделывая обязательные двадцать кругов, что составляло ровно милю. Днем она неизменно пила чай с другими дамами, но больше любила слушать, чем говорить. Она ходила в кино, когда на пароходе показывали интересные фильмы, а во время экскурсий на берегу постоянно брала с собой блокнот и ручку и записывала все, что рассказывал гид. Кроме того, она покупала невероятное количество открыток, чтобы потом вспоминать все те места, где ей удалось побывать. Правда, ее чувства и мысли оставались тайной для всех.
Над головами отдыхавших снова раздался шум, и сверху свесились уже две головы. Все путешественники посмотрели наверх с надеждой, что сейчас, может быть, кто-нибудь явится к ним на помощь. Вдруг первый косматый незнакомец прислал своих товарищей? Но эти лица были еще более дикими. Их рты перекосились, с губ стекала слюна, безумные глаза, похоже, ничего не видели, а если и видели, то мозг их вряд ли воспринимал увиденное. Через несколько секунд и эти лица исчезли.
Хьюби Мюллер крикнул им вслед:
— Эй! Вы говорите по-английски? По-французски? По-немецки? По-итальянски?
Но странные люди больше не возвращались.
— Если вы спросите мое мнение, — неожиданно произнес Мартин, — то я скажу наверняка: они все там в дымину.
— Что такое? — навострил уши Весельчак. — Вы имеете в виду, в дымину пьяные?
В это время вернулся Майк Рого. Он нес на плече топор. На другом его плече виднелся канат. Выглядел детектив озабоченно. Его ботинки и брюки выше щиколотки были мокрыми.
— Молодчина, старина! — похвалил сыщика Весельчак.
— А, ерунда! — отмахнулся Рого.
Но Скотт тут же обратил внимание на брюки Майка:
— Где вы так промочили ноги? Кстати, где лежал топор?
— Под водой, — доложил Рого и взглянул наверх. — Там уже воды набралось в фут глубиной. Нам нужно поторапливаться и скорей забраться повыше.
Шелби почувствовал, как все внутри него похолодело от дурных предчувствий:
— Бог мой, значит, наш корабль все-таки постепенно погружается на дно! А как же те, кто остался на палубе «С»? Я имею в виду и наших друзей тоже — Питерса и Эйкра. Ну и, конечно, всех остальных, тех, кого мы видели еще в обеденном зале.
Рого равнодушно посмотрел на него:
— Да, действительно, хороший вопрос. Как же они?
— Они уже все утонули! — выпалила Памела Рейд. — Утонули, как и другие пассажиры до них.
У Нонни застучали зубы: ее била нервная дрожь. Она тихо заскулила:
— Бог мой! Там же были все мои друзья и подружки! Ники, Мойра, Сибил, Хитэр, Джо, Тимми… Неужели все они уже погибли?
— Тише! — попытался успокоить ее Мюллер. — Постарайтесь об этом не думать. — Он осторожно обнял ее рукой, и она зарылась лицом ему в плечо.
— Скажите, вода продолжала подниматься, пока вы спасали наш топор? — осведомился Скотт, обращаясь к Рого.
— Нет, — решительно ответил тот. — Я специально немного выждал и проверил уровень воды. А веревку мне пришлось привязывать к перилам, чтобы вернуться сюда.
— Вероятно, корабль немного опустился, а теперь он вновь уверенно держится на плаву, — высказал предположение Шелби и добавил: — Ну, так сказать, сначала решил утонуть, а потом передумал. Случается же такое, наверное. — Он еще пытался шутить, но это был юмор висельника. Точнее, утопленника.
Более практичный Мартин заметил:
— Пароход может затонуть теперь в любую минуту.
Путешественники тревожно переглянулись. И чувство безопасности и уверенности в спасении сразу куда-то улетучились. Они поняли, что теперь каждая минута могла стать для них последней в жизни.
— Благодарю вас, Рого, — кивнул священник детективу и тут же скомандовал: — Вперед!
На этот раз никто не стал спорить. Скотт взял топор у Рого, осмотрел его, что-то прикинул в голове и объявил:
— Из него получится неплохая дополнительная ручка, за которую можно будет ухватиться при подъеме. — Он повернулся к Памеле. — Посмотрим, как вы справитесь с этим заданием.
Англичанка решительно подошла к переборке и оглядела ее, оценивая высоту.
Она скинула туфли, передала их Весельчаку и, не говоря ни слова, полезла вверх. Сильные пальцы рук и ног хватались за любой выступ. Вскоре она добралась до того места, куда Скотт с размаху всадил топор. Самая трудная часть пути была пройдена. Оставалось, схватившись за ручку топора, слегка подтянуться, чуть раскачаться и, зацепившись ногами за выступ, закинуть себя за переборку. И все дела.
— А здесь совсем неплохо, — объявила она, победно глядя вниз на своих товарищей.
— Боже мой! — воскликнул Весельчак. — А я и не знал, что все это время пил с Человеком-мухой!
Кто-то рассмеялся, кто-то только улыбнулся, но настроение всей компании заметно улучшилось. Мюллер подумал, что Скотт — отличный психолог: он хорошо представляет возможности каждого члена своей команды и неспроста послал эту девушку первой. Она без труда справилась, а значит, и остальным подъем покажется не таким уж сложным.
— Что там видно, Пэм? — поинтересовался Скотт. — Расскажите нам.
Девушка поднялась на ноги:
— Здесь мало света. Какие-то люди в конце коридора. Но отсюда мне не видно, сколько их и что они делают. Хотите, я схожу посмотрю?
— Нет-нет, не стоит, — остановил ее священник. — Если Мартин прав, и они все пьяные, потому что добрались до бесплатной и обильной выпивки, то ни к чему хорошему ваша встреча не приведет. Следующей будет миссис Роузен, а нам придется помочь ей забраться к вам наверх.
Весельчак поднял голову и словно затрепетал от предвкушения:
— Или мне послышалось, или кто-то произнес слово «выпивка»? И он пропел: «Дайте мне крылья, как у птицы…»
Скотт не обратил на него внимания и продолжал:
— Нет, подождите немного. План несколько меняется. Дик, сначала наверх отправитесь вы, чтобы потом вместе с Памелой помогать оттуда поднимать миссис Роузен.
Шелби молча повиновался. На этот раз он уже ни в чем не сомневался. Скотту удалось добиться от них быстрого выполнения своих приказов и распоряжений. Как будто он владел техникой гипноза и все под его взглядом впадали в состояние транса.
— Немного расслабьтесь… Теперь пошел! — крикнул Скотт, слегка шлепнув Шелби по спине, как это делает тренер по регби, отправляя очередного игрока на поле.
Шелби тут же ощутил какую-то странную легкость во всем теле, как в юности, когда его выпускали на поле заменяющим игрока.
Он ловко заработал руками и ногами и вскоре оказался рядом с Памелой.
— Встаньте на колени у края, так вам будет легче втаскивать миссис Роузен! — продолжал командовать снизу Скотт. Затем он повернулся к пожилой женщине. — Ну, теперь ваша очередь. Будем подниматься!
— Будем подниматься! — со вздохом повторила Белль и обратилась к мужу. — А надо ли, Мэнни?
— Попытайся, мамочка.
Она тяжело встала со своего места и направилась к переборке. С каждым шагом ей становилась яснее вся нелепость попытки забраться. Белль остановилась и повернулась к своим товарищам.
— Послушайте, — негромко начала она, — не при моей фигуре, извините. Нет, я даже первый шаг сделать боюсь. Не заставляйте меня делать это, прошу вас! Не надо.
Но Скотт уже жестом подал мужчинам знак. Мюллер, Весельчак, Мартин и Рого тут же подошли к нему.
— Вот видите, — начал Скотт, — мы все будем помогать вам и ни в коем случае не дадим вам упасть. Кстати, не такая уж вы и грузная, как вам кажется. Поставьте ноги вот сюда, а руки — сюда. Теперь хватайтесь за скобу… Так. Теперь оттолкнитесь ногами, и одновременно попробуйте руками подтянуться вверх.
Белль Роузен приподнялась над их головами на шесть дюймов, но тут же испуганно вскрикнула:
— О нет! Нет, нет и нет! Я не могу ничего сделать! Я падаю!
Она бы и упала, но четверо мужчин надежно прижали ее к трубам.
— Отличное начало, миссис Роузен! — похвалил женщину Скотт, а своим помощникам шепнул: — Все идет по плану, ребята, поднимаем ее!
Тучная фигура приподнялась еще на шесть дюймов, и снова Белль завопила:
— Нет! Нет! Опустите меня! Опустите меня! Я не хочу туда! У меня не получится!
Она судорожно пыталась вцепиться пальцами во что-нибудь более надежное, чем ручка топорика.
— Мамочка, мамочка! — кричал снизу Мэнни. — Ты только не волнуйся. У тебя все отлично выходит!
И снова Скотт велел мужчинам приподнять эту тушу. Она орала, а мужчины терпеливо поднимали ее все выше и выше.
Мэнни Роузен возбужденно бегал вокруг мужчин и теперь волновался за жену больше, чем переживала она сама:
— Может быть, не надо? — спохватился он. — Ей будет только хуже.
— Держитесь крепче за топорик! — велел Скотт.
Белль была настолько перепугана, что уже не могла кричать. Она изо всех сил вцепилась в ручку топорика, и тогда Скотт подставил свою спину, чтобы она смогла встать на нее, пока все остальные мужчины придерживали ее тучное тело руками.
— А теперь поднимайте руки, — велел Скотт, — а сверху вас подхватят.
И он стал осторожно выпрямляться. По лицу Белль лился пот, она так напряглась, что невольно шумно выпустила газы.
Линда Рого злобно расхохоталась.
— Что же ты за сволочь такая! — в сердцах выпалила Джейн Шелби.
Линда побледнела и осыпала Джейн отборной руганью. Джейн отвела руку назад, готовая влепить Линде хорошую оплеуху, но в тот же миг к женщинам подскочил мистер Рого и успокоил обеих.
— Прекратите немедленно, девочки! Хватит! Сейчас не время выяснять отношения.
Скотт собрался с силами и снова немного выпрямился.
— Я не могу больше держаться! — жалобно простонала Белль. — Я падаю!
Мужчины, не такие высокие, как Скотт, больше не могли поддерживать Белль, и она бы неминуемо упала, но тут на выручку пришел Дик Шелби. Он в отчаянии протянул руку к женщине и запустил пальцы в ее густые черные волосы.
— Нет! Только не это! Только не за волосы! — в ужасе завопил Мэнни. — Оставьте ее! Бросьте ее!
Почувствовав, как ее тянут за шикарную гриву, Белль машинально вскинула вверх руки, и ее тут же ухватила за запястья Памела. Англичанка крикнула Шелби:
— Я держу ее за руки, скорей перехватывайте!
Он тут же повиновался:
— Ну вот, вы уже почти добрались до цели, — шепнул он Белль.
Скотт ловко переставил ноги Белль себе на плечи и сам начал взбираться вверх по трубам. Несчастная Белль теперь только беспомощно раскрывала рот, из которого вырывались жалобные звуки, напоминавшие то ли блеяние овцы, то ли мяуканье кошки. Наконец Дик и Памела втащили ее в коридор. Здесь она еще некоторое время лежала на спине и только тихо плакала, приходя в себя и дергая ногами, словно грудной младенец, которого распеленали и бросили одного.
Скотт устало выдохнул и объявил:
— Ваша очередь, Роузен.
Как ни странно, низенький пузатенький Мэнни даже не стал перечить, хотя руки у него заметно тряслись.
— Да-да, — кивнул он. — Позвольте мне. Я хочу быть рядом с мамочкой. Я обязательно должен попасть туда. Вот только как мне лучше сделать это?
Скотт понял, что Мэнни растерян и плохо соображает, что от него требуют.
— Ничего не бойтесь и залезайте наверх, — посоветовал Скотт. — А мы вас снизу подстрахуем, если что. Не волнуйтесь, у вас все выйдет отлично.
И он не ошибся. Мэнни получил такую дозу адреналина, что очень быстро и ловко вскарабкался наверх даже без посторонней помощи и ни разу при этом не оглянувшись.
Скотт только усмехнулся, наблюдая, с какой скоростью замелькали ноги Мэнни.
— Могу поспорить, ребята, что вам будет за ним не угнаться, — сказал он мужчинам. — Ну, хорошо. Теперь наша маленькая обезьянка! Давай, Робин. Тебя немного подсадить или ты справишься сам?
— Не надо. — Мальчик очень быстро одолел нужное расстояние до верхнего коридора и оттуда звонко крикнул: — Мам, давай сюда! Сестренка, ничего не бойся, это очень просто!
— Да, конечно, очень просто, когда тебе всего десять лет, — печально улыбнулась Джейн. Тем не менее она довольно грациозно совершила этот подъем, и вслед за ней так же проворно поднялась ее дочь.
— Кто следующий? — коротко спросил Скотт.
— Я, — отозвалась Нонни.
— Представь себе, что ты исполняешь сказочную пантомиму, — нежно проговорил Мюллер. — Итак, моя волшебная фея, на выход и вверх!
Нонни подошла к стене и несколько секунд молча всматривалась в нее, словно прикидывая, как ей лучше взлететь наверх. Девушка была такая миниатюрная, что теперь стена показалась еще выше, чем прежде.
— Ох уж этот проклятый халат! — поморщилась Нонни.
— Так снимай его! — усмехнулась Линда.
Нонни промолчала. Она только на мгновение ощерила свои белые зубки, после чего, не говоря больше ни слова, начала подниматься наверх. И хотя она еще раз проверила, надежно ли держатся подтяжки Хьюби, ставшие пояском, халат все же сильно распахнулся у нее на груди.
— Ну, на этот раз повезло старикашке Шелби, — хихикнула Линда. — Прикиньте, какой у него оттуда вид получается. Правда, смотреть там не на что, но все-таки…
Нонни, очутившись наверху, помахала рукой Мюллеру:
— Фея добралась благополучно и ждет своего эльфа.
— Может быть, сначала вы, миссис Рого? — спросил Скотт, обращаясь к Линде.
— Я очень боюсь! — сразу заверещала та. — Мне нужна будет помощь. Вы могли бы поддержать меня?
Рого тут же выступил вперед, но Линда отмахнулась от него:
— Да нет же, не ты, а он!
И она попробовала встать на первую опору.
Оставшись в белом бюстгальтере и трусиках, она стала похожа на цирковую акробатку. Линда взялась одной рукой за вентиль трубы, Скотт схватил другую и толчком подсадил женщину чуть повыше.
— Вот это силища! — восхищенно прошептала Линда. Она скользнула на несколько футов вверх и застряла. Ее попка оказалась перед лицом Скотта. — Я боюсь забираться дальше, — заверещала Линда. — Подставьте же что-нибудь, на что можно опереться.
— Вот ведь сучка! — пробормотал себе под нос Весельчак. — Она же просто издевается над ним!
Но Скотт, ни секунды не раздумывая, положил свою громадную ладонь под ее ягодицы и одним движением руки приподнял Линду. Она чуть ли не подпрыгнула наверх, как кошка, которую перебрасывают через забор. — Ух, ты! А поосторожней нельзя было? — И через мгновение она была уже у цели.
— Можно, теперь я? — попросила мисс Кинсэйл.
Мужчины удивленно повернули головы, услышав женский голос. Про Мэри почему-то все забыли.
— Вы сами справитесь? — поинтересовался Скотт.
— Разумеется. Девочкой я очень любила лазить по деревьям, — пояснила мисс Кинсэйл. — А эти трубы и есть нечто вроде дерева, правда? К тому же, доктор Скотт был настолько предусмотрителен, что сделал нам еще дополнительную «ветку» из топорика. Нет-нет, помощь мне совершенно не нужна. Правда, я хотела бы на время отдать кому-нибудь из вас свои туфли. Если это не затруднит, конечно…
Она сияла обувь и ловко взобралась по трубам, идеально рассчитав каждое движение. Впрочем, ничего другого от нее и не ожидали.
Затем Скотт обратился к оставшимся внизу мужчинам:
— Ну, ребята, теперь действуйте вы. Мы и так потеряли на этой операции слишком много времени.
Сам он взбирался наверх последним. При этом священник не забыл вытащить топорик и прихватить его с собой.
Итак, путешественники благополучно совершили очередное восхождение и очутились в мрачном длинном и довольно широком коридоре.
Белль Роузен продолжала плакать. Рядом с ней сидел ее муж и тщетно пытался успокоить свою супругу.
— Ну хватит, мамочка! Все уже позади, и у тебя все отлично получилось.
— Мне очень стыдно, — стонала Белль. — Мне так стыдно!
— Стыдно? — удивился Мэнни. — Чего тебе стыдиться? Ты была великолепна. Чего же тут стыдиться?
— Я промочила трусы, — продолжала рыдать Белль. — Я ничего не смогла с собой поделать. Теперь мне стыдно смотреть в глаза своим друзьям. Я, как грудной младенец, не могла удержать в себе жидкость. Ну что они теперь обо мне подумают?
— Ничего, мамочка. Ерунда какая! Ну и что с того? Кому какое дело? Говорю тебе, ты была просто великолепна. — Он вызывающе посмотрел по сторонам, словно проверяя, не усомнился ли кто-нибудь в правоте его слов. — Она была великолепна, верно ведь? Просто великолепна!
Как ни странно, ему ответил всегда молчаливый сдержанный Мартин:
— Это правда, — кивнул он. — Вы были великолепны, миссис Роузен.

«Бродвей»


Как выяснилось, «Бродвей» представлял собой не только широкий внутренний проход вдоль всего корабля, о чем рассказывал Эйкр. От центрального коридора в разные стороны отходили многочисленные «переулки» и «тупики», где располагались складские помещения, холодильники и другие комнаты, где хранились запасы съестного.
В обычные дни здесь можно было встретить множество людей. Кладовщики, мясники, пекари, матросы, горничные, механики, официанты и многие другие по долгу службы сновали по «Бродвею». Все они прекрасно ориентировались в коридорах и закоулках «Бродвея». Но теперь случилось непредвиденное: страшная катастрофа многих погубила, те же, кто остался в живых, пытались найти путь к спасению.
Технический персонал и моряки в основном знали друг друга в лицо. В крайнем случае, по форме могли определить, кто перед ними. Пассажиров же здесь, на этой палубе судна, никогда не было и быть не могло. Поначалу их вторжение на закрытую для них территорию повергло в полное замешательство тех, для кого «переулки» «Бродвея» были родными. Странная это была группа, во главе которой шел гигант в белой рубашке. За ним следовали несколько усталых и измученных мужчин, женщины в разорванных платьях, девушка в розовом халатике и еще одна, в белых трусиках и лифчике.
Когда в этих людях узнали пассажиров, коренные обитатели «Бродвея» тут же как будто забыли о них. Вся работа технического персонала лайнера всегда проделывалась так, что сами работники оставались как бы невидимыми. Они обслуживали пассажиров, но их будто не было. Это они подавали еду и напитки, превращали мясо в бифштексы, а яйца — в омлеты, пекли хлеб, следили за исправной работой всех механизмов на корабле, но при этом их никто не знал в лицо. Преподобный Скотт и его команда оказались здесь как Гулливер в чужой стране, населенной странными существами.
После пустынной палубы «Д» и напряженного подъема, казалось, присутствие людей здесь должно было бы успокоить путников, придать им уверенности. Но получилось совсем не так. «Бродвей» показался им настоящим кошмаром. Все окружавшие их словно посходили с ума. Кто-то безуспешно пытался найти выход, кто-то старался понять, что же все-таки произошло, но большинство были пьяны и праздно шатались по коридорам, спотыкаясь о трубы и провода, занимавшие здесь почти весь пол.
Никто не мог ничего объяснить. Наконец Джейн Шелби удалось разыскать двух горничных-англичанок, которых она смогла разговорить.
— Ах, мадам, все это ужасно! — запричитала одна из них. — Мы, правда, не знаем, что произошло, и где мы сейчас находимся, и сколько людей вообще погибло. Мы знаем только, что очень многих ранило. А с вами все в порядке, мадам? Может быть, мы сумеем вам чем-нибудь помочь?
Джейн стало жаль этих бедняжек. Перепуганные англичанки сами нуждались в помощи, но, привыкшие всегда прислуживать, даже в этой страшной ситуации были готовы позаботиться о других.
— Нет-нет, благодарю вас, — отозвалась Джейн Шелби. — Вы лучше помогите друг другу и займитесь вашими товарищами.
Казалось, женщину вполне удовлетворил такой ответ:
— Да, мадам, этим мы и пытаемся заняться. Но здесь должен находиться и кто-то из команды. Я уверена, что очень скоро помощник капитана обязательно отыщет вас и подскажет, как пройти к спасательным шлюпкам. Скорее всего, их уже спускают на воду.
Не было смысла объяснять им, что шлюпки, установленные на шлюпбалках, уже давно находятся под водой, на глубине пятидесяти футов ниже ватерлинии. А если одна или две из них сорвались, то, возможно, на них сейчас пытаются спастись те из членов команды, которых смыло за борт уже в первые мгновения катастрофы.
— Да, я думаю, что все именно так и произойдет, — кивнула Джейн и привела хладнокровием в восхищение своего мужа, наблюдавшего за ней.
— Мы должны находиться на своем посту, — сообщила вторая горничная, — вот только мы никак не можем его найти. — И с этими словами они побрели дальше.
Шелби сделал усилие над собой, чтобы взять себя в руки. Ему стало казаться, будто он уже умер и попал в ад. Мимо него ходили люди с затуманенными взорами, иногда кто-нибудь из них натыкался на него, как будто Шелби для них оставался невидимым.
Мимо путешественников прошла группа палубных матросов. Хьюби Мюллер вновь попытался заговорить с ними на всех известных ему языках и наконец двое слесарей-итальянцев что-то ему ответили.
— Что они говорят? — поинтересовался Скотт.
— В сторону кормы нет смысла идти, поскольку дорога там «заблокирована», как они выразились. Один из котлов взорвался, два других сорвало со станин и выбросило в море. В машинном зале творится то же самое. Они говорят, что турбины и генераторы как будто выкорчеваны со своих мест. Они там были. Жуткое зрелище и горы трупов. Теперь они пытаются выбраться через носовую часть корабля.
Но на Скотта эти сообщения не произвели никакого впечатления.
— Скажите им, что мы все равно пойдем к корме, — попросил он Мюллера.
— Неужели? — сердито буркнул Рого. — А, может, нужно сперва узнать мнение всех остальных? По-моему, эти парни ясно дали понять, на что стала похожа корма. Мне кажется, они соображают, что делают.
— Если вы хотите присоединиться к ним, я возражать не стану, — холодно отозвался Скотт. — Но с каких пор вы стали верить посторонним на слово, даже не попытавшись выяснить, есть ли в их словах крупица правды?
— Не соглашайся с ним, Рого! — истерично закричала Линда. — Я хочу идти как раз в другую сторону.
— Заткнись хоть ты! — рявкнул Майк и тут же добавил: — Помолчи немного, пожалуйста.
Да, в Нью-Йорке он был известным человеком, авторитетным полицейским. Майк Рого… Здесь же он никто… Он ненавидел Скотта, но одновременно ненавидел и себя тоже. Рого понимал, что, в общем, священник был прав: раз уж ты согласился на какой-то план, нужно действовать по нему до конца, а не сбиваться на полпути только из-за того, что от кого-то услышал что-то такое, что заставило тебя усомниться…
— Хорошо, хорошо, я больше не буду с вами спорить, — смирился он, обращаясь к Скотту.
— Спросите их, не хотят ли они присоединиться к нам, — попросил Скотт Мюллера.
Среди матросов начался спор. Затем от их группы отделился один мужчина и подошел к Скотту. Он был крепкого телосложения: настоящий борец, с мощными рельефными мускулами, приземистый, наполовину лысый, с аккуратно подстриженными черными усиками. Взгляд его темных глаз отличался удивительной мягкостью и теплотой.
Матрос сказал:
— Моя идти с тобой.
Мюллер о чем-то еще переговорил с итальянцами и доложил Скотту:
— Это палубный матрос, он турок. Незадолго до катастрофы механики из машинного, кажется, послали его за кока-колой, поэтому-то он и выжил. Его зовут Кемаль. Он говорит, естественно, по-турецки, знает греческий и немного понимает по-английски.
Услышав свое имя, мужчина добродушно улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов.
Один из итальянцев обратился к Мюллеру:
— Да он же сумасшедший! Мне кажется, что вы тоже сошли с ума!! Да и какая разница, кто куда пойдет? Ведь мы так и так все утонем!
Матросы ушли. Линда направилась было за ними, но тотчас же Рого вытянул за ней руку и двумя пальцами ловко ухватил за резинку трусиков. Если бы женщина сделала еще хоть один шаг вперед, она оказалась бы обнаженной. Линда расплакалась, повернулась к Рого и принялась колотить его в грудь кулачками. Он не сопротивлялся. Постепенно ярость Линды утихла, и она успокоилась.
Робин Шелби подошел к своей матери и негромко произнес:
— Мам, мне нужно срочно отойти.
— Боже мой! — воскликнул Ричард. — Неужели тебе это так необходимо?
— А почему бы и нет? — рассердилась Джейн.
— Да, но куда именно «отойти»?!
— Здесь должны быть туалетные комнаты для членов команды, — заметил Мюллер. — Только не забывайте, что все вокруг нас теперь перевернуто вверх дном.
— Верно замечено, — поддержал его Скотт. — Кстати, если у кого-то еще возникли подобные проблемы, предлагаю решить их прямо сейчас. Сам же я прогуляюсь к корме, посмотрю, как там. Неизвестно еще, сколько времени будет гореть аварийный свет. Как только он выключится, среди местных обитателей начнется самая настоящая паника. Если лампочки погаснут, прижмитесь к стенкам коридора, лягте на пол и постарайтесь по возможности не двигаться. Прикройте голову руками и оставайтесь на месте. Я сам разыщу вас по голосам. — Он повернулся к новому члену своего маленького отряда и скомандовал: — За мной!
— О’кей, — безоговорочно согласился турок.
— Нам здорово повезло, — кивнул Скотт. — Он наверняка хорошо знаком с машинным залом.
«Повезло? — удивился про себя Мюллер. — Может быть. Интересно только, почему этот дикарь, этот палубный матрос вдруг решил покинуть своих товарищей и перейти к нашему священнику. Не удивлюсь, если он, в общем-то, человек примитивный, интуитивно почувствовал силу Скотта, лидера, который обязательно выведет своих людей на путь спасения».
— Ну, пойдем, Робин, попробуем найти то, что нам нужно, — обратилась к сыну Джейн Шелби.
Джейн была уверена в глупости всей этой затеи. Ну кому нужно искать туалет в той ситуации, в которой они оказались сейчас? Когда речь идет о жизни и смерти, когда каждая минута может стать последней… Было бы логичней просто отыскать укромный уголочек и велеть своему мальчику присесть на корточки. Все же Джейн понимала, что даже в данных обстоятельствах и она, и ее сын по-прежнему остаются цивилизованными людьми и будут делать именно так, как привыкли это делать каждый день.
Джейн вспомнила, что даже во время войны, чуть ли не на полях сражений, строились специальные отхожие места. И люди, жизнь которых во всем остальном напоминала звериную, имели возможность уединиться в нужный момент, чтобы не терять своего человеческого достоинства и оправиться так, чтобы этого никто не увидел.
Вскоре они нашли нужную комнату, но, войдя внутрь, Робин тут же в ужасе вскричал:
— Мам! Что это?! Ты только посмотри!
Ближе к потолку, прямо из стены уродливо торчало шесть писсуаров, напоминая экстравагантные скульптуры неведомого безумного авангардиста. С потолка свисали унитазы, без воды, разумеется, и совершенно утратившие свое предназначение. Жуткую картину довершали спускающиеся сверху ленты размотанных рулонов туалетной бумаги.
— Мамочка! — заскулил Робин. — Я здесь не могу!
— Ну, перестань, — нахмурилась Джейн. — Помни, что ты уже не маленький и должен постараться приспособиться. Кстати, в прошлом, до того, как изобрели вот такие штуковины, люди спокойно делали свои дела прямо на земле. Между прочим, на корточках это получается намного легче.
— Мамочка, но я не могу! — продолжал сопротивляться Робин. — Только не здесь. Ты только посмотри вокруг…
С этим нельзя было не согласиться. До Джейн и Робина здесь уже успели побывать многие. Причем те, кто уже ничего не стеснялся.
— Ну, тогда выйди в коридор и сделай все там, только побыстрей. Какая теперь разница, где ты это сделаешь! — вздохнула Джейн Шелби.
— Тогда ты отойди и не смотри, — попросил мальчик.
— Ну, Робин! — покачала головой мать. — Если бы ты знал, сколько раз я тебя видела за этим занятием…
— Ну, пожалуйста! — взмолился Робин. — Я так не могу! Ты сама только что сказала, что я уже не маленький.
Джейн мысленно отругала себя. Ну, разумеется, он уже не маленький. И, конечно же, она сама воспитала его таким.
— Хорошо, — кивнула она.
— И не ходи тут рядом, — снова попросил Робин. — Ты иди к нашим, а я потом тебя догоню. И посмотри, пожалуйста, сюда, случайно, никто не идет?
Джейн вгляделась в конец коридора, но повсюду было пустынно.
— Нет, никого тут нет. Но ты тоже не задерживайся, ладно?
Материнский инстинкт подсказывал ей, что достаточно лишь завернуть за угол и там подождать сына, но она решила вести честную игру до конца, а потому решительно направилась к своим товарищам.
К ней тут же подошла мисс Кинсэйл:
— Вы… нашли то, что искали? — негромко поинтересовалась она. — Доктор Скотт сказал, что, наверное…
Джейн едва сдержала улыбку:
— Да-да, все в порядке. Но только теперь этой комнатой не сможет пользоваться ни человек, ни животное. Все ведь теперь перевернулось.
— Ну конечно же! Боже мой, — забормотала мисс Кинсэйл. — Я как-то об этом не подумала.
— А у вас какие-то проблемы? — забеспокоилась Джейн.
— Нет-нет, ничего страшного, — тут же отозвалась мисс Кинсэйл. — Просто…
— Тогда я предлагаю вот что, — заговорщическим тоном произнесла Джейн. — Давайте с вами пройдем до конца вот этого переулочка, а там присядем, задерем юбки и, как говорят девочки, спокойно «пожурчим».
— Да вы читаете мои мысли! — обрадовалась мисс Кинсэйл, и женщины отправились в путь.

Скотт все не возвращался, и его команда, предоставленная себе, занялась самостоятельным исследованием местности.
— Лично я доверяю своим ушам и носу, — начал Весельчак. — Я чувствую запах спиртного и вдобавок слышу вдалеке чей-то радостный смех.
— Верно! — подтвердила Памела, хотя сейчас ей меньше всего хотелось пьянствовать. Перед ее мысленным взором то и дело представала страшная картина. Она снова и снова видела свою погибшую в затопленной каюте мать. Она понимала, что мама отправилась в этот круиз только для того, чтобы найти для дочери подходящего жениха. И вот как все печально для нее закончилось…
Памела не знала, как ей следует теперь себя вести и как оплакивать мать. Городские жители привыкли сталкиваться со смертью в больницах, где это обычное дело, где царит тишина и люди вокруг ходят чуть ли не на цыпочках, боясь ее нарушить. Здесь же несчастная девушка чувствовала себя явно не в своей тарелке. Она была растеряна и лишь повторяла все то, что делали другие.
Памела чувствовала и свою вину: ведь если бы в этот роковой вечер она не отправилась вслед за Весельчаком, она никогда бы не бросила мать одну. И если тогда ей хотелось немного повеселиться и развеяться, то теперь-то уж точно она не собиралась пить.
Но как ни странно, она была не против, чтобы Весельчак снова напился. Ведь тогда бы он опять принадлежал только ей одной целиком и полностью. Протрезвев, он стал относиться к ней сдержаннее, начал даже посмеиваться над ней. Он, видно, не воспринимал их отношения всерьез. Она хорошо помнила, как он сказал об их недавнем знакомстве и как сравнил ее с человеком-мухой. Ну, а если Бейтс напьется, он снова обнимет ее покрепче, возьмет ее руку в свою влажную ладонь и почти с нежностью в голосе произнесет что-то вроде: «Старушка, мне кажется, я начинаю понимать разговоры за соседними столиками. Не тяпнуть ли нам еще по одной?»
— По-моему, винные склады находятся вон в той стороне, — Памела решительно указала налево, где располагались кладовые и лестницы, ведущие к кухне.
— Тогда немедленно направляемся туда, моя верная старушка! — радостно воскликнул Весельчак, увлекая девушку за собой.
Памела почувствовала, как ее сердце забилось сильнее. При одной лишь мысли о возможности напиться Весельчак стал намного нежнее к ней. Итак, она вновь его верная подруга!
Они быстро шли по коридору туда, куда указала Памела, и очень скоро добрались до ряда комнат со стальными дверями, в верхней части которых были врезаны металлические решетки. Через эти своеобразные «окошки» можно было заглянуть внутрь и убедиться, что здесь действительно хранятся всевозможные вина. Правда, бочонки и ящики с бутылками опрокинулись и раскатились по полу. Но двери были надежно заперты. Весельчак и его подруга приникли к решеткам, словно дети, пришедшие в зоопарк поглазеть на животных в клетках.
— Вот это зрелище! — тяжело вздохнул Весельчак. — Как бы сейчас пригодился топорик нашего преподобного Скотта! Ну, это же какая-то китайская пытка! — в сердцах он сплюнул и с досадой стукнул кулаком по двери.
В комнате напротив располагался склад шампанских вин. Здесь все пространство от пола до потолка было забито ящиками настолько плотно, что крушение корабля не привело к крушению этих штабелей.
При виде этого изобилия Весельчак только поморщился:
— Фу, кислятина и газировка! Чисто женский напиток, который врачи рекомендуют дамам при легкой форме морской болезни и на ранних стадиях беременности. Ну, а что твое чутье подсказывает тебе сейчас?
— Надо пройти еще немного вперед.
И они бодро зашагали дальше. Дверь склада крепких напитков действительно оказалась открытой. Повсюду были разбросаны ящики и бутылки. У входа лежал совершенно пьяный кладовщик и рядом с ним — полуголый матрос. Каждый из них сжимал в руке по бутылке горячительного.
— Умница моя! — обрадовался Весельчак. — Ты моя прелесть, старушка! Вот это нос, я понимаю! Здесь же настоящий земной рай! Ты только погляди: виски, ром, джин, водка, бренди… Вот здесь отныне и будет наш дом. Так, что ты будешь пить?..

— Я проголодалась, — заявила Нонни. — Я уже давно ничего не ела.
— Мне кажется, здесь можно найти что-нибудь, чтобы перекусить, — понимающе кивнул Мюллер. — Итак, отправляемся на поиски съестного.
Главная артерия парохода, прозванная командой «Бродвей», служила не только центральным проходом для матросов и технического персонала. Здесь, кроме запасов спиртного, располагались и кладовые с продуктами. Тут были и холодильники, и герметичные камеры, надежно защищенные от грызунов.
Нонни и Мюллер довольно быстро обнаружили эти комнаты. Здесь царил самый настоящий хаос. Там, например, где готовились завтраки для пассажиров, все вокруг было покрыто слоем кофе, муки и сахара. Повсюду валялись колбасы, куски бекона и битые яйца. Нонни наморщила носик.
— Фу, какая гадость! — брезгливо бросила она. — Я вспомнила один юмористический номер, который исполняли наши клоуны. Они тоже сыпали муку на пол, зачем-то били яйца и поливали это все водой. Ерунда какая-то! Потом нам приходилось ждать по десять минут, пока сцену отмоют, чтобы мы могли нормально танцевать. Но если тут везде такой разгром, боюсь, что нам придется голодать и дальше.
Они переходили из комнаты в комнату, но ничего подходящего для себя не находили. То перед ними оказывались морозильные камеры, где хранилось мясо, то ящики с консервами, которые невозможно было открыть.
Наконец им повезло. Завернув за угол и открыв первую же дверь, Нонни замерла в восхищении.
— Десерт! — радостно воскликнула она. — Ой, сколько всего тут!
Это было то самое помещение, из которого стюарды разносили подносы для традиционного английского чаепития. Здесь, помимо пачек со всевозможными сортами чая, Мюллер и Нонни обнаружили нарезанные кусочками буханки хлеба для сэндвичей, несколько видов желе, повидла, варенья и джема. А еще плюшки, булочки, ватрушки… — в общем, все, что душе угодно. И хотя многие ящики перевернулись, а их содержимое рассыпалось по полу, все-таки это было приятное зрелище, напоминающее рождественский праздник с его изобилием сластей.
— Вот это да! — восхищалась Нонни. — С чего же мы начнем?
— Подожди-ка минуточку, — попросил Мюллер. — Сначала нужно как следует расположиться. Предлагаю сделать это по-римски.
Он, аккуратно раздвинув гору сластей, расчистил место для себя и Нонни. Теперь оставалось только улечься поудобней на полу и угощаться из любой кучки.
— Жаль, что тут нет собственно чая, — вздохнул Хьюби. — Хотя, может быть, где-нибудь стоит аппарат по продаже кока-колы…
— Ерунда, обойдемся, — отмахнулась Нонни. — А что такое «расположиться по-римски»? — поинтересовалась девушка.
Мюллер улыбнулся.
— В Риме во время таких вот пиршеств люди предпочитали не сидеть за столами, а возлежать за ними.
— Странно, — пожала плечами Нонни. — Я была в Риме, но там никто так не делает.
— Это было принято в Древнем Риме, — пояснил Мюллер. — Во времена Нерона.
— А, вот оно что! — кивнула Нонни. — Когда они там еще устраивали оргии, да? Я тоже однажды попала на оргию, только это было уже не в Риме, а в Лондоне. Но там было ужасно скучно. Сначала все напились до чертиков, а потом нам сказали, что нужно раздеваться.
— И вы разделись? — осведомился Мюллер.
— Ну, конечно, только не совсем. Не догола. И тут я увидела, какие жуткие ноги у мужчин! Причем, у всех.
— И что же было дальше?
— Мужчины стеснялись. Потом затеяли игру в чехарду. Это было зимой, мы с Сибил сразу же замерзли, поэтому оделись и пошли домой.
Вспомнив о погибшей подруге, Нонни отвернулась и тихонько всхлипнула.
— Нет ли тут у нас абрикосового джема? — перевела она разговор на другую тему.
— Сейчас найдем! — бодро отозвался Мюллер, нашел нужную банку и, отвинтив крышку, передал ее девушке.
Она обмакнула палец в липкий джем и с удовольствием облизала его.
Мюллер с улыбкой смотрел на нее. Маленькая танцовщица нравилась ему все больше и больше. Своей непосредственностью она совершенно очаровала этого убежденного холостяка.

Немного о преподобном докторе Скотте


Члены корабельной команды появлялись внезапно, словно из стен, хотя на самом деле они, конечно, выбирались из боковых проходов или из кладовых и мастерских, расположенных по обе стороны «Бродвея». В длинном коридоре не смолкало эхо от их голосов. Они перекликались, что-то кричали друг другу, кто-то безнадежно рыдал, не в силах остановиться. Перевернутые лестницы окончательно сломили их дух. Большинство членов команды, равно как и обслуживающего персонала, привыкло к кораблю настолько, что не могло себе представить другого расположения лестниц, подсобных помещений и всего остального. Они не могли себе и вообразить, что сейчас «Посейдон» торчит из воды килем вверх, а шестьдесят футов его верхней части уже затонуло.
Но этим людям никто и не помог понять совершившееся…
Скотту удалось только выяснить, что кормовая часть корабля серьезно повреждена: все переборки взорвались вместе с котлами, и на их месте теперь зияет огромная дыра — провал глубиной в несколько уровней.
— А ведь Скотт прав, — сказал вдруг Шелби. — Если свет погаснет, тут начнется черт знает что. Эти люди окончательно свихнутся. Нам вообще не стоит путаться у них под ногами.
Команда Скотта все еще была там, где ее оставил священник, отправившийся вместе с турком на разведку.
— Куда же нам от них спрятаться? — поинтересовался Рого.
— Мне кажется, нам действительно нужно лечь возле стены, — предложил Мартин. — А вот эта толстая труба послужит нам своего рода защитой. Кстати, я бы не отказался сейчас немного передохнуть.
— Что ж, неплохо придумано, — согласился Рого. — Ложись вот сюда, Линда, и на тебя тогда уж точно никто не наступит.
Линда, как всегда, разразилась потоком грязной ругани, но на нее уже никто не обращал внимания. Она ругалась, как старый пьяный грузчик: в ее словах не было никакого смысла, и они уже никого не задевали.
Толстая труба диаметром в десять дюймов тянулась вдоль всего коридора. По всей ее длине через равные промежутки торчали, как гигантские грибы, вентили. Возле них и разместились.
Вдруг возле супругов Роузен остановился полупьяный лысый мужчина. В руках он бережно держал квадратную бутылку виски «Джонни Уокер Ред Лейбл». Бутылка была без горлышка: его отбили, чтобы не возиться с пробкой. Увидев Мэнни, пьянчужка добродушно протянул ему бутылку.
— Нет-нет, благодарю вас, — вежливо отказался Мэнни. — Я не пью. — И, чтобы не обидеть незнакомца, поспешил добавить: — Доктор запретил.
Лысый не понял ни слова, но все же улыбнулся и сам отхлебнул из горлышка. Он хотел сделать шаг, но споткнулся и упал, разбив бутылку вдребезги. Теперь в руках у него оставалась только та ее часть, с которой задорно взирал сам Джонни в высоком цилиндре и с моноклем. Незнакомец внимательно осмотрел остатки бутылки, перевернулся на живот и горько расплакался.
— Бедняга! — посочувствовала ему Белль Роузен. — Вот так всегда и случается, когда весь мир переворачивается вверх дном. Кстати, с людьми происходит то же самое. Неожиданно узнаешь о них такое, что при других обстоятельствах и предположить бы не осмелился. — Она немного помолчала и добавила: — Знаешь, что еще мне бы очень хотелось выяснить? Хотя бы для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство…
— Что же?
— Что на этом корабле делает Рого? Кого он выслеживает? Тебе это так и не удалось узнать?
— Он на эту тему ни с кем говорить не желает. Мол, у него обычный отпуск, как и у всех нас.
— И ты ему веришь? — удивилась Белль. — Странно. Разве полицейский может взять отпуск на целый месяц и позволить себе совершить праздничный круиз?
— Тише, мамочка! — зашептал Мэнни. — Не кричи так, он может услышать. Как бы там ни было, а его жена тоже отправилась с ним отдыхать, верно?
— Мэнни, не будь таким дурачком. Это только для того, чтобы никто ничего не заподозрил. Ведь всякий раз, когда рядом видишь полицейского, начинаешь искать причину его появления.
— Я тоже сначала так думал, — кивнул Мэнни. — Но кого он может выслеживать? Здесь все пассажиры спокойные, если и играют, то ставки по четверть цента. Поэтому карточные шулера не могут его заинтересовать. Да и, в любом случае, это не его профиль.
— Послушай, Мэнни, а не может он следить за священником? — понизила голос Белль.
— Мамочка, это глупость какая-то! Все же прекрасно знают, кто такой наш доктор Скотт.
— А знаешь, что я заметила? — заговорщическим тоном начала Белль. — Каждый раз во время стоянки, когда Скотт отправлялся куда-нибудь на экскурсию, супруги Рого неизменно следовали за ним.
Ее муж не смог сдержать смешка:
— Так же, как и сотни других туристов. Да иногда и мы сами присоединялись к ним, раз уж на то пошло. Ну, Белль, ты меня удивляешь!
— Хорошо, — недовольно фыркнула пожилая женщина. — Ты ведь у нас, как всегда, самый умный. Ну, тогда, может быть, ты расскажешь мне что-нибудь о нем. Такое же интересное, как то, что знаю я.
— Но… — растерялся Мэнни.
— Его выгнали с работы.
— Да что ты? Откуда тебе это известно?
— Читала в «Ньюс». И хорошо помню ту статейку, потому что я искала одно объявление, а она было как раз с ней рядом. Там писали следующее: «Преподобный Фрэнк Скотт оставил церковь на Десятой авеню и Клуб мальчиков». Потом они распространялись о том, как в течение последних лет Скотт работал тренером в этом клубе и как он вывел мальчиков в чемпионы по баскетболу, бейсболу и в эстафете по бегу.
— «Оставил»? — хмыкнул Мэнни. — Значит, он сам решил оттуда уйти.
— Мэнни, ты такой наивный! Тебе еще учиться и учиться! В газетной статье это означает, что его выгнали, уволили, понимаешь? Может быть, он связался с девушкой из церковного хора, как обычно это бывает у молодых неблагонадежных священников. Ну, там, изнасилование или что-то в этом духе.
Тут уж Мэнни открыто расхохотался:
— Мамочка, ну у тебя и воображение, должен заметить! Вот кто нужен бульварным газетенкам! Кстати, Церковь на Десятой авеню и так имеет нехорошую репутацию. А если он тренировал мальчиков и сделал их чемпионами, вряд ли у него оставалось время и на девочек тоже. Скорее всего, кто-то просто позавидовал его успеху.
— Ну, в чем я уверена, так это в том, что Рого его явно недолюбливает.
Мэнни неопределенно пожал плечами:
— Рого — типичный выходец из бедных кварталов. Они всегда недолюбливают тех, у кого хорошее образование. Кстати, мистер Мюллер ему тоже не нравится. Может быть, он следит и за ним?
— Мистер Мюллер — настоящий джентльмен, — заметила Белль. — А супруга мистера Рого священника тоже терпеть не может.
— Ты так думаешь? А, по-моему, Линда сохнет по нашему священнику, да вот только он на нее никакого внимания не обращает. Так за это людей не арестовывают, насколько мне известно.
— Ну, тогда спроси самого Рого, — предложила Белль. — Может быть, теперь он тебе откроется.
— О чем вы хотите меня спросить? — тут же поинтересовался Рого. Они с Линдой устроились как раз недалеко от того места, где нашли себе убежище супруги Роузен.
— Давай, действуй, — приободрила мужа Белль.
Роузен подвинулся поближе к Майку и спросил:
— Кого вы выслеживаете на нашем корабле?
— Никого, — тут же, не колеблясь, ответил Рого.
Но Роузен не собирался отступать так быстро.
— Ну, Майк, перестаньте! — И он многозначительно покачал головой. — Как говорит моя Белль, с каких это пор сыщик с Бродвея может позволить себе месячный круиз вокруг Африки и Южной Америки? Ну, какая вам теперь разница? Тем более, вы скажете это мне, а не кому-нибудь. Кто бы ни был ваш таинственный объект, он уже утонул вместе с другими. Если только, конечно, он не один из нас.
Рого подозрительно посмотрел на Роузена и удивленно произнес:
— А вы-то на какого черта мне?
— Не знаю, не знаю, — признался Роузен. — Меня вы хорошо знаете, я — вас. Но мы почти ничего не знаем об остальных членах нашей маленькой группы. Кто такой, например, этот мистер Мюллер? Или мистер Мартин? Шелби, конечно, приятное семейство, но Белль почему-то считает, что это мог быть даже… — Он понизил голос, переходя чуть ли не на шепот, оставляя, правда, вопросительную интонацию: —…наш священник.
Взгляд Рого не изменился:
— Ваша Белль, как я понимаю, начиталась дешевых романов.
— Я сказал ей то же самое, — согласился Мэнни, — но она уперлась. Вы же знаете женщин. У нее удивительное воображение. А тут она еще рассказала мне, что читала в нашей местной газете, будто его уволили из Церкви на Десятой авеню.
Роузен не сводил глаз с детектива, пытаясь по выражению его лица понять, что тот думает. Но ни один мускул не дрогнул на лице Рого.
— Неужели?
— Да, об этом писали в «Ньюс», — подтвердил Роузен. — Правда, они не стали уточнять причины.
— Ничего не слышал об этом.
— Наверное, именно поэтому он и смог позволить себе совершить такое длительное путешествие.
— Не исключено.
— Ну вот, совсем как вы.
— Да, совершенно верно, — кивнул Рого. — Как я. — Он помолчал и добавил: — Мэнни, забудьте обо всем этом, ладно?
Роузен не стал продолжать разговор. Когда он вернулся к Белль, она тут же принялась допрашивать его:
— Ну, ты его спросил? Да? И что он тебе ответил?
— Ничего. Когда такой сыщик, как Рого, не хочет говорить, он может превратиться в сфинкса.
— Но ты намекнул ему насчет нашего священника?
— Да. И тогда он сказал мне, что ты читаешь совсем не то, что должна бы.
— Возможно, я и ошибаюсь. Все-таки мне раньше не приходилось видеть таких вот священников. Он может оказаться и известным бандитом, между прочим.
— Белль! — Мэнни бросил на нее осуждающий взгляд. — Ты рассуждаешь очень глупо. Всем известно, кто такой этот Скотт, по прозвищу «Юркий». Он отличный спортсмен, и его все знают.
— А разве спортсмен и знаменитость не могут встать на скользкий путь или просто попасть в беду? — не сдавалась Белль.
— Рого посоветовал мне забыть об этом.
— Значит, таков все же был его ответ?!

Немного дальше, укрывшись от шляющихся по коридору обезумевших членов команды, в тусклом свете аварийных лампочек, шел разговор на ту же тему. Шелби обратился к Мартину:
— Что вы думаете о нашем друге-священнике?
Похоже, Ричард впервые о чем-то спрашивал этого господина. Хотя и соседи за обеденным столиком, общих интересов у них не было, и мужчины почти не говорили друг с другом. К тому же мистер Мартин был таким тихим и необщительным джентльменом, что никто и не пытался завязать с ним беседу и узнать его мнение о чем-либо. Сейчас, однако, выяснялось, что Мартин вовсе не прочь при случае поболтать.
— Что я о нем думаю? А вот что: это парень что надо! В нем определенно что-то есть. Я уж никак не мог ожидать, что именно священник так ревностно возьмется за наше спасение, да еще и сумеет возглавить наш маленький отряд. А вы не задумывались над этим? Вот, например, священник той церкви, которую я иногда посещаю, так это кошмар какой-то! Куда ему до Скотта. Совершенно никчемное существо этот наш проповедник в Ивэнстоне. Мямля! Он, конечно, может распинаться на библейские темы или читать мораль, а вот когда дело дойдет до реальных поступков… Он даже свою Библию с кафедры не сам уносит. За него это делает церковный сторож. Короче говоря, наш приходской священник и мизинца не стоит преподобного доктора Скотта. Вот так-то! — Он немного подумал, словно что-то вспомнил и добавил: — Вы же помните, как все началось. Он будто передал нас всех в руки Господа, а дальше якобы все уже зависит только от нас. Мне это нравится.
— Ну, дело было не совсем так, — возразил Шелби. — У нас в Мичигане один тренер по футболу рассуждал совсем как наш доктор Скотт. Он говорил нам: «Вы, ребята, должны благодарить Всемогущего Господа нашего за то, что он дал вам возможность выйти на это поле и играть за свой колледж…»
Мартин усмехнулся. У него были тонкие губы, и он так растягивал их, что со стороны казалось, будто он чем-то поперхнулся и теперь давится.
— Ну, какая разница, кто что говорит, если эти слова срабатывают?
— А вы вообще о нем что-нибудь знаете? — поинтересовался Шелби. — Как вы полагаете, что заставило такого известного спортсмена, кумира стольких людей, вдруг все бросить и посвятить себя служению Господу? Не кажется ли вам это странным?
— Конечно, это трудно объяснить, — согласился Мартин и неопределенно пожал плечами. — Кто его знает? Наш-то проповедник вообще ни на что не годится, и то считается неплохим священником. А у этого парня есть свое мнение, какая-то своя теория относительно Господа и его самого.
— А я так и не решила, нравится он мне или нет, — неожиданно вступила в разговор Сьюзен.
— Странно слышать от тебя такие слова, — удивился ее отец. — Как же так? Я, например, открыто восхищаюсь им. Мне кажется, что с тобой он всегда учтив и вежлив. А Робин считает, что он классный священник.
— Меня не очень интересует мнение ребенка, — поморщилась Сьюзен. — Хотя, может, он и прав. Во всяком случае, доктор Скотт — привлекательный парень. Даже чересчур привлекательный.
Мартин сухо усмехнулся:
— Вот уж не думал, что кто-то может быть чересчур привлекательным. Особенно молодой человек для девушки. А какие мужчины вам нравятся, мисс Сьюзен?
Сьюзен задумалась:
— Ну уж, конечно, не американские секс-символы… Но больше всего в Скотте мне нравится совсем не внешность, а то… Как он смотрит на меня. Прямо в глаза.
— Ну, именно так и должен всегда смотреть честный человек, — добавил Шелби. — Ты ведь это имела в виду, да?
Мартин рассмеялся:
— Кстати, наш местный проповедник никогда никому в глаза не заглядывает. Он только и знает, что талдычить без умолку: «Покайтесь, грешники, поскольку близится судный день…»
Тут улыбка с его губ слетела, и Мартин замолчал. Вспомнив слова проповедника о грешниках, он снова вспомнил и о своих прегрешениях. И картинки одна хуже другой замелькали перед его мысленным взором. Больная жена, сексапильная вдова. Роскошное теплое тело. Супружеская измена. И труп, плавающий в затопленной водой каюте. Тайна, которая теперь не раскроется никогда…

Скотт и турок все еще не возвращались, и супруги Рого вновь стали ссориться.
Никому из них не приходило в голову, как нелепо сейчас устраивать семейные разбирательства. Ведь каждая минута могла стать последней. Впрочем, ссориться и оскорблять нравилось Линде. Майк предпочитал ее успокаивать. Видимо, никто из них еще до конца так и не осознал весь ужас их положения. И море, и корабль были для них чужими и непонятными. Линда «Посейдон» считала чем-то вроде гостиницы. Она возненавидела его, лишь только поднялась на его борт.
Они с Майком тоже жили в гостинице, причем довольно дешевой. Она называлась «Вестсайд Палас» и располагалась на Восьмой авеню между 48 и 49 улицами. В здании имелся один-единственный лифт, который грохотал и раскачивался при подъеме, а мальчик-негритенок, обслуживающий его, никогда не застегивал воротник своей рубашки. Он всегда ходил в грязной форме. Дозвониться до коридорных было почти невозможно.
Супруги Рого занимали номер из двух комнат и ванной, которую делили с хозяевами целые банды тараканов. Линда готовила завтрак на крохотной газовой плите с одной конфоркой, и на этом ведение домашнего хозяйства для нее заканчивалось. Комнаты за нее убирала горничная, белье относилось в прачечную и химчистку, а поесть они могли зайти в любой из сотен маленьких ресторанчиков на Бродвее.
Такая жизнь устраивала их обоих. Он доставал бесплатные билеты на лучшие шоу и самые интересные боксерские бои. Майка Рого очень ценили и часто писали о нем в местных газетах.
Что касается Линды, то на Бродвее было много девушек схожей с ней судьбы. Начинающая актриса, она так и не смогла проявить себя. И не была достаточно привлекательной, чтобы работать девушкой по вызову. Однажды Линду пригласили на Бродвей, но мюзикл, в котором она выступала, провалился с треском. Критики от души повеселились, разнося в хлам и пьесу, и всех ее исполнителей, а главной их мишенью стала именно Линда. Больше ее не приглашали даже на прослушивания.
Линда вышла замуж за Майка как раз в разгар его славы. Незадолго до свадьбы он участвовал в подавлении мятежа в тюрьме «Вестчестер Плейнз», где погибло двое надзирателей, захваченных в заложники. Майк отправился в тюрьму один, убил троих вооруженных преступников и подавил мятеж.
«Герой Вестчестера покорил голливудскую красавицу» — вот так писали о них местные газеты. Они создали вокруг пары романтический ореол и, не желая омрачать счастье молодоженов, дружно молчали о недавнем шумном провале мюзикла с участием Линды. Так продолжалось какое-то время, но очень скоро Линда поняла, что лишь купается в лучах славы своего крутого мужа, которому сам черт не брат. Организаторы кастингов помнили, что Линда не умеет ни петь, ни танцевать, ни декламировать. Да что там говорить! Она даже не могла изящно пройтись по сцене и всякий раз начинала так пошло вилять бедрами, что ни о каких контрактах на съемки и речи быть не могло.
Горечь своего поражения Линда перенесла на мужа. Она стала ссориться с ним по малейшим поводам, а потом и вовсе без них. Он же не переставал гордиться ею, считая это двуногое недоразумение кем-то вроде Дорис Дэй или Джулии Эндрюс. Его послушать, так выходило, что он до сих пор не может поверить в свое счастье. Еще бы! Сама Линда снизошла до него! Вот уже три года она только и делала, что унижала его, а он нежно заботился о ней и всем сердцем горячо любил ее.
Круиз на борту «Посейдона» стал для Линды последней каплей. Она ни с кем не смогла подружиться. Впрочем, сам Рого из-за своей профессии тоже тяжело сходился с людьми. Полицейский детектив часто человек одинокий и скрытный.
Несколько раз краем уха Линда слышала, как пассажиры обсуждают ее мужа. Поговаривали, что Рого прибыл на пароход не просто отдохнуть. Он якобы преследовал какого-то очень опасного преступника. Эти пересуды не на шутку взволновали Линду.
— Послушай, негодяй, так ты, значит, затащил меня сюда только потому, что одному тебе на твоей поганой работе скучно?! — возмущалась Линда. — Ну да, какого бы черта еще мы бы стали плавать на этой проклятой посудине?
На это Рого по привычке отвечал:
— Ну что ты, крошка, ты ошибаешься. Неужели я не могу позволить себе небольшой отдых? Мы ведь не так часто с тобой выезжаем вместе. Милая, поднимись-ка на палубу и попробуй подыскать себе компанию по вкусу.
На этом разговор и заканчивался. Рого никогда и прежде не обсуждал свою работу с женой. Когда же ему удавалось задержать опасного преступника или совершить другой знаменательный поступок по службе, Линда об этом узнавала из местных газет.
Сейчас же у Линды была другая причина для свары с мужем. Тот самый человек, который так волновал и других членов их маленького отряда, — преподобный доктор Скотт.
— Ты идиот, Рого, — начала Линда. — Тоже мне опытный полицейский! Ты же должен знать, как стать первым. Но нет! Ты позволил этому громиле захватить власть, да еще сам стал у него на побегушках. Тряпка!
— Чего ты от меня хочешь? — нахмурился Майк.
Она выпрямилась, села поудобней на полу и принялась приводить в порядок прическу, растрепавшуюся в пути:
— Я хочу, чтобы ты вел себя так, как полагается настоящему мужчине. Неужели ты ослеп и не видишь, что он давно уже положил на меня глаз?
— Линда, перестань, пожалуйста. Откуда в твою хорошенькую головку только забредают такие мысли? Он, может быть, и псих, но ведет себя и с мужчинами, и с женщинами уважительно.
Линда грубо рассмеялась:
— Ха-ха! А ты не заметил, как он пялился на сиськи той маленькой проститутки?
— Почему ты называешь эту девушку проституткой? — возмутился Рого. — Да, она в шоу-бизнесе, но она честно зарабатывает себе на кусок хлеба. Кстати, и что с того, если он и взглянул на нее мимоходом? Он все-таки мужчина, верно? И откуда эта дикая мысль, что он положил на тебя глаз?
— Истинная леди всегда распознает проститутку, — фыркнула Линда. — И то, что он ко мне не ровно дышит, я тоже чувствую. Конечно, тебе на это наплевать, тебе все по фигу…
— Если бы он стал приставать к тебе, я бы одним ударом сломал ему шею.
Линда встряхнула головой, и кудри, обрамлявшие ее белое, как фарфор, лицо, снова разметались в разные стороны.
— Ну, на твоем месте я не стала бы так хвастаться. Я видела, как он разминался на спортплощадке, и уверяю тебя: он не слабак.
— Чушь все это! — усмехнулся Рого. — Врезать ему один разок в пах, и сразу пополам согнется.
Тут Майк понял, что его занесло. Грубость и жестокость сейчас ни к чему хорошему не приведут. Он сменил тон и плаксиво заскулил:
— Линда, крошка моя, ну что ты прицепилась к нему? Оставь его в покое, прошу тебя. По крайней мере, этот парень хоть что-то пытается сделать, правда ведь?
— Ну хорошо, допустим, — улыбнулась Линда. — Ну, и где же он сейчас, мне интересно знать?
— Ты же видела, он отправился посмотреть, куда нам дальше идти.
— А ты знаешь, что мне кажется? Он просто свалил. Он понял, что эту жирную еврейку ему больше не поднять. Да и вообще, на кой черт мы ему сдались? От нас только одни хлопоты. Он слинял, чтобы спасти свою собственную шкуру.
Тут ей вспомнилось еще кое-что и она зло плюнула:
— Кстати, ты обратил внимание, как жена этого Шелби смотрит на меня? Как будто я грязь у нее под ногами. Она все время обзывает меня. А ты даже не можешь защитить свою собственную жену! И это после всего того, что я для тебя сделала!
— Ну, крошка, по крайней мере, насчет Скотта ты ошиблась. Никуда он от нас не сбежал. Вон он идет.
Священник был так высок, что его фигура издали бросалась в глаза среди других, бесцельно мотавшихся по коридору. Фрэнк шел к своим товарищам. Рядом с ним был все тот же турок. Он что-то показывал ему на пальцах, отчаянно жестикулируя, словно объяснял нечто важное на языке пантомимы.
Вдруг лампочки ярко вспыхнули и тут же погасли, погружая все вокруг в непроницаемую темноту.

«Бродвей» во тьме


Корабль все еще держался на плаву, хотя мог затонуть в любую минуту. У аккумуляторов кончился заряд, и аварийное освещение отключилось. Темнота, как саван, окутала все вокруг, породив настоящее безумие. Оставшаяся в живых часть команды корабля превратилась в стадо неистовых животных. Теперь, когда вокруг воцарилась тьма, люди потеряли контроль над собой. Они не видели, что творится рядом, и не знали, откуда можно ожидать опасности. Они шарахались из стороны в сторону, сбивая друг друга, затаптывая слабых и раненых. В этом кошмаре нельзя было разобрать, спасаются ли они от смерти или несут ее с собой.
Повсюду слышались удары, шум падающих тел, стон и крики умирающих. Кто-то отчаянно ругался, кто-то рыдал, кто-то издавал жуткие звуки, больше напоминающие рев подстреленных зверей. Многие падали в провалы и лестничные проемы. Кто-то оказывался в шахте, проходящей через центр корабля, и сразу тонул.
Только отряд доктора Скотта, послушный вожаку, сохранял выдержку. Скотт предугадал это безумие во тьме. Как только свет погас, он толкнул Кемаля в бок и крикнул:
— Ложись! Не двигайся!
Сам Фрэнк встал рядом с турком и каждого, кто натыкался на него в темноте, отбрасывал прочь. Он работал кулаками и локтями до тех пор, пока обезумевшая толпа людей не рассеялась. Он был подобен архангелу Михаилу, сражавшемуся в аду с демонами.
Рого также вел себя вполне достойно. Используя свой опыт полицейского, он одной рукой схватил жену за волосы, чтобы не потерять ее, а другой принялся отшвыривать от себя бегущих мимо людей. Вскоре ему удалось вместе с женой прижаться к стенке коридора, где они и залегли, укрывшись за трубой.
— Мне больно! Ты делаешь мне больно! — не переставала кричать Линда, но Майк не обращал на нее внимания, стараясь лишь не дать толпе растоптать ни себя, ни свою драгоценную супругу.
Джейн Шелби и мисс Кинсэйл избежали этого кошмара. Они как раз возвращались на «Бродвей» после своего уединения. Свет погас раньше, чем они успели дойти до центрального прохода «Посейдона». Женщины на всякий случай прижались к стенке, но толпа их миновала. Они только слышали ее топот, крики упавших и раздавленных и чувствовали смешанный запах пота и нефти, но никто их даже не задел.
Шелби заметил вернувшегося к ним Скотта, присутствие священника успокоило его. Только поэтому Ричард заставил себя остаться на месте. Правда, в какой-то момент он ощутил сильное желание бежать вместе со всеми. Шелби понимал, к чему бы привел этот безумный поступок. Рано или поздно он обязательно или упал бы на пол и был бы затоптан бегущими, или провалился бы в шахту и отправился бы на дно морское.
— Ложитесь! — успел он крикнуть Сьюзен и Мартину и сам рухнул на пол, прикрыв дочь своим телом. В следующую секунду кто-то наступил ему на ладонь подошвой сапога, но Дик почти не ощутил боли. Затем раздался отчаянный крик Мартина. Отовсюду слышались ругань и проклятья поверженных на пол людей.
В кладовой Нонни Пэрри испуганно вскрикнула, кода погас свет, и инстинктивно потянулась к Мюллеру:
— Вот теперь мы точно умрем, да? — без всякой надежды в голосе прошептала она. Хьюби Мюллер в этом уже не сомневался. Так или иначе, но все должно было закончиться в самом ближайшем будущем.
Он почувствовал, как она губами ищет его губы, и ощутил сладость и аромат абрикосового варенья. Однако та стремительность, с которой Нонни начала целовать его, подсказала Хьюби, что эта девушка жаждет чего-то большего, и уже через несколько мгновений они превращались на время в единое целое.
И Хьюби Мюллер, старый холостяк, ловелас и сердцеед, вдруг понял, что к этой девушке он испытывает весьма необычные для него чувства. Он впервые занимался любовью, в которой перемешались нежность и жалость. Никогда еще не приходилось ему прижимать к себе такое вот маленькое и запуганное существо, ставшее для него как бы прощальным даром жизни.
Волна наслаждения накрыла их и снова отступила. Теперь Мюллер испытывал переполняющие его чувства сострадания и желания охранять и защищать это хрупкое тельце, которое совсем недавно составляло с ним один организм.
Мюллеру вспомнилось это выражение: «заниматься любовью», и оно его позабавило. Он «занимался любовью» с девушкой, с которой был едва знаком. И все же слово «любовь» сейчас звучало для него в самом прямом, буквальном, смысле. Любовь, которую он никогда не знавал раньше, теперь обволакивала его, душила и даже вызывала слезы.
Они прильнули друг к другу, касались пальцами губ и щек и, дрожа и еще переживая случившееся с ними, радовались тому, что до сих пор живы.

Супруги Роузен тоже пытались на свой лад защитить друг друга.
— Ложись на пол, мамочка! — кричал Мэнни. — Ложись и не шевелись, он так нам велел! Ни о чем не волнуйся, я буду здесь, рядом с тобой!
Вспомнив, что Скотт предупреждал всех беречь голову, Роузен положил ладони на темя своей жены. Когда же на него кто-то наваливался, он грубо отталкивал непрошеного гостя со словами:
— Пошел вон! Прочь отсюда!
Тем временем Белль не переставала причитать:
— Мэнни! Мэнни! Не глупи и ложись на пол рядом. Тогда по тебе перестанут ходить пешком! Давай, иди же быстрей сюда! Прячься, здесь ты будешь в полной безопасности.
Постепенно топот, возмущенные крики и стоны раненых начали стихать, а вскоре и вовсе пропали. И вот над шарканьем удаляющихся ног возвысился голос Скотта:
— Всем оставаться на своих местах! Никому не шевелиться! Опасность почти миновала. Все у меня целы? Никто не ранен?
Ему ответил Мэнни:
— Я даже не знаю, что вам сказать. Темно ведь, ничего не видно. Нас тут чуть не растоптали.
Наконец все звуки стихли окончательно. Еще пару раз кто-то громко вскрикнул, и наступила полная тишина.
— У кого-нибудь есть при себе зажигалка? — снова раздался голос священника.
— У меня, — отозвался невидимый Шелби.
— Зажгите ее.
Раздался легкий щелчок, и темноту прорезал крошечный огонек.
Маленькое пламя, осветившее часть лица Ричарда, сразу же успокоило всю команду Скотта. Они словно опять почувствовали себя одним целым, членами одной группы, вместе идущими к цели. Один за другим стали загораться огоньки: от зажигалок Мартина, Рого и Роузена. Кое-кто принялся чиркать спичками, показывая, что тоже имеет при себе источник света.
— Берегите огонь! — крикнул Скотт. — Берегите его! Мы еще не знаем, сколько света нам понадобится, чтобы достичь цели. Пусть пока что горит только зажигалка Шелби. Дик, поднимите ее чуть повыше. Теперь я попрошу всех остальных идти на этот свет. Мы должны собраться возле Дика, тогда проведем перекличку и подсчитаем потери.
Хьюби Мюллер и Нонни услышали этот призыв, поднялись со своего места и направились на голос Скотта.
Роузены тоже подошли к пламени зажигалки. Белль не переставала жаловаться:
— Боже мой, мои бедные ноги!
— Может быть, ты опять снимешь туфли? — предложил Мэнни.
— Нет, мне в них легче. Вот только эти проклятые каблуки…
— Погоди, дай-ка мне их сюда на минуточку, — потребовал ее муж.
Раздался характерный хруст: Мэнни сломал оба каблука. В обновленных туфлях Белль почувствовала себя намного удобней.
— Прости, что мне сразу не пришло это в голову, — смутился мистер Роузен.
— Хорошо, что хоть сейчас сообразил, — кивнула Белль. — Так гораздо лучше.
Джейн Шелби шла вместе с мисс Кинсэйл, женщины держались под руки. Неожиданно Джейн почувствовала, как мисс Кинсэйл покачнулась и негромко вскрикнула:
— Ой!
— Что с вами? — заволновалась Джейн.
— Я на что-то только что наступила.
— Бог мой!
Мисс Кинсэйл лишь плотней прижалась к Джейн и прошептала:
— Она уже не шевелилась.
— Она? — удивленно переспросила Джейн. — Как же вы догадались, что наступили на женщину?
— Сама не знаю, — пожала плечами старая дева. — Почувствовала, наверное. А, может, просто интуиция.
— Все равно нам сейчас нельзя останавливаться и выяснять, что же там попалось вам под ноги, — мотнула головой Джейн. — Скотт хочет, чтобы мы немедленно собрались все вместе. Идемте к нему, а потом, возможно…
Когда священник понял, что все его товарищи подошли к нему, он произнес:
— Теперь выключайте свою зажигалку, Дик. Берегите газ. Итак, начнем перекличку. Миссис Роузен?
— Я здесь, — подтвердила Белль.
— С вами все в порядке?
— Да-да, конечно, — торопливо ответила Белль и тут же добавила: — Мэнни только что отломал каблуки моих туфель, и мне теперь стало легче передвигаться по этому ужасному полу.
— Мистер Роузен?
— Все нормально. Кто-то, правда, умудрился наступить мне на руку, но боль уже прошла. — И в темноте все услышали, как он пытается массировать ушибленную кисть.
— А вы молодец, что сообразили отделаться от каблуков, — похвалил товарища священник. — Все те женщины, которые до сих пор мучаются с высокими каблуками, должны немедленно последовать вашему примеру, — решил он и продолжал перекличку. — Хьюби? Нонни?
— Мы здесь, — отозвался Хьюби, отчетливо сознавая, что отныне всегда будет называть себя и эту милую девушку «мы». Если, конечно, они выживут.
— Мистер Бейтс? Мисс Рейд?
Ответа не последовало. Из темноты послышался ворчливый голос Рого:
— Они, скорее всего, отыскали винные склады и теперь наверняка валяются там пьяные.
Священнику пришлось напрячь свой голос, чтобы он долетел до дальних закоулков «Бродвея»:
— Мистер Бейтс! Мисс Рейд! Вы меня слышите? Где вы?
Наступила тишина, и тут заговорила Джейн Шелби. Она обращалась к мужу:
— Дик, Робин с тобой? Робин, где ты? Ты возле папы, да?
— Робин? — испугался Шелби. — Нет, а почему ты о нем спрашиваешь? Вы же вдвоем ушли, когда он сказал, что ему нужно кое-куда…
Джейн чуть не задохнулась от ужаса. А Фрэнк уже снова кричал во весь голос:
— Мистер Бейтс! Мисс Рейд! Вы меня слышите? Где вы?
Откуда-то издалека донесся голос Памелы, который сейчас же все узнали, хоть и прозвучал он довольно невнятно:
— З-з-десь!
Рого горько рассмеялся:
— Вот видите. Они уже напились.
— Джейн! — На этот раз заволновался Шелби. — Робин должен быть где-то рядом с тобой. Ты же его сама увела от нас.
— Нет, здесь только мисс Кинсэйл, больше никого нет. Я оставила его одного и велела ему вернуться самостоятельно.
— А почему наши имена никто не выкрикивает? — послышался обиженный голосок Линды.
— Мистер и миссис Рого, — тут же исправил свою ошибку Скотт. — С вами, надеюсь, все в порядке?
— Да, — ответил Майк за них обоих.
— Как будто тебе было не наплевать на меня! — начала скандалить Линда. — Меня могли запросто растоптать эти бешеные кони!
— Я тоже здесь, цел и невредим, — замолвил за себя словечко Мартин.
— Мамочка, ты уверена, что Робина нет нигде поблизости?! — в страхе воскликнула Сьюзен. — Он же ушел с тобой. Здесь его с тех пор больше никто не видел.
Джейн Шелби держалась изо всех сил, чтобы не поддаться панике. Она еще несколько раз позвала сына, потом обратилась к Скотту:
— Фрэнк, Робин куда-то пропал!
Тотчас же все защелкали зажигалками или зачиркали спичками. Но в возникшем тусклом сиянии мальчика нигде поблизости видно не было.
— Робин! — не на шутку встревожился Шелби. — Робин? Где ты? Отвечай мне! Робин?!
Рого, профессиональный сыщик, первым начал действовать. Он спросил Джейн:
— Простите меня, мэм, но где и когда точно вы видели своего сына последний раз?
— По дороге в туалет, — не задумываясь, ответила женщина. — Ему очень нужен был туалет. Но он не хотел ничего делать в моем присутствии. Он стеснялся меня. Но в туалете оказалось очень грязно, да и пользоваться им так, как мы все привыкли, уже было невозможно. Потом мисс Кинсэйл и я… Но я была уверена, что он давно уже здесь. Боже мой! Я хочу немедленно вернуться туда, где я его оставила. Я иду искать своего ребенка. А вдруг с ним что-то случилось?
Она уже собиралась бежать в темноту, не разбирая дороги, но Скотт успел вовремя схватить ее за руку:
— Нет, Джейн. Так не пойдет. Мы не можем сейчас разделяться, даже если нам это очень нужно. Подождите немного.
— Пустите меня! — завизжала несчастная женщина. — Пустите меня! Пустите!
— Джейн, этого нельзя сейчас делать! — попытался успокоить жену Дик. — Соберись с мыслями и слушай, что говорит Фрэнк. Как ты станешь искать его в темноте? Это же бессмысленно.
— Совершенно верно, — подтвердил священник. — Пока что мы бессильны чем-либо помочь вашему сыну. Но тут неподалеку находится судовая пожарная станция. Кемаль показывал мне ее как раз когда выключился свет. Там обязательно должны быть и ручные фонари, и большие переносные лампы. Кто-нибудь дайте свои зажигалки мне и Кемалю, мы немедленно отправляемся за фонарями. Вам придется подождать всего несколько минут, Джейн, и тогда мы отправимся на поиски мальчика. Я прошу пока всех оставаться на своих местах и не делать никаких глупостей. Договорились?
— А ведь Фрэнк прав, — поддакнул Шелби.
— Фрэнк всегда прав, — горько констатировала Джейн, а потом изо всех сил закричала: — Верните мне моего мальчика! Неужели вы не можете меня понять? Я хочу снова видеть своего мальчика!
Сьюзен взяла мать за руки и расплакалась сама:
— Мамочка! Мамочка, не надо! Мы обязательно найдем его! С ним все будет в порядке. Он не мог далеко уйти. — Она была напугана не меньше матери, но старалась этого не показывать.
— А мы пока что будем экономить газ в зажигалках, — мрачно сообщил Шелби и выключил свою. Его примеру последовали остальные, и путешественники осталась в темноте. Только вдалеке виднелись два огонька: это Скотт и Кемаль шли за лампами и фонарями на судовую пожарную станцию.
Дверь на станцию оказалась открытой. Внутри Скотт быстро осмотрелся при свете зажигалки; ее крохотный огонек вырывал из темноты то огнетушители, то шланги и другое противопожарное оборудование. Вскоре он нашел то, что искал: и переносные лампы, и ручные фонари. Они были надежно закреплены у стен и потому не пострадали, что очень обрадовало священника.
Итак, у Фрэнка было теперь шесть мощных ламп и еще целая дюжина фонарей в резиновых футлярах, которые можно было использовать даже под водой.
Они прихватили с собой и моток веревки, которой для удобства связали свою добычу, поделив ее между собой, и пустились в обратный путь, освещая дорогу лампой. Когда ее свет достиг ожидавших, Шелби с облегчением выдохнул:
— Слава Богу, они нашли фонари, и теперь мы не останемся без света!
— Аминь! — с воодушевлением подхватила мисс Кинсэйл.

Сьюзен


Священник подошел к своим товарищам и торжествующе объявил:
— Ну, теперь мы легко доберемся до заветной цели. И если мы будем экономно использовать электричество, нам его хватит надолго.
— Повезло, — негромко буркнул себе под нос Рого.
Внезапно в голосе Скотта зазвучали серьезные нотки:
— Мы бы справились со своей задачей и без света. Мы бы победили в любом случае. Неужели кто-то из вас считает, что я так просто сдался бы? — Он немного помолчал и спросил, словно только что вспомнив о мальчике: — Робин еще не вернулся?
— Нет, — ответил ему Мартин.
Джейн воскликнула, дрожа от возбуждения:
— Скорей же! Скорей! Дайте-ка мне фонарь! Сейчас же!
— Да, конечно, — ответил священник. — Мы обязательно найдем его. Давайте разделимся. Одни пойдут на поиски, остальные будут ждать его здесь, если он вдруг объявится.
— Меня можете вычеркнуть, — фыркнула Линда Рого. — Лично я в этом не участвую. У меня и без того ноги болят.
— Дайте-ка мне фонарь, — попросил Рого. — Я пойду.
— Тоже мне, бойскаут!
— Возьмите лучше лампу, — посоветовал Скотт. — Думаю, что ваши глаза смогут увидеть то, что другие не заметят. Значит, так, — продолжал он. — Джейн, Дик, Сьюзен, Рого, Мартин, Кемаль и я идем на поиски. Хьюби, Нонни и мисс Кинсэйл останутся здесь вместе с супругами Роузен. Джейн, вы можете показать нам то место, где видели мальчика в последний раз?
— По-моему, где-то там, — она неопределенно махнула рукой в сторону носа корабля. — Но я уверена, что узнаю это место. Только не помню, сколько времени прошло, с тех пор как я встретила мисс Кинсэйл. Мы с ней были вместе, когда погас свет.
Шли они дольше, чем могла предположить Джейн. Внезапно Мартин воскликнул: «Ух, ты!», и сердце матери тревожно забилось.
— Что там? Что вы увидели?
Фонарь Хьюби высветил винный склад, где между перевернутых ящиков со спиртным расположилась Памела Рейд. Она сидела на полу, скрестив ноги, а на коленях у нее покоилась голова Весельчака. Она смотрела, не мигая, прямо перед собой. Бейтс даже не пошевельнулся. Воняло, как на винокурне.
— Готовы. Оба, — констатировал Рого.
— Это точно где-то здесь, — раздался голос Джейн. — Уверена.
Поисковая группа отправилась за ней, но и в том закоулке, куда она указала, никого не было.
Джейн попыталась взять себя в руки:
— Что же с ним могло случиться? Где же он?
— Не волнуйся, — успокоил ее муж. — В любом случае, далеко он уйти не мог. — Он повернулся к Кемалю и спросил: — А где тут еще есть лестницы? И куда, например, ведет вот эта? Что стало со всеми остальными? Куда мог деться наш мальчик?
Но турок не понимал ни слова.
— Может быть, мальчик звал на помощь? — поинтересовался Мартин. — Кто-нибудь что-нибудь слышал?
— В таком-то грохоте? — горько усмехнулся Шелби. — Если он и кричал, то все без толку…
Скотт повернулся к Рого:
— По-моему, это как раз по вашей части. Займитесь-ка.
Детектив отозвался не медля:
— Так. Разделимся. Нет смысла искать всем вместе, одной толпой.
Скотт поддержал его:
— Точно. И надо поторапливаться. Время работает против нас.
Джейн Шелби повернулась к священнику и спросила:
— Это вы серьезно? У нас нет времени даже на поиски моего сына?
Фрэнк промолчал, и тут в разговор вмешался Ричард Шелби:
— Он не это имел в виду, мамуля. Просто не надо терять головы.
— Да не волнуйтесь вы, — поддержал его Рого. — Может, он в суете просто перепугался, спрятался куда-то и заснул. С детьми ведь как… Начинаем искать отсюда и работаем в обе стороны. Осмотреть каждый закоулок. Если дверь закрыта, идем дальше. При своем росте открыть ее он не смог бы, да вряд ли бы и пытался. А если дверь открыта, может, туда он и заполз, в какой-нибудь угол.
— А вдруг его кто-то сначала сбил с ног, оглушил, а уже потом потащил за собой? — возразила Сьюзен. — Куда же все из той толпы с «Бродвея» подевались?
— Может быть, может быть, — согласился Рого. — Но лучше об этом пока что не думать.
— Я пойду гляну вон там, — рванулась Сьюзен.
— Одна? — встревожился ее отец. — А не взять ли тебе кого-нибудь в напарники?
— Никто мне не нужен. Я сама знаю, куда мне идти. Пусти меня, папа. — Ей так хотелось самой найти младшего брата.
Рого смерил ее строгим взглядом. Девушка была полна отваги, и перечить ей не имело смысла:
— Ладно, — согласился он. — Посмотреть все равно надо везде. Уверен, с ней ничего не случится. Когда будешь возвращаться, мы тебя встретим.
После этого он быстро отдал распоряжения остальным членам своей маленькой поисковой команды, и они разошлись в разные стороны.

Сьюзен шла осторожно, тщательно освещая дорогу фонарем так, чтобы не пропустить ничего, хоть отдаленно напоминающего очертания маленького человеческого тела, которое могло бы скрываться между трубами или за ними. Ее богатое воображение рисовало самые страшные картины. А вдруг Робина затоптали те самые люди, что метались по «Бродвею»? И теперь он лежит, истерзанный, несчастный и никому не нужный?..
Так прошло несколько минут. Сьюзен посветила фонарем чуть пониже. Никого. Шаг за шагом, как и велел ей Рого, девушка исследовала один закоулок за другим.
В одном из них обнаружились сразу три двери. Две из них оказались закрыты, а когда Сьюзен посветила фонарем в третью, открытую дверь, то чуть не умерла от страха.
Сверху свисало огромное белое чудище. Оно растопырило свои лапы, готовясь прыгнуть и задушить ее. Но это бы полбеды. Ей померещилось, что к ней тянулись и страшные щупальца, как будто бы растущие прямо из хохочущей пасти неведомого существа. Это было настолько неожиданно, что девушка застыла на месте и чуть не захлебнулась собственным криком.
В следующую секунду она почувствовала, как кто-то цепко схватил ее сзади. Фонарь выпал из ее рук, но за мгновение до того, как он погас, Сьюзен успела понять лишь одно: ею завладело вовсе не то белесое чудовище, грозившее ей с потолка расправой. Это был вполне земной человек.
При этом девушка не слышала ни приглушенных шагов, ни дыхания сзади. Она не упала в обморок только потому, что сразу поняла: объятие было человеческим. В следующий момент чья-то сильная рука крепко зажала ей рот.
Девушку грубо швырнули на спину. Рука по-прежнему оставалась на ее губах, не давая несчастной даже вскрикнуть, и чье-то тело, неимоверно тяжелое, обрушилось на Сьюзен так, что она не могла шевельнуться.
Тот, кто схватил ее и теперь налегал сверху, полностью парализовал ее волю, лишив Сьюзен даже желания сопротивляться. Незнакомая рука быстрыми движениями рвала нижнее белье Сьюзен, и вот уже острая боль пронзила все ее тело. Все произошло столь стремительно, что она не успела сообразить, что же произошло. Уже потом она поняла, как грубо, без стыда и по-звериному овладели ею.
Как ни странно, но ей и в голову не пришло, что ее попросту изнасиловали. Она лишь почувствовала, что с ней поступили крайне жестоко. Рука неизвестного мужчины продолжала зажимать ей рот, да так яростно, что губы девушки чуть не изрезались о ее же зубы. Темнота, боль и зло!.. И больше ничего.
Мучение продолжалось. Девушке захотелось расплакаться, как ребенку, которого избивают в наказание, но слезы почему-то не приходили. До ее слуха доходили какие-то звуки, но настолько странные, которые она вряд ли слышала раньше. На мгновение ей показалось, что сейчас на ней лежит не человек, а страшное животное. Время шло, и Сьюзен оставалось только ждать, когда ненасытная тварь закончит и отпустит ее.
Понемногу звуки стихли, движения тела прекратились, но само оно все еще лежало сверху. Физическая боль стала отступать, и ее место заняло другое чувство, захватившее все сознание девушки: смешанное с отчаянием горе. Рука с ее рта убралась, но у Сьюзен уже не осталось желания не то что кричать и звать, а вообще издавать какие-либо звуки. Она поняла, что погибла. Словно ее швырнули в черную бездну, из которой теперь уже ей не выбраться. Она не обратила внимания на то, что нападавший больше не держит ее руки и сам устало расслабился. Машинально она отвела ладонь куда-то в сторону, и тут же пальцы ее легли на фонарь. Не отдавая себе отчета в том, что делает, девушка включила фонарь и осветила лицо нападавшего.
На ней лежал молоденький белокурый юноша, почти мальчик. На вид ему было не больше восемнадцати. Это больше всего поразило несчастную Сьюзен. В темноте, пока он терзал ее тело, сознание девушки рисовало самые отвратительные образы. А теперь оказалось, что на нее напало вовсе не грязное чудовище, а голубоглазый курносый паренек с розовыми щечками и пухлыми, как у девчонки, губами.
«Но зачем он это сделал? — пронеслось в голове Сьюзен. — Он ведь сам еще ребенок!»
— Ой! Не надо! — вскрикнул паренек. — Не надо! Не надо на меня так смотреть. Я ничего не мог с собой поделать! Я просто не удержался!
Он вскочил, встал рядом с ней на колени и, осторожно взяв у нее из руки фонарь, направил луч света на Сьюзен.
— Боже мой! — в ужасе прошептал юноша. — Значит, вы пассажирка? Выходит, я сделал это с пассажиркой?! Я был уверен в том, что вы горничная. — Он помолчал и повторил: — Так, значит, вы пассажирка. Ну, все, теперь меня повесят.
Глаза его наполнились ужасом.
— Убейте меня на месте! Вы пассажирка! Да я же вас хорошо помню, я вас видел несколько раз, когда выходил на верхнюю палубу. Но я не хотел причинять вам зла. Я думал о том, что скоро умру. А потом увидел юбку и решил напоследок побаловаться. Понимаете, когда тебе кажется, что ты скоро умрешь, ты уже не соображаешь, что делаешь. Так бывает. Но я, конечно, и пальцем бы вас не тронул, если бы знал, кто вы такая.
Он отложил фонарь в сторону, обхватил голову руками и зарыдал. Но не как мужчина, а по-детски. Там, наверное, сейчас бы расплакалась и сама Сьюзен, если бы, конечно, смогла.
Он теперь казался ей таким маленьким, как будто и правда ребенок, и девушка принялась успокаивать своего обидчика:
— Тихо, тихо! Не надо так плакать! Все уже случилось. Но ты же сам не хотел этого. Я никому ничего не расскажу. Да и никому знать об этом не надо. Только, пожалуйста, не плачь ты так уж…
Но парня теперь переполняло отчаяние. Он плакал все сильней, не в силах остановиться.
— Ну, не надо, — услышала Сьюзен свой голос как бы со стороны, — не убивайся ты, не переживай. Иди-ка лучше сюда, ко мне. — И она притянула юношу к себе, уложив его голову себе на колени. — Это была уже совсем другая Сьюзен, не та, что была прежде. Она видела, как слезы наполняют эти голубые глаза, а потом катятся по розовым щечкам и попадают на пухлые губы. Парень казался ей таким молоденьким и таким старым одновременно. Она гладила его по голове и утешала, как могла, пока, наконец, он не прекратил рыдать и не затих в ее объятиях.
Новая, незнакомая, Сьюзен спросила:
— Как тебя зовут?
— Герберт.
— Сколько тебе лет, Герберт?
— Восемнадцать.
— А чем ты занимаешься?
— Я палубный матрос, мэм… То есть, мисс.
— Откуда ты родом? — Сьюзен сама удивилась своему вопросу.
— Из Галла.
— Из Галла? — переспросила девушка. — А где это?
— На северо-восточном побережье.
— Родители твои живы?
— Папа с мамой, что ли? Конечно, живы! У отца на берегу рыбная лавка, мать ему помогает. А я просто не смог выдержать этого жуткого запаха.
— Так ты от них сбежал и стал матросом?
— Нет, мисс, ну что вы! Мой отец совсем не такой, не подумайте! Он сам отдал меня в учение. А в отпуск я всегда возвращаюсь домой. Мы очень дружны — я, мой отец и моя мать.
Нелепость этого «допроса» и в особенности последняя фраза вернули Герберта к действительности. Он, видимо, опять вспомнил о том, что натворил, потому что вырвался из рук девушки и, еще раз воскликнув: «Боже мой! Вы пассажирка!» — бросился бежать и скрылся в темноте.
— Нет-нет, Герберт! Вернитесь! — крикнула ему вслед Сьюзен. — Не бойтесь! Я никому не расскажу!
Но она только услышала, как он, спотыкаясь и оступаясь, пробирается вдали по трубам. Затем раздался его вскрик, звук шлепающих по воде ног, затем еще вскрик и плеск воды. На этот раз, как догадалась девушка, Герберт попал в заполненный водой лестничный пролет. Она вспомнила эти жуткие колодцы, покрытые пленкой нефти, и заволновалась: а вдруг там глубоко и юноша утонул? Но она ошиблась, потому что вскоре снова послышались его шаги. Он продолжал убегать, и вскоре все звуки стихли.
Ощущая боль во всем теле, Сьюзен, заставила себя подняться. Она подняла с пола свой фонарь и быстро поправила на себе одежду. У нее не было времени осматривать себя. Впрочем, все это происходило с другой Сьюзен, которая родилась в темноте и боли и к которой теперь она должна была привыкать. Девушка вышла из комнаты и, пройдя закоулок, вернулась в главный коридор, где сразу увидела свет большой переносной лампы.
Откуда-то из конца коридора послышался голос ее отца:
— Сьюзен, это ты? С тобой все в порядке?
— Да, — отозвалась девушка.
— Ты кого-нибудь видела?
— Да.
— Кого же?
— Одного матроса.
— Он тебе что-нибудь сказал? Он сам не видел Робина?
— Нет. Он был так испуган, что убежал от меня.
Лампу потушили. Голос отца произнес:
— Продолжай искать. Мы идем к тебе, скоро встретимся.
Сьюзен присела на один из вентилей, выступающих из трубы, сложила ладони между колен и уставилась в темноту.
Она понимала, что она была довольно старомодной девушкой, воспитанной в семье с весьма консервативными взглядами. Но она заканчивала школу, в следующем году ей исполнялось восемнадцать, и она должна была отправиться в колледж, в Чикаго. Она часто думала о том, что она может влюбиться в какого-нибудь парня. Что произойдет дальше? Будет ли она спать с ним, жить в одной квартире? Поженятся ли они потом? Или же все будет, как в старину: она останется девственницей, а потом, в первую брачную ночь, ее соблазнит ее же собственный понимающий и чуткий муж.
Тот восхитительный день, когда она превратится из девушки в женщину, который обязательно же наступит когда-нибудь, она мечтала провести с любимым.
Сьюзен расплакалась. Все ее мечтания и надежды были разбиты болью, страхом и наглостью, которая почему-то вызывала в ней жалость. В одно мгновенье она была уничтожена и растоптана, но успела и понять, и даже простить своего обидчика. Больше всего ей запомнился взгляд перепуганного паренька, которого она держала в объятиях, как может держать только влюбленная девушка своего избранника после бурной ночи любви.
Она слышала, как подходят другие члены команды, как они освещают фонарями боковые проходы. Девушка вытерла слезы, поднялась и стала тоже искать брата.
Ей захотелось вернуться туда, где она недавно испытала самые страшные минуты в своей жизни. Теперь ей было уже не страшно появиться там: больше уж ничего подобного с ней произойти не может.
Дойдя до двери, она осветила комнату и только теперь поняла, что за «чудовище» свисало с ее потолка. Оно оказалось перевернутым вверх ножками стоматологическим креслом, а «щупальца» — шлангами бормашины. Ее догадку подтвердила и перевернутая табличка на двери: «Стоматология. Только для членов экипажа».
Сможет ли Сьюзен привыкнуть к этому перевернутому вверх ногами миру? Как сейчас она сумеет сориентироваться в собственном мире? Кто она такая? Кем стала теперь? Что осталось от прошлого? На кого будет похожа эта новая Сьюзен Шелби, от которой сбежал бедный перепуганный матрос, после того как воспользовался ее телом?
Поиски Робина так ни к чему и не привели, и очень скоро Сьюзен вновь встретилась в коридоре со своей матерью, отцом, Рого и Мартином. Она лишь обменялась с родителями печальными взглядами, а Рого и Мартин стояли в стороне, опустив глаза.

И затрещали кости…


Поисковая партия возвращалась, на обратном пути еще раз проверяя и перепроверяя все закоулки. Они во все глаза высматривали, не видна ли где хрупкая детская ручонка, страстно желая увидеть ее и боясь увидеть, и опять убеждаясь, что мальчика нигде нет.
Они вновь сошлись в центре «Бродвея», там, где их с нетерпением ждали остальные.
— Так вы наш… — начал было Мэнни Роузен, но Белль толкнула его в бок:
— Что спрашивать-то? Неужели они бы не сказали? Какой ужас!
— Прости, Джейн, его там нет, — выдавил из себя Скотт. — Не мог он проскочить мимо нас.
Он промолчал о том, что ему пришлось увидеть по пути. Он ничего не сказал ей о проеме во внутренней перегородке с дырой в самой середине, где в свете фонаря плавали трупы людей. Кемаль показал пальцем и произнес:
— Котел! Ба-бах!!
Второй котел не взорвался, но его силой удара сместило вниз и заклинило в воронке. Мальчику было через него не пробраться.
Всеобщее молчание нарушила Нонни:
— Не мог же он вот так исчезнуть! Он был такой!.. — Она захлебнулась рыданиями.
Мюллер пытался успокоить ее, взяв за руку, но тщетно.
— А что лестницы? — спросил Роузен.
— Там их много, и идут они в обе стороны, — ответил Рого.
— Так может, он по какой-то из них вскарабкался?
— Это как, в кромешной тьме? — полюбопытствовал Мартин.
— Я смотрела там, откуда мы пришли, — вступила в разговор Сьюзен. — Никого. Там уже воды футов на шесть.
Она вспомнила, как Герберт бежал по трубам и, судя по звуку, поднимал тучи брызг.
— Вот именно, — поддержал ее Скотт. — Коридор четвертой палубы полностью затоплен. Корабль погружается все глубже.
— Боже мой! — воскликнул Рого. — Он же может утонуть в любую минуту! Что же его на плаву-то держит?
Мюллер ответил:
— Быть может, груз, а быть может, и балластные емкости на носу и на корме. В середине-то он подтоплен, но…
— Тогда нам надо побыстрее мотать отсюда, — вмешалась Линда Рого. — Если мальчишка погиб, мы не виноваты. Лично я тонуть не желаю. Был бы он где-то рядом, орал бы как резаный.
— Да уж, — ответила Джейн Шелби сквозь зубы. — Вам и впрямь невтерпеж лыжи навострить. — Ее голос был на удивление ровным. — Прошу вас, ну, пожалуйста… Я останусь здесь, пока мой сын не найдется!
Сьюзен воскликнула:
— Но, мама, нам нельзя здесь оставаться! — Она вдруг поняла, что машинально произнесла «нам». В ней взял верх юношеский эгоизм. Она больше ни секунды не хотела находиться в этих темных жутких закоулках наедине со своими воспоминаниями. Она хотела вырваться отсюда, убежать, исчезнуть.
— И вправду, Джейн, — заметил Скотт. — Нельзя здесь больше оставаться. Мальчика найдут, даю вам слово…
— Слово!!! Даете! Как вы?.. Откуда вы знаете? Вы его видели, да? Или вы что-то знаете и молчите? Почему вы все так со мной разговариваете?!
— Потому, — ответил Скотт, — что нам обязательно надо найти его.
Из всех только Мюллер заметил, что голос Фрэнка взлетел ввысь, и подумал, что, выключи кто фонарь, над головой преподобного в наступившей темноте засиял бы нимб.
— Погасите все светильники, — произнес священник таким голосом, словно обращался к пастве с амвона. Все послушно защелкали выключателями, и теперь сгустившийся мрак рассеивали лишь лампы в руках Джейн и самого Скотта.
— Не транжирьте свет всуе. Его надо экономить изо всех сил, ибо во тьме нам придется туго.
— Боюсь, нам действительно пора двигаться дальше, — обратился он к Джейн. — Нам нужно использовать малейший шанс на спасение. Дорога каждая минута. Все видели, что вода прибывает… Но и это не все.
— А что еще? — спросил Мэнни Роузен.
— Сам воздух, — ответил Скотт. — Мы заперты здесь, как в колбе. Мы не знаем, сколько осталось кислорода и надолго ли его хватит. Вы не заметили, что стало жарче? Надо уходить как можно скорее.
Нонни прошептала Мюллеру на ухо:
— Как он может вот так? Неужели у него совсем нет сердца?
— Да тише ты! — шикнул на нее Мюллер.
Джейн Шелби спросила:
— А как же мой сын?
— Мы найдем его, — ответил Скотт.
— Брат мой, — заметил Рого, — вашими бы устами да мед пить.
И вот впервые за все время стало ясно, что это, казалось бы, невинное замечание задело преподобного за живое, голос его вновь взметнулся ввысь, и он пророкотал:
— Где же ваша вера? Я ведь говорил, что мы его найдем.
— Я остаюсь здесь и продолжаю поиски, — заявила Джейн.
Ричард Шелби добавил:
— Мы со Сьюзен тоже остаемся, мамуля. Мы тебя не бросим…
Но это были неискренние слова. Не хотел, совсем не хотел он оставаться в этом жутком туннеле, где уже веяло смертью. Скотт обещал, что мальчика найдут, и он поверил ему. Он хотел ему верить. Если бы была хоть малейшая вероятность того, что их сын жив или где-то рядом… Но они обыскали все под руководством профессионального полисмена. И его жена настаивала, что надо ждать, пока мальчик объявится, он оставался с ней, повинуясь чувству долга.
А в ее душе отчаянно боролись материнские чувства с пониманием интересов остальных. Она отдавала себе отчет в том, что ее безграничное горе, ее судьба и переживания не имели для них большого значения. Даже ее муж страстно желает помочь ей и в то же время не способен противиться воле Скотта.
Белль поддержала их:
— Куда ж мы пойдем без мальчика? По мне так все равно, идем мы дальше или нет. По мне, так бедлам какой-то — вверх, вниз, вверх, вниз… Если корабль потонет, то и мы пойдем на дно.
— Я вот никак в толк не возьму, что бы с парнишкой могло такого стрястись, — подхватил Мэнни. — Я в темноте ничего такого не слыхал, когда началась давка. Если его раздави… то есть сбили б с ног, он бы уж точно заорал…
Роузен стушевался, понимая, что каждое его слово приносит матери нестерпимую боль.
Нонни подошла к Джейн, взяла ее за руку и воскликнула:
— Ну, конечно же, миссис Шелби, мы ни за что вас не оставим!
Мюллер добавил:
— Мы искренне вам сочувствуем.
— Быть может, стоит поискать еще разок, — предложил Мартин.
Его тотчас поддержала мисс Кинсэйл:
— Да, да, непременно!
Рого заметил:
— Не представляю, где еще можно его искать. Разве что он был вместе с теми, что ринулись наверх.
— Сама она во всем виновата, — прошипела Линда. — Почему она отпустила его от себя?
Слова Линды были злы, но Джейн в глубине души считала их справедливыми. Она прекрасно знала цену всему этому сочувствию: все равно каждый сам за себя. И ее отчаяние и гнев, долго копившиеся, обратились на ее мужа.
Скотт выступил вперед и сказал прямо:
— Дик, решать тебе и только тебе. Я обещал самому себе вести этих людей. Они мне верят. Мы оставим вам фонари и одну большую лампу, но учти, что долго они не протянут. Если б я не чувствовал, что мальчик жив и мы в конце концов найдем его, я бы никогда…
— Само собой разумеется, — ответил Шелби, — я останусь со своей женой.
Внезапно повзрослевшая Сьюзен отстраненно смотрела на происходившее. Пропавший Робин, мать, помешавшаяся от горя, отец, приносящий себя в жертву! А хоть раз кто-нибудь спросил ее, Сьюзен Шелби, каково ей?! Жить она хочет или умереть?
И тут Джейн Шелби повернулась к мужу и закричала дрожащим от ненависти и отвращения голосом:
— Нет, не останешься!!!
У Сьюзен, в глубине души ждавшей чего-то подобного, словно гора с плеч свалилась. Старший же Шелби, обескураженный взрывом чувств своей всегда милой и нежной супруги, растерянно пробормотал:
— Но Джейн! Что ты такое… Но почему?..
— Потому что не желаю, не хочу тебя видеть. Потому что ненавижу и презираю тебя. Потому что ты — робот, марионетка, которую дергают за ниточки и которая ходит и говорит, как угодно ее хозяину.
Ричард весь затрясся. Он ушам своим не верил.
— Джейн, ты понимаешь, что ты говоришь?
— Я отдаю отчет своим словам! Ты слизняк бесхребетный, ты всю жизнь прогибался перед другими, а сам не сделал ни-че-го-шень-ки! Я ненавижу твой дом, и постель твою тоже!!! Ты хочешь заставить меня идти с вами дальше не ради меня, не ради Сьюзен, ради себя прежде всего ты остаешься со мной, потому что нельзя вот так бросить жену, хотя она эгоистка и дура. Когда потерялся твой сын, в твоей груди ничто не шевельнулось. Тебе плевать, что он, может быть, переломал себе все кости, задохнулся, утонул или где-то блуждает в темноте, мой милый, бедный, одинокий малыш!!!
Она упала на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась:
— Никогда, никогда я ничего не узнаю!!!
И вновь Нонни первой оказалась рядом с ней, обняла ее и зашептала:
— Дорогая моя, успокойтесь, успокойтесь, прошу вас!
Мисс Кинсэйл присоединилась к ней, стала гладить руки Джейн, молчаливо утешая.
Сьюзен стояла как громом пораженная. Она молча глядела на этих двух самых близких ей людей, теперь ставших чужими. Как же лицемерила ее мать, долгие годы игравшая роль добродетельной супруги! Каким же слепцом был ее отец, не видевший ничего дальше собственного носа! Как она, столько лет прожив бок о бок с ними, не смогла разглядеть их подлинные лица! Она смотрела на свою мать, своего отца, а думала только об одном: «Ах, если б вы только знали, что случилось со мной!..»
Джейн Шелби довольно быстро пришла в себя, вздохнула и опустила руки. И тогда все увидели, что глаза ее оставались сухими.
— Ничего не нужно, — произнесла она слишком спокойным голосом. — Я пойду с вами. — Она кивком указала на Скотта. — Этот кошмарный человек по-своему прав. У него обязанности перед живыми, и у меня, очевидно, тоже. Я и так слишком задержала вас. Пойдемте дальше.
Кошмарный человек Скотт бесстрастно произнес в ответ:
— Я уверен в том, что вы приняли верное решение, Джейн. И притом мудрое.
Сьюзен подошла к матери и, обняв ее обеими руками, негромко сказала:
— Мам, я и не знаю, какие слова нужны сейчас.
Джейн еще продолжала дрожать. Она повернулась к дочери и так же тихо ответила ей:
— Я надеюсь, что ты никогда не узнаешь, что это такое — потерять собственного ребенка.
«Боже мой, а что, если внутри меня уже зачата новая жизнь?» — в ужасе подумала Сьюзен.
Доктор Скотт уже отдавал распоряжения:
— Я пойду первым с большой переносной лампой. Рого будет замыкать шествие с такой же лампой. Этого света на дорогу нам хватит. Сейчас мы пойдем через… — он запнулся, — …через то, что осталось от второй котельной. Потом попытаемся добраться до машинного зала.
Они уже двинулись, когда Рого остановил их:
— Но англичанин и его подружка все еще не с нами.
В волнениях из-за Робина все позабыли о Весельчаке и Памеле.
— Где же они? — нахмурился Скотт.
— Напились пьяные и вырубились, — хихикнула Линда.
— Они добрались до винного склада, — пояснил Мартин.
— Боже мой! — ахнул Шелби. — Но если наш приятель сильно пьян, то как же…
— Вы их видели сами? — поинтересовался Скотт.
— Да, — кивнул Рого.
Детектив, Мартин и священник отправились за парочкой. Они обнаружили их в том же месте и в том же положении, вот только теперь и Памела была без чувств.
Скотт принялся тормошить обоих за плечи, но пришла в себя лишь девушка. Она всегда сразу же просыпалась, при этом отлично помнила, где она и что с ней происходило.
— Ой, не обращайте внимания, я прикорнула лишь на одну минутку, — стала оправдываться она.
— А как же он? — кивнул Мартин в сторону Весельчака.
Девушка загадочно улыбнулась и заявила:
— Ну, его теперь и пушкой не разбудишь. Он проспит, как минимум, часов шесть. Он один уговорил целую бутылку виски.
Скотт бросил на парня сердитый взгляд и выругался. Затем обратился к Памеле:
— Ну почему вы позволили ему так напиться? Это же смерти подобно! Вы что, не понимаете, что нам придется оставить его здесь. Мы не сможем тащить его. И ждать, пока он, наконец, протрезвеет, мы тоже не собираемся. Мы и без него потеряли много времени.
Памела, похоже, и не слушала его. Она смотрела на Весельчака взглядом, полным нежности и заботы.
— Я не собираюсь бросать его, — проговорила она. — Я должна быть здесь, рядом с ним, когда он проснется. Я ему нужна.
— Но, мисс, подумайте, что вы такое говорите! — заволновался Мартин. — Поймите, своим отвратительным поведением он подводит всех нас. Неужели вы решитесь пожертвовать собой ради такого безответственного человека?
Памела уставилась на него как на ненормального. Она ведь только что, кажется, все объяснила. О чем еще может идти речь?
— Почему вы не повлияли на него? — продолжал Скотт. — Почему не остановили, когда он только начал пить?
— Ему это было очень нужно, вот почему, — спокойно ответила девушка. — Он снова стал счастливейшим человеком. — Правда, она не стала объяснять им, что это устраивало больше всего ее, но добавила про себя: «И он опять стал добр и ласков ко мне, и я ему опять необходима».
Но и детектив решил не отступать.
— Послушайте меня, мисс, — решительно заговорил он. — Этот парень — безнадежный пропойца. А вы еще так молоды! Конечно, не исключено, что мы вместе с этим корытом в ближайшее время пойдем на дно. Но если этого не случится, вы обязаны жить. Не дурите, поднимайтесь и пойдемте с нами. А он… Это его проблемы.
— А и сейчас живу, и живу так, как считаю нужным, — произнесла Памела, и с такой убежденностью в голосе, что сомневаться в ее искренности не приходилось. — А вы идите дальше. Когда он проснется, мы вас нагоним.
Мужчины переглянулись, и Мартин заметил:
— По-моему, ее не переубедишь. Я встречал таких и раньше. Для своего пьянчужки они готовы на все.
— Хорошо, — принял решение Скотт. — Мы оставляем вам вот этот фонарь. Это, к сожалению, все, чем мы можем вам помочь. Но ждать дольше мы не имеем права.
— Благодарю вас, доктор Скотт, — понимающе кивнула Памела. — Не беспокойтесь, с нами все будет в полном порядке. Я присмотрю за ним.
— Помните, что через час, самое большее, через два, эта палуба уже окажется под водой.
Девушка только кивнула в ответ. Затем взяла из его рук фонарь и щелкнула выключателем:
— Как я понимаю, электричество лучше экономить, да? И спасибо вам за то, что вы вспомнили про нас и пришли сюда.
Трое мужчин отправились в обратный путь.
— Вот дуреха! — покачал головой Рого. — Неужели ей невдомек, что она погибнет, если останется здесь?
— Она знает об этом, — заметил Скотт.
Когда они вернулись к остальным, Роузен сразу же поинтересовался:
— Ну, и где же наши друзья? Что происходит?
— Весельчак не в состоянии передвигаться, — объяснил Скотт. — Девушка решила быть с ним. Мы им оставили фонарь.
Больше никто никаких вопросов не задавал, боясь даже представить себе, что будет с этой парочкой. Только Джейн Шелби проговорила вполголоса:
— Как я ей завидую!..

Чемпионка по плаванию Белль Циммерман


Они подошли к котельной. Часть котлов сорвало со своих мест, где они были надежно, как казалось, закреплены, и выбросило в море через переднюю дымовую трубу. Другие, расположенные ближе к корме, лишь сдвинуло с оснований. Некоторые треснули. Изуродованные и остывшие, они были словно отлитые из железа детали фантастического инопланетного пейзажа.
Топку со слюдяными окошками, через которые когда-то наблюдали за оранжевым пламенем, словно вывернуло наизнанку. Зрелище было достойно декорации для аттракциона «Путешествие в страну ужасов», придуманной сумасшедшим художником.
В котельную вел небольшой пролом в стене. Кемаль, указывавший дорогу, вдруг остановился, вытянул руку ладонью вниз и сделал несколько движений, как бы зачерпывая пальцами воздух, и внимательно посмотрел на священника. Но моряка никто не понял.
— Что он хочет нам сказать? — нахмурился Мюллер. — Я никак не соображу. Помнится, другие моряки говорили нам, что здесь проход заблокирован. Котлы, мол, взорвались, и теперь через это помещение никуда не попасть. Может быть, именно это он и пытается нам объяснить?
Он повернулся к турку и спросил:
— О’кей? Тут все в порядке? Мы пройдем дальше?
Кемаль согласно кивнул, и Мюллер пожал плечами:
— Он хочет, чтобы мы шли с ним дальше.
Вход в котельную оказался довольно узким, и Белль Роузен заметила:
— Боюсь, я со своими габаритами здесь не пролезу.
Но Скотт успокоил ее:
— Все в порядке, дальше проход расширяется. Я прошу всех держаться вместе и ни в коем случае не разбредаться. Рого, осветите, пожалуйста, своим фонарем пол.
Пол был неровным, словно изуродованный землетрясением, в одном месте его пересекала трещина, которую пришлось обходить. Кое-где из разорванных труб еще сочились какие-то жидкости.
За поворотом они увидели еще одну лестницу, похожую на приставную. Она не была перевернута и не свисала с потолка. И это казалось странным.
— Почему она не перевернута, как все остальное? — пожал плечами Мюллер. — По-моему, пароход все еще плавает брюхом кверху. Так в чем же дело?
Все ненадолго включили фонари и лампы и внимательно изучили лестницу.
— Нет, с ней все в порядке, — сделал вывод Шелби. — Только ее вывернуло какой-то силой так, что она приняла в конце концов опять нормальное положение. Представляете, что здесь творилось!
Это были первые слова, сказанные им после тех обидных, которые бросила ему в лицо его жена. Вероятно, поэтому голос его показался ему самому чужим, и Шелби, словно извиняясь, опустил голову и замолчал.
— Что ж, нам повезло, — кивнул Мартин.
С этой лестницей, действительно, справились легко. Поднявшись по очереди, путешественники очутились на следующей палубе.
Здесь повсюду валялись трупы погибших моряков. Их смерть была мгновенной.
— Боже мой! — завизжала Линда. — Они же все мертвые! Я дальше не пойду…
— Что их бояться? — удивилась Белль. — Может быть, им сейчас куда лучше, чем, например, нам. Кстати, иногда бывает проще умереть, чем жить.
— Может быть, для вас так оно и есть, но я, между прочим, не собираюсь умирать. Мне еще пожить хочется.
— Они тебя не обидят, — успокоил Линду Майк Рого. Он вспомнил главное, что знает каждый полицейский: как только пуля отнимает у человека жизнь, он больше не сделает ни доброго, ни злого.
— Может быть, нам следовало бы помолиться за них? — певучим голосом произнесла мисс Кинсэйл.
— Позже, — отрезал Скотт и внимательно огляделся кругом: повсюду торчали части развороченного судового оборудования. — Мне кажется, Кемаль не раз бывал здесь прежде. Он найдет дорогу даже в темноте, а потому пусть и дальше ведет нас. — И он жестом пригласил турка возглавить шествие.
И каждый занял свое, ставшее уже привычным, место: сначала Скотт и мисс Кинсэйл, за ними Мартин, Шелби, Сьюзен и Джейн, потом супруги Роузен, Мюллер и Нонни. Линда и Майк Рого замыкали шествие.
Дорога постепенно уходила вверх. Это был опасный переход, отряд словно двигался по склону вулкана с застывшими тут и там кусками лавы. Кемаль решительно вышагивал впереди, держа в руке одну из переносных ламп. Шли осторожно и медленно.
Шелби хотел было предложить жене руку, но не осмелился. Он был уничтожен, втоптан в грязь и теперь немного побаивался ее. Ведь после долгих лет, прожитых в любви и согласии, она вдруг обнаружила столько ненависти, унизила перед новыми товарищами, выставила его неудачником-любовником и никчемным во всех отношениях человеком… Он повернулся к дочери и тихонько шепнул ей:
— Приглядывай за мамой, Сью, — немного посопел и виновато добавил: — Ума не приложу, что это на нее нашло.
Если Джейн и слышала его слова, то ничем этого не выдала. Но на следующем сложном участке, когда Сью взяла ее под руку, чтобы поддержать, она не отдернула руки.
Белль Роузен внезапно вскрикнула, поскользнулась и упала. Ее муж тут же оказался рядом и попытался поднять несчастную.
— Ты так хотел, чтобы я шла с вами, Мэнни, — простонала Белль. — Но как ты думаешь, сколько времени может пожилая женщина терпеть все это? Я стала обузой для этих людей. Ты только представь себе, насколько быстрей они могли бы идти без меня!
С помощью Рого Мэнни удалось поставить Белль на ноги. Нонни подошла к ней и обняла.
— Вы не должны так говорить, миссис Роузен. Мы все такие же неловкие.
— Нам осталось совсем немного, мамочка, — попытался успокоить жену Роузен. — Правда, уже недалеко, Фрэнк?
— Не знаю, — честно признался Скотт. — Ничего не могу сказать. Но все равно мы должны продолжать идти, пока у нас на это остаются силы.
— Вы абсолютно правы, — согласилась с ним Белль. — Вы пристыдили меня. Мне теперь совестно: ну почему я постоянно на все жалуюсь? Нужно взять себя в руки. Все, я уже в порядке и могу идти дальше.
Неожиданно дорога, освещаемая лампой Кемаля, пошла под уклон, сначала небольшой, затем все круче.
— Эй! — воскликнул Рого. — Вы уверены, что этот парень правильно ведет нас? Мы же движемся куда-то вниз. А должны попасть наверх. Что за чертовщина!?
Они спустились уже настолько, что теперь, скорее всего, снова очутились на уровне палубы «Е».
Скотт остановился сам и приказал остановиться другим.
— Мы обязательно придем к своей цели. Как вы думаете, зачем этот матрос оставил своих товарищей и присоединился к нам? — спросил он.
Никто ему не ответил. Подождав немного, Скотт продолжил путь. И другим ничего не оставалось, как послушно следовать за своим вожаком.
— Скотт! — вдруг раздался сзади недовольный крик Рого. — Вы законченный негодяй! В итоге мы снова окажемся там, откуда начали свое дурацкое путешествие! Ведь нам же ясно говорили, что путь на корму заблокирован. Туда нельзя пройти! Нам в любом случае придется возвращаться назад!
— Успокойтесь, Рого! — отозвался священник. — А вот Кемаль считает по-другому. Не забывайте, что палубный матрос должен отлично знать эту часть корабля.
Они прошли еще немного, и вдруг выяснилось, что дальше дороги нет. Пол исчез. Перед ними зияла дыра, наполненная грязной водой и покрытая разноцветной пленкой разлившейся нефти. Эта дыра, почти в восемь квадратных футов, заканчивалась у стальной переборки, поднимавшейся со дна ее у противоположного края.
Уставшие и измотанные люди опустились рядом с лужей на пол.
— Только не это! — пробормотала Джейн Шелби. — Только не это!
— Чем же мы так досадили тебе, о Господи? — запричитала мисс Кинсэйл.
Линда осыпала всех проклятиями. Рого грохотал:
— Ну и что же нам делать теперь, сукин ты сын?
Мартин только повторял: «Боже мой!», потому что при виде этой черной воды он вновь ясно представил себе утонувшую миссис Льюис. Видимо, здесь котельная соединялась с какой-то шахтой, и сюда уже успела подняться морская вода.
Только Скотт и Кемаль молчали. Священник смотрел перед собой, будто созерцая открывшуюся картину, и чего-то ждал.
Указывая на стальную переборку, Кемаль тронул священника за рукав и произнес:
— Машинный зал.
Затем, глядя на темный водоем, он снова сделал странное движение руками, как будто копал ими землю.
— Что он пытается нам сказать? — удивился Рого. — Какого черта он притащил нас сюда?
— Машинный зал, скорее всего, действительно находится по другую сторону вон той переборки, — подтвердил Мюллер. — Он повернулся к Кемалю. — Послушай-ка, а что находится там, под водой? Может быть, там есть какой-нибудь проход? Сколько здесь футов в глубину?
Турок ничего не понял, но так выразительно посмотрел на них, что всем стало ясно: он изо всех сил пытается что-то дать понять своим новым товарищам. Он снова перешел на язык жестов. Сначала он обрисовал руками прямоугольник, затем развел руки в стороны несколько раз, потом стал как бы взбираться по лестнице. В заключение он снова изобразил взрыв, сопровождая его громким «Бу-ум!», и пожал плечами.
— Там, под водой, что-то вроде прохода, — тут же догадался Мюллер. — Погодите-ка! Если бы корабль лег на правый борт, здесь открылся бы проход и к котельной, и к машинному залу. Тут раньше был вход для механиков. Теперь он, естественно, очутился под водой. — Он повернулся к Кемалю и тоже проделал руками плавательные движения. Матрос радостно улыбнулся и согласно закивал. — Он ничего не знает про этот водоем, но уверен, что его нужно переплыть.
— Что? — неожиданно встрепенулась миссис Роузен. — Я умею плавать под водой.
Но на ее слова никто не обратил внимания. Путешественники столпились возле темной лужи, которая привела всех в полное отчаяние.
Рого вновь затянул свою любимую песню:
— Ну, что, тренер? Показывайте, что делать дальше. Лично вы готовы нырнуть в эту дыру?
Скотт осветил своим фонарем мрачную полоску воды и ответил:
— Да.
У всех вырвался вздох облегчения. И снова Джейн Шелби была вынуждена признаться себе, что не может не восхищаться священником. Если он и был в чем-то не прав, то вождь он настоящий.
Все испортил Мюллер. Он заявил:
— Нет, Фрэнк, так не пойдет. Мы вас туда не пустим.
— Не пустите? — удивился священник. — Почему?
— А вот почему, — сухо пояснил Хьюби. — Вы, образно выражаясь, есть та корзина, куда мы сложили все свои яйца. Мы не можем пожертвовать именно вами.
Маленький пузатенький Роузен первым понял, что имел в виду Мюллер:
— Боже мой! Как же я сам первым об этом не подумал? Если, не приведи Господь, что-нибудь случится с Фрэнком…
Нонни зашептала на ухо Мюллеру:
— Только не ты! Не вздумай вызваться добровольцем!
— Не волнуйся, — тут же успокоил свою подружку Хьюби. — У меня на это смелости не хватит.
— Ничего со мной не случится, — стал уверять своих товарищей Скотт.
— А Мюллер прав, — вступил в разговор Шелби. — Мы не можем так рисковать. Нужно срочно поворачивать назад. Вероятно, надо было все же сначала проверить носовую часть корабля, а?
Старый Шелби, возможно, и вызвался бы сплавать на разведку, но не теперь. Теперь он был уничтожен, раздавлен. Его уже не существовало.
— Я даже представить себе не могу, что мне снова придется прогуляться по так называемому «Бродвею», — содрогнулась мисс Кинсэйл.
— Нет, мы не можем себе этого позволить, — нахмурился Мартин. — Мы шли сюда целых два часа. — Но себя в разведчики тоже не предложил.
— Что ж, как я вижу, — подытожил Скотт, — у нас не остается иного выбора. Значит, нырять придется мне.
— Такой переполох из-за какой-то лужи, — вздохнула Белль Роузен. — Если вы доверите это дело мне, я за пару минут все выясню. Я уже говорила вам, что умею плавать под водой.
Все повернулись к ней, и Мартин неуверенно предположил:
— Вы же говорите это так просто, миссис Роузен, да?
Ее слова не вязались с ее пухлой фигурой, порванным кружевным платьем, размазанной по щекам косметикой и темными кругами под глазами за толстыми стеклами очков. Зрелище душераздирающее. Какой уж тут спорт и тем более подводное плавание.
— И только потому, что с годами я располнела, вы и подумать не можете, что когда-то и я была спортсменкой? — укоризненно покачала головой миссис Роузен. — Надо было бы вам порасспросить Шарлотту Эпштейн, да упокоит Господь ее душу. Она, к сожалению, уже ушла в мир иной. А то она бы вам подтвердила, что я, лично, в течение трех лет была чемпионкой по подводному плаванию.
— Боже мой! — поморщилась Линда Рого. — О чем вещает эта старая кошелка?
Белль Роузен обладала прекрасным слухом и потому сразу повернулась к Линде:
— Скорее всего, вам этого не понять. Вы уж, разумеется, никогда не слышали о таких блистательных спортсменках, как Элеонора Холм, Хелен Мини, Эйлин Риггин, Этельда Блайбтри или, скажем, Гертруда Эдерли. Они все тоже в свое время были чемпионками по плаванию. Я могла задержать дыхание под водой на две минуты, а мой рекорд составил две минуты и тридцать семь секунд. И знаете, что это означало в те годы? Мировой рекорд, не более, и не менее. Гертруда однажды сказала мне, что я, при желании, могла бы одолеть Ла-Манш под водой.
Никто не перебивал Белль. Вспомнив о своих прежних достижениях и о тех людях, о которых никто здесь никогда и не слышал, она неожиданно подала им надежду.
— А я ведь в юности была жуткой особой, — неожиданно призналась миссис Роузен. — Мне нравилось пугать людей. Я оставалась под водой так долго, что все вокруг начинали беспокоиться: вынырну я или нет? Однажды я чуть не довела своего тренера до сердечного приступа, проплыв два с половиной круга в бассейне и ни разу не появившись над водой. Но тогда, конечно, я была в отличной спортивной форме.
— Подождите-ка, — вдруг оживился Мартин. — А не вас ли, случайно, звали тогда Белль Циммерман?
— Разумеется, — с гордостью произнес Мэнни Роузен, оглядывая своих товарищей. — Она и есть та самая знаменитая Белль Циммерман. У нас дома целая коллекция ее кубков и медалей, да еще я специально собрал два альбома газетных и журнальных вырезок о ее спортивных достижениях. Если кто не верит, то милости прошу к нам домой.
— Успокойся, Мэнни, — одернула мужа Белль. — Он еще слишком молод, откуда он может меня помнить?
— Между прочим, я старше, чем кажусь на первый взгляд, — поправил ее Мартин. — Но вас я помню, и сейчас вам это докажу. Был один такой забавный случай, который мне запомнился. Я был совсем маленьким, лет шести или семи, и папа повел меня на соревнования по плаванию в Спортивный клуб Чикаго. И там как раз выступала девушка, которую звали Белль Циммерман. Она так долго оставалась под водой, что трибуны стали волноваться. Я и сам перепугался, что она утонула, и разревелся. Да так, что все сидевшие рядом оглянулись на меня.
— Да, это точно была я, — самодовольно заявила Белль. — Тогда мы еще выиграли национальный кубок. Мне удалось побить рекорд по стране. Ну, а потом я вышла замуж, сразу набрала вес и бросила большой спорт.
— Я могу это подтвердить, — кивнул Рого. — Я помню все фотографии, которые висят в вашем магазине. Вы тогда имели очень соблазнительную фигуру, между прочим.
— Ну и что с того? — злобно выкрикнула Линда Рого. — Что, скажите мне на милость? Один только треп, и никакого толку. Лично я хочу выбраться отсюда как можно скорей и не намерена больше слушать ничьих сказок.
— Не надо так сердиться, миссис Рого, — успокоила ее Белль. — Неужели вы еще не поняли, для чего я вам это рассказывала? Да все очень просто: дайте мне лампу, и я с радостью нырну в этот водоем, чтобы осмотреть его. Тем более что никто из вас все равно не сможет задержать дыхание на две минуты, как я. И если можно будет поднырнуть так, чтобы оказаться по другую сторону вон той стальной переборки, тем лучше. Тогда мы будем знать, что делать дальше. Если же нет… — Она только вздохнула и неопределенно пожала плечами.
Все присутствующие мужчины тут же оживились.
— Нет, мы не можем вам позволить так рисковать, миссис Роузен, — засуетился Шелби. — Это слишком опасно. Мы же не знаем, что находится там внизу, на дне. Сначала нужно бы выяснить, какова глубина этого неведомого водоема…
— Да-да, конечно, — поддержал его Мюллер. — Сперва нужно попробовать нырнуть кому-нибудь из… — Никто не перебил его, потому что все решили, что он говорит о себе. Но тут Мюллер замялся. — Что касается лично меня, то я вообще не умею плавать. Никак.
Как ни странно, слово взял Мэнни Роузен. Он твердо произнес:
— Послушайте меня, друзья мои. Если моя супруга сказала, что сможет справиться, значит, она сможет. Белль всегда знает, что говорит.
— Между прочим, это не так-то и сложно для тех, кто привык плавать под водой, — поддержала его Белль. — Требуется всего-то пара хороших здоровых легких. А они, как я полагаю, остались пока что при мне.
Преподобный доктор Скотт внимательно посмотрел на Белль, потом произнес:
— Хорошо. Мы дадим шанс миссис Роузен.
Взгляды, полные удивления и негодования, устремились на него. Мужчины были уверены, что он настоит на том, чтобы нырять самому.
Священник продолжал:
— Вы все слышали, о чем рассказывала нам миссис Роузен. Она была чемпионкой, а это в корне меняет дело. Чемпионы — люди совсем иного толка, они отличаются от всех остальных. Они как будто бы слеплены из другого теста, что ли.
Белль Роузен просияла от гордости и как будто даже немного подросла.
— Да-да, именно так, — подтвердил Скотт и ободряюще кивнул бывшей спортсменке. — Некоторые из вас с самого начала считали ее обузой, замедляющей наш путь. Мало того, кое-кто даже высказал ей это вслух. И вот теперь эта женщина предлагает нам реальную помощь. Почему же мы не можем предоставить ей шанс, не можем дать ей снова почувствовать себя на вершине славы, как и прежде? — Он повернулся к Белль. — Если вы согласны попробовать, то мы примем все меры предосторожности.
— Эти меры я уж как-нибудь приму сама, — остановила Белль поток красноречия священника. — Я же еще кое-что соображаю. — И тут она внезапно приказала: — Выключите все лампы и фонари.
В темноте было слышно, как тяжело дышит Белль. И еще доносился легкий шорох ее одежды.
— Ну, пожалуй, вот и все. Теперь можно свет снова включить, — заявила Белль. Оказывается, она еще немного стеснялась раздеваться при посторонних. Теперь же, оставшись лишь в нижнем белье, миссис Роузен невозмутимо заметила: — Наверное, без одежды моя фигура выглядит уже не столь привлекательно, как в былые годы.
Она смотрелась нелепо и одновременно как-то особенно доблестно и величаво. Движения Белль стали четкими и рассчитанными. Ничего лишнего. Она сняла очки и передала их мужу:
— Только, Бога ради, не потеряй! — предупредила Белль. — Дайте мне фонарь.
Скотт вручил ей фонарь, Белль проверила его надежность, наклонившись к луже и сунув фонарь поглубже в воду.
— На всякий случай привяжите его к моей руке, — попросила она, и Мюллер салфеткой надежно прикрутил фонарь к ее кисти.
— А веревкой обмотайте меня за талию, — продолжала распоряжаться миссис Роузен. — Узел завяжите на спине.
Скотт взял у Кемаля моток нейлонового каната и привязал его к Белль так, как она просила.
— Теперь слушайте меня, — серьезно начала бывшая пловчиха. — Сегодня, разумеется, никаких рекордов мы ставить не будем. Может быть, я по-прежнему сумею задержать дыхание на две минуты. Если я успешно проплыву под водой и окажусь в безопасном месте, я дам вам об этом знать, дернув за веревку. Если через полторы минуты никаких сигналов от меня не поступит, тяните веревку сами. Ну, пожелайте себе успеха, что ли?..
— То есть, вы хотели сказать, чтобы мы пожелали успеха вам? — поправил ее Мюллер.
— Нет, мне удачи не нужно, но зато она очень понадобится вам. Я должна буду справиться за минуту. Потому что на две минуты задержать дыхание никто из вас не сможет.
Об этом никто из присутствующих не подумал.
— Доктор Скотт, и вы, Майк, возьмите в руки другой конец веревки. Вы самые сильные из нас. Но пока не пройдет полторы минуты, ни о чем не беспокойтесь. Мистер Мюллер, а вас я попрошу засечь время по вашим уникальным и очень дорогим часам.
Несколько секунд она сидела на краю водоема, болтая в воде ногами.
— Даже не холодная, — сообщила она.
Затем Белль Роузен начала глубоко дышать. Каждый следующий вдох оказывался более глубоким. Видимо, так она разрабатывала легкие. Потом легко соскользнула в воду. Еще несколько секунд был виден свет ее фонаря, затем он исчез где-то в глубине водоема.
— Десять секунд, — объявил Хьюби Мюллер.
Веревка потянулась из пальцев Рого и Скотта. Размотавшись на несколько ярдов, она остановилась.
— Боже мой! — невольно вскрикнул Рого.
— Не волнуйтесь! Не волнуйтесь! — успокаивал всех Мэнни Роузен. — Поверьте мне: под водой миссис Роузен себя чувствует как рыба. Вы полагаете, я отпустил бы ее туда, если бы сам хоть чуточку сомневался в ее способностях?
— Двадцать секунд, — доложил Хьюби. Веревка снова зашевелилась. Потом опять замерла, а спустя некоторое время сначала провисла, а затем натянулась.
— О Господи! — не выдержал Хьюби. — Сорок пять секунд.
— Не переживайте, — вставил Мэнни.
Веревка снова чуть скользнула дальше.
— Ну вот, видите? — победно произнес Роузен.
Рука у Мюллера тряслась от волнения, и он с трудом следил за секундной стрелкой.
— Одна минута! — громко проговорил он.
— Она говорила, что если плыть придется больше минуты, никто из нас с этим не справится, — напомнил Мартин.
— Боже мой, вытаскивайте ее немедленно, иначе она захлебнется! — запаниковал Шелби.
Сохраняя нечеловеческое спокойствие, Мэнни Роузен заявил:
— Я бы советовал поступить в точности так, как велела она. Чтобы потом не оказаться виноватыми.
— Следите за временем, Хьюби, — напрягся Скотт, не сводя глаз с веревки.
— Одна минута двадцать секунд, — раздался взволнованный голос Мюллера. Только сейчас он понял, что ему меньше всего хочется, чтобы отважная женщина утонула в этой черной зловонной жиже. И все лишь потому, что сам он струсил и не вызвался добровольцем.
— Начинаю обратный отсчет, — сообщил он, когда оставалось десять секунд до положенного срока. — Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, одна… Тяните!
Рого и Скотт разом рванули за канат и тут же чуть не упали на пол, потому что веревка не натянулась.
— Тяните же! Тяните! — во весь голос верещал Хьюби, и за канат ухватился еще и Мартин. — А вдруг веревка порвалась, и миссис Роузен потеряла дорогу назад?..
Они дружно взялись за канат, и он натянулся так, как будто они поймали крупную сопротивляющуюся рыбину. Потом в воде что-то блеснуло, и на поверхности возникло белое тело Белль. Она шумно и быстро глотала воздух и так же стремительно выпускала его. Мужчины подались вперед и вытащили миссис Роузен из воды. Она снова уселась на край водоема, стараясь быстрей прийти в себя.
Джейн Шелби, Сьюзен и Нонни устроились возле нее на коленях, с нетерпением заглядывая ей в глаза.
— Ну, как вы себя чувствуете, миссис Роузен?
— Ну, не волнуйтесь вы так уж сильно, прошу вас. Все со мной в порядке. Задерживать дыхание вам придется только на тридцать пять секунд, после этого вы уже окажетесь по ту сторону стальной переборки, во вполне безопасном месте. Возможно, там раньше была дверь, но сейчас ее нет. Под водой только одно опасное место, где торчит со дна что-то острое, а в остальном путь свободен.
— Но почему же, — тревожным голосом начал Хьюби Мюллер, — если туда плыть всего чуть больше полминуты, вы сами столько времени не давали о себе знать. Ведь вы чуть не довели нас всех до сердечного приступа?
— Ну, я же говорила, что я ужасная женщина. Я так и не смогла отделаться от привычки постоянно пугать людей, — улыбнулась Белль. — Нет, на этот раз я вовсе не собиралась тревожить вас. Мне просто хотелось получше осмотреться на той стороне.
— И что же вы там разглядели? — поинтересовался Скотт.
— Немного, — печально покачала головой Белль. — Света не хватило. Там есть платформа, похожая на ту, на какой мы сейчас, только она побольше и совершенно плоская. На ней я набрала в легкие новый запас воздуха, а уж потом отправилась в обратный путь. Так, а теперь давайте потренируемся задерживать дыхание здесь, на суше, прежде чем вы нырнете под воду. Итак, вам нужно будет потерпеть сорок пять секунд без воздуха, чтобы немного подстраховаться. Минута — это очень много, да вы к таким упражнениям и не привыкли. Но волноваться не о чем, и сорока пяти секунд хватит с лишком.
— Говорите, что мы должны делать, Белль, — попросил Скотт.
— Я привяжу веревку с той стороны, и вы сможете передвигаться вдоль нее, держась за нее руками. Кстати, я плыла довольно медленно. Итак, вы закрываете глаза, задерживаете дыхание. И через полминуты уже на той стороне и в полной безопасности.
— Ну, теперь вы верите, что у миссис Роузен множество кубков и медалей? — торжествовал Мэнни.
— Ну, надо же! Вот кого не ожидал здесь встретить, так это знаменитую Белль Циммерман! — восхищенно выдохнул Мартин.
— Вы неповторимы, миссис Роузен! — поддержал его Шелби.
— Ну, что вы! Ерунда какая! Просто я сделала то, что всегда умела, и не более того, — скромно сообщила она.
— А как нам поступить с одеждой? — поинтересовался Мюллер.
— Лучше ее снять, как это сделала я, — предложила Белль. — Кто же плавает в одежде?
— Ну, а как же мы пойдем там, на той стороне? — осведомилась мисс Кинсэйл.
— Поступайте, как хотите, — махнула рукой Белль. — Можете забрать одежду с собой, а можете и здесь оставить. Лично мне кажется, что она больше никому из нас не понадобится. На той стороне очень жарко. А, впрочем, решение пусть принимает доктор Скотт. — С этими словами она словно опять передала лидерство в его руки.
— Мне кажется, что обувь мы все же должны оставить себе, — рассудил священник. — Нам придется карабкаться наверх, и вот там надо будет поберечь ноги. А во всем остальном, полагаю, миссис Роузен совершенно права. Чем меньше у нас будет лишнего груза, тем лучше. Намокшие платья и костюмы вряд ли помогут нам в пути. Рого, Мюллер, Шелби, Кемаль, Мартин и я привяжем к себе большие переносные лампы. Кстати, к ним же можно прикрутить и нашу обувь. Кроме того, каждый привяжет к запястью фонарь, как это сделала Белль, и можно начинать заплыв.
— Вы не волнуетесь? — поинтересовалась бывшая чемпионка.
Скотт рассмеялся:
— С вами я согласился бы проплыть и под арктическими льдами.
— Что ж, это достойный комплимент, мамочка, — кивнул мистер Роузен.
— Значит, вы хотите, чтобы мы разделись полностью? — переспросила мисс Кинсэйл.
— Ну, нижнее белье, полагаю, можно оставить, как это сделала я, — предложила Белль. — Между прочим, согласитесь, что на пляже на нас бывает надето куда меньше.
— Но у меня под халатом ничего нет, — огорчилась Нонни.
— Ну, с такой фигуркой, как у вас, деточка, об этом и волноваться не следует, — улыбнулась Белль. — Но в халате под воду отправляться нельзя, вы можете зацепиться за что-нибудь, а это недопустимо.
— Тогда можно попросить снова выключить свет? — В темноте было слышно, как она рвет ткань. — Все, готово! — сообщила Нонни, и когда лампы загорелись снова, все увидели, что она ловко соорудила из своего пеньюара довольно сносное бикини. Теперь, в своей новой одежде, она стала еще больше походить на девочку-подростка.
Линда бросила на танцовщицу презрительный взгляд и заметила:
— Да уж, наш милый священник, действительно, ничего не потерял. — Она посмотрела на воду и забеспокоилась: — Боже мой, что же станет с моей прической?
— Может быть, там, на той стороне, найдется парикмахерская? — спокойным тоном произнес Рого, не меняя выражение лица и сохраняя хладнокровие.
Линда по обыкновению выругалась.
Вскоре все разделись до нижнего белья, и даже мисс Кинсэйл не стала просить снова выключать свет: одним движением сняла платье, оставшись во вполне сносных трусиках и лифчике.
— А теперь, Белль, вы должны подробно проинструктировать нас: что именно мы будем делать, очутившись в воде.
— Хорошо. Все готовы слушать меня? — Она окинула всех быстрым взглядом и продолжала: — Самое главное, не бойтесь. Там и пугаться-то нечего. Все вы более или менее умеете плавать. Так, а теперь насчет дыхания. Сначала наберите в легкие побольше воздуха, начиная с живота. То есть, конечно, воздух заполнит легкие, но со стороны будет казаться, что в живот он тоже попадает. Вот, как делаю это я. — И она продемонстрировала всем правильный способ набора воздуха в легкие. — Затем задержите дыхание. Ни о чем не думайте. И не пытайтесь считать, это только заставит вас нервничать. Мистер Мюллер сам скажет, когда кончатся сорок пять секунд.
Мюллер взглянул на свои часы и поднял руку. Когда необходимые секунды истекли, он снова подал знак рукой, и все начали шумно и быстро дышать.
— Надо же! — удивился Мартин. — Только и всего? Я бы мог продержаться и дольше.
— Я тоже, — подхватила Сьюзен.
— Вот видите! — обрадовалась Белль. — А тридцать секунд — вообще пустяк. Значит, я ныряю первая с веревкой и привязываю ее с той стороны переборки.
— Что нас может ждать под водой? — поинтересовался Мюллер.
— Посередине пути что-то торчит со дна. Вы можете поднырнуть под это препятствие или пройти над ним. Я ныряла, потому что внизу расстояние больше, и меня это вполне устраивало. Значит, как только я привяжу веревку с той стороны, я дерну за нее два раза. Вы поймете, что я выполнила свою задачу. Каждый раз, когда я буду дергать за веревку два раза, посылайте ко мне женщин одну за другой. Вы все убедились, что можете спокойно задерживать дыхание на нужное время, так что ни о чем больше не беспокойтесь. И не пытайтесь плыть, просто перемещайтесь вдоль веревки. Так будет быстрей, и к тому же вам не придется тратить много сил. Если вдруг что-то пойдет не так, я тут же отправлюсь к вам под воду и помогу переправиться.
Белль снова почувствовала себя профессионалом. Она проверила, надежно ли привязана к ней веревка и прочно ли держится фонарь на запястье. Затем повернулась к мужу:
— Ты, надеюсь, за меня не волнуешься, Мэнни?
— Я уже понял, что для тебя такое плавание — сущий пустяк, мамочка! Скоро увидимся.
Она опустила голову и через мгновение оказалась под водой.
Веревка заскользила в руках Скотта и Рого. Хьюби Мюллер отсчитал сорок пять секунд, веревка тут же провисла. А еще через полминуты они почувствовали, как Белль уверенно дернула за свой конец каната два раза.
— У нее все получилось, — сказал Мэнни Роузен.

Добро пожаловать в ад


Одна за другой женщины благополучно переправились на ту сторону водоема. Сначала мисс Кинсэйл, затем Сьюзен и Джейн Шелби. Нонни, пытаясь скрыть свой страх, шутила:
— Итак, начинаем наш балет под водой! — Она оглядела свое самодельное бикини с лебяжьими перьями и вздохнула: — Представляю себе, как ужасно я буду выглядеть, когда снова окажусь на суше.
Линда Рого, разумеется, суетилась больше всех. Она принялась ныть:
— Мне совсем не хочется нырять в эту масляную воду! Еще неизвестно, что нас ждет дальше? Может быть, мы зайдем в тупик. Мне кажется, вы все тут посходили с ума. Кто-нибудь подумал о моей прическе? Она же испортится!
Рого достал из кармана сброшенного на пол смокинга носовой платок и протянул его жене:
— На вот, возьми. Повяжи на голову, глядишь, и поможет.
Она быстро соорудила у себя на голове что-то вроде шапочки и заявила:
— Ты нырнешь сразу же после меня, Рого. Понял? Я сказала: сразу же!
— Не волнуйся, милая, все будет в порядке. Но я все-таки пока останусь здесь.
— Все еще играешь в бойскаутов, да? — съязвила Линда. — Как-нибудь потом я припомню тебе этот день, и ты горько пожалеешь, что заставил меня ввязаться во всю эту историю.
Она осторожно подошла к краю лужи и опустила ногу в воду, словно проверяя ее температуру.
— Боже мой! — поморщилась Линда. — Тут еще и воняет невесть как!
— Ну, перестань, малышка моя, — взмолился Рого. — И, прошу тебя, не забудь набрать в легкие побольше воздуха.
Линда одной рукой напоказ зажала себе ноздри, другой ухватилась за канат и наконец погрузилась в воду. Вскоре пришел сигнал о ее благополучной «высадке» на противоположном «берегу».
— Слава Богу! — обрадовался Шелби. — Ну, раз уж наши девочки смогли так быстро переправиться, мы, я думаю, справимся не хуже их.
Мужчины еще какое-то время молча стояли у края водоема, не решаясь заговорить об очередности погружения.
— Честь быть первому, безусловно, принадлежит вам, — обратился к Мэнни священник. — У вас такая чудесная жена. Думаю, ей уже не терпится снова увидеться с вами.
Мэнни выглядел довольно нелепо в своих розовых в клеточку трусах и с выпуклым брюшком. Густые, черные с сединой волосы покрывали его грудь. Колени мистера Роузена предательски тряслись.
— Не знаю, как у меня все это выйдет, если учесть, что у меня в руках еще фонарь и мамочкины очки. Кстати, что мне делать с моими собственными?
— Не волнуйтесь, Мэнни, — успокоил его Рого, — мы вас экипируем, как положено. У вас есть носовые платки? — Одним платком он прикрутил фонарь к предплечью мистера Роузена, во второй обернул очки Белль и сунул их Мэнни в трусы. — А свои очки не снимайте, — посоветовал он. — Белль сняла их только потому, что не знала, что может ожидать ее на той стороне. Ну, наш милый водолаз, не забудьте задержать дыхание.
Роузен робко огляделся вокруг:
— Если кто-то считает, что я рожден героем, тот глубоко ошибается и должен срочно обратиться к психиатру. — Потом он решительно схватился за канат и погрузился в воду.
Один за другим вслед за ним отправились Шелби, Кемаль и Скотт. Затем Мюллер обратился к Рого:
— Ну, вы и смельчак, раз согласны идти последним.
— Угу, — только и сказал Рого. Он тщательно прикручивал к руке лампу и выкладывал остаток веревки так, чтобы ее потом можно было легко вытянуть вслед за ним.
Когда Мюллер вынырнул на другой стороне водоема, ему показалось, что его встречает стая демонов из преисподней: белые, полуобнаженные тела и очень странные лица, которые он с трудом мог узнать. Чьи-то руки ловко подхватили его под мышки и выволокли на какую-то платформу. При этом маленький Мартин торжественно объявил:
— Добро пожаловать в ад!
Шелби протянул ему веревку, привязанную к балке:
— Путешествие прошло удачно. Теперь ваша очередь подавать сигнал. Дерните два раза.
Через тридцать секунд из воды появилась голова детектива, словно морда доисторического животного, выплывающего из неведомой пучины.
Мюллер бросился искать Нонни. Девушка отвернулась и жалобным голоском проскулила:
— Ой, не смотри на меня так! Пожалуйста, не надо!
— Что вы так волнуетесь, дорогая? — успокоила ее Белль. — Никто из нас тут не выглядит так, будто только что вышел из салона красоты. Нечего вам стесняться, все хороши!
Но Мюллеру Нонни и сейчас показалась прекрасной нимфой, может быть, только слегка запачкавшейся. Ее мокрые волосы прилипли к груди, а лицо с размазанной косметикой казалось совсем кукольным. Она вдруг стала угловатой и неловкой и рядом с другими женщинами казалась особенно несчастной. Мюллеру захотелось прижать ее к своей груди и утешить. Но он не осмелился проявить свои чувства в присутствии всех.
Рого, едва успев восстановить дыхание, поинтересовался:
— Где, черт побери, мы сейчас находимся?
— В машинном зале, — ответил ему Скотт.
— И куда мы отсюда направимся?
Скотт поднял с пола большую переносную лампу и рассек ее лучом густой мрак: блеснул гладкий металлический стержень, поднимаясь на пятьдесят футов.
— Да вы шутите.
— Нет, — вздохнул Скотт. — Корпус корабля там, наверху, не совсем над нашими головами, а чуть в сторону. Правда, у него двойное дно. Помните, Эйкр говорил нам об этом. И когда мы поднимемся, нам придется еще пройти к корме.
— Вы самого ужасного не видели, — покачал головой Шелби. — Мартин был прав, когда поприветствовал Мюллера словами «Добро пожаловать в ад!»
— …в ад! — повторило эхо.
Мартин и Рого принялись светить вокруг фонарями. Повсюду видны были куски искореженного металла, перекрученные и оборванные трубы, остатки искалеченных динамо-машин, обрывки проводов. Кое-где, как острые рифы, вздымались части турбинных роторов, в других местах зияли проломы в полу от упавших генераторов, сорванных со своих опор. Многие механизмы были словно вывернуты наизнанку и теперь выставляли на всеобщее обозрение металлическое нутро.
— Женщинам лучше всего этого не видеть, — сказал Шелби. — Мы их уже предупредили об этом.
— Да уж, удовольствия мало смотреть на этот кошмар, — поморщился Мартин. — Никакого здоровья не хватит. Похоже, еще немного, и меня снова стошнит.
Фонари высветили не только изуродованные машины. Здесь были и трупы тех, кого сжало, раздавило и сплющило развороченными машинами и лестницами. Из одной щели торчала чья-то оторванная рука. У зазубренного края электрогидравлической муфты валялась верхняя часть туловища мужчины, разорванного пополам. Лица его, правда, путешественники не видели, но из тела уже давно вытекла вся кровь… Сколько членов команды погибло в машинном зале! Тех, кто стоял здесь на обычной рабочей вахте.
В живых здесь никого не осталось. Воцарившуюся в машинном зале тишину нарушал лишь звук капающей жидкости. Пойдя на звук, путники обнаружили небольшое озерцо ярдов в двадцать. На его поверхности плавали какие-то странные предметы. Команда Скотта оказалась на своего рода полуострове, который раньше, скорее всего, был наблюдательной площадкой в верхней части машинного зала.
— Боже мой! — неожиданно ахнула мисс Кинсэйл.
— Что такое? — насторожился Шелби.
— Эти двое бедняжек… Ну, тот джентльмен, которого все называли Весельчаком, и его подруга, та, что была всегда рядом с ним…
— О Господи! — выдохнул Шелби.
— Ой, мамочки! — перепугалась Сьюзен. — Они же сказали, что обязательно…
— Пойдут вслед за нами, как только будут в состоянии это сделать, — закончил за нее Мюллер.
— Но им это не удастся, — печально подытожила мисс Кинсэйл. — Ну как они смогут преодолеть все то, что встретилось нам на пути?
— Ничего у них не получится, — мрачно добавил Рого. — Вот ведь упрямые болваны!
— Ну и что тебе-то до них? — презрительно фыркнула Линда. — Она сама не захотела никуда от него уходить. Мы же ясно сказали им, что согласны взять их с собой… Ну, то есть ее одну, разумеется.
— Она оказалась смелой женщиной и верной подругой, — с уважением произнесла Джейн Шелби. — Она предпочла остаться рядом с ним.
— Не стоит осуждать ее слишком строго, — повернулась к Линде мисс Кинсэйл.
— Так, значит, нам вернуться за ними? — забеспокоился Шелби.
— А если этот парень до сих пор спит пьяный? — нахмурилась Линда.
Ей никто не ответил, всем было стыдно. Никому не хотелось возвращаться. Как?! Тащить его на себе всю дорогу?! Да и нельзя заставить человека задержать дыхание под водой, если он пьяный и спит. Нет, сейчас им приходится думать только о самих себе.
«Добро пожаловать в ад!» Да, Мартин, встречая этими словами Мюллера, был совершенно прав. Жуть развороченного машинного зала, гулкое эхо, духота и чувство оторванности от всего человечества — чем не преисподняя.
Совершая путешествие вдоль корабельных коридоров по потолку, ставшему полом, сражаясь с перевернутыми лестницами, пережив ужас в темноте «Бродвея», команда Скотта понемногу привыкла к этому новому вывернувшемуся миру. Они научились узнавать вещи, которые только на первый взгляд были неведомыми, а потом оказывались все теми же привычными предметами. И перевернутые таблички на дверях комнат лишь подтверждали, что путешественники все еще находятся на самом обыкновенном пароходе, пусть даже и опрокинутом волной кверху дном. Но представший перед их взорами машинный зал слишком поражал воображение. Словно они попали на чужую планету. Это подействовало угнетающе на путников. Все, разумеется, за исключением доктора Скотта, чувствовали, что их смелость и решительность угасли.
А священник, светя себе лампой, внимательно изучал стальную гору, которую он вместе со своими товарищами намеревался покорить. Он хотел запомнить каждый выступ, каждую трещину на ней. Такого восхождения еще не приходилось совершать ни одному альпинисту в мире. Здесь нельзя было вырубить ступени, нельзя пойти в обход.
Все вокруг было скользким из-за разлитой повсюду нефти, остатки ее до сих пор вытекали из перевернутых топливных резервуаров. И это еще больше усложняло задачу. Насколько из нефти, а насколько из морской воды, проникшей через трубу парохода, состояло черное озеро, определить было невозможно. Ясно было одно: большие запасы воздуха, остававшиеся в пустых емкостях судна, по-прежнему удерживали его на плаву.
И все же ни для кого не оставалось секретом, что «Посейдон» постепенно погружается в море, а уровень воды в коридорах его нижних палуб постоянно повышается. И, конечно, никто не знал, сколько воздуха оставалось в грузовых отсеках трюма передней и кормовой части судна.
— Вы что же, хотите, чтобы мы забрались наверх по этой штуковине? — удивился Шелби.
— Да, — коротко ответил Скотт и лучом осветил покрытый тонкой пленкой нефти гигантский блестящий цилиндр. — Это, наверное, гребной вал пароходного винта. Посмотрите-ка вон туда, видите наверху такую плоскую штуковину? Мне кажется, это лестница, по которой спускаются механики, чтобы исправлять неполадки.
— Но она перевернута, — пожал плечами Шелби. — Мы не можем карабкаться по ней вверх ногами, словно мухи.
— Мы заберемся на нее с другой стороны, а потом пройдем по ней так, как привыкли ходить.
— Послушайте, что дает вам столько силы? — удивился Шелби. Он уже ожидал, что священник ему ответит: «Моя вера, конечно», но Фрэнк лишь улыбнулся и сказал:
— Мои знания, разумеется. — Он помолчал и добавил: — Кажется, я понял, каким должен быть наш маршрут. Мы все будем в одной связке, причем сделаем это так: мужчина — женщина, мужчина — женщина и так все. Перед каждой женщиной окажется мужчина, за которым она будет все повторять, и следом — тоже мужчина, который станет следить за ее движениями. Вас, Ричард, я поставлю в этой связке так, чтобы вы оказались между Джейн и Сьюзен. Рого, как всегда, будет замыкать наше шествие. На него можно положиться, в этом я уже успел убедиться.
— Но он вас почему-то недолюбливает, — заметил Шелби.
— Я его тоже, — спокойно ответил Скотт. — Но рассчитывать на него можно, — повторил он. Жизненная энергия в нем так и кипела.
«А вот у меня совсем опустились руки», — печально подумал Ричард.
Никто уже не вспоминал Робина и не говорил о нем. Если бы мальчику удалось подняться наверх каким-то другим, обходным путем, он давно услышал бы своих родных и их друзей и дал бы знать о себе криком.
— Давайте выключим свет, не возражаете? — предложил всем Скотт. — Надо беречь батарейки. Итак, нам пришлось преодолеть серьезные препятствия. Но нас еще ждет их немало. Я принял решение устроить очередной короткий привал. Удастся кому-то вздремнуть — будет просто здорово. Не включайте фонари. Потом они пригодятся. Я сам скажу, когда отправимся дальше. А теперь отдыхайте, постарайтесь заснуть, если сможете…
Никто из присутствующих, кроме Шелби и, возможно, Рого, не представлял себе, какое необыкновенное восхождение ожидает их впереди. Но все понимали, что на месте оставаться нельзя, нужно двигаться дальше, к конечной цели. А как и когда — в этом они положились на священника. Его голос всякий раз успокаивал их и вселял в их души надежду. Члены команды разбились на небольшие группы и легли на маслянистую сталь платформы. Темнота была им на руку. На все, что творилось вокруг, смотреть не стоило. А что, если темнота останется навсегда?.. Ну, об этом им даже думать не хотелось.
Невеселые мысли бродили в головах усталых путников. Смерть неминуема, ее приближение очевиднее с каждой минутой. Перевернутое судно не может оставаться на поверхности слишком долго. Рано или поздно оно погрузится на морское дно. Так, может быть, и не стоит карабкаться в полутьме, спасая свою жизнь? Это ведь так глупо. Словно мы безмозглые насекомые, муравьи, ведомые вперед инстинктом. И все же люди продолжали сопротивляться судьбе. Волна гордости за себя и своих товарищей, отчаянно борющихся за существование, захлестнула Мюллера. Но оптимизма хватило ненадолго, и им вновь завладели мысли о том, как жалки, тщетны и бессмысленны их попытки пробраться к обшивке парохода. Что же осталось в его жизни? Только Нонни. Жизнь по ту сторону корабля казалось такой далекой и нереальной, что о ней и думать было странно.
Нонни и Мюллер расположились чуть поодаль от остальных членов отряда, поближе к тому месту, откуда все они недавно вынырнули. Хьюби хотелось сейчас потесней прижаться к ее телу и полежать вот так рядом, тихо и спокойно, наслаждаясь ее близостью. Похоже, девушка догадалась о его желании, потому что сразу же пододвинулась к нему и прошептала:
— Давай потискаемся?
И хотя ее слова звучали слишком вульгарно, Мюллер не смог ей отказать.
Он обнял ее, и Нонни негромко произнесла:
— Знаешь, а я тебя люблю. А ты? Ты меня хоть чуточку любишь?
— Да.
— Я никогда раньше ничего подобного не испытывала. Сейчас все по-другому. Я ужасно тебя люблю.
Но то удивительное чувство, которое испытывал Мюллер к этой наивной девушке, нельзя было выразить так банально. Он не хотел, чтобы она говорила о любви словами, казавшимися сейчас избитыми, слишком знакомыми и произнесенными уже сотни раз. Бессмысленным набором звуков, которые запомнил попугай. Или компьютер, ответивший на поданную ему команду и не понявший смысла того, что делает.
Он почувствовал, что девушка, несмотря на жару и духоту машинного зала, дрожит, и зашептал:
— Тихо! Лежи спокойно, сейчас я тебя согрею.
Губы, ледяные, как лед, отыскали его губы и словно прилипли к ним. Вся беззащитность девушки, ее страх и простодушие обнаружились Мюллеру в этом ее порыве. Она была словно маленький обиженный зверек, отыскавший надежное убежище и не желавший с ним расставаться.
— Слушай, а давай сделаем это еще разок, по-быстрому, а?
Ее слова поразили Мюллера. Он-то никогда не занимался любовью, не уверившись прежде, что дверь заперта на замок.
— Здесь?! При всем народе?
— А никто ничего и не узнает. Я буду вести себя тихо. Вот увидишь, я обещаю. Я очень тебя хочу, просто сил нет, как хочу!
— А вдруг кто-нибудь включит фонарь, что тогда?
— Тогда увидят, что ты меня обнимаешь, и только. Между прочим, не исключено, что не одни мы с тобой сейчас будем этим заниматься. Хьюби, ну, пожалуйста, я тебя очень прошу…
Ее губы снова впились в его, и он забыл обо всем на свете, кроме этой необыкновенной девушки и своих удивительных чувств к ней. Жажда ее тела и радость соединения с ним восторжествовали.
Наступил пик наслаждения, и Мюллер молился только о том, чтобы этот восхитительный момент стал последним в их жизни, чтобы корабль, наконец, сжалился над ними и затонул, унося их с собой в мир забвения и покоя.
Ее неровное дыхание и шепот вернули Хьюби на землю.
— Я была послушной девчушкой, правда ведь?
— Да-да, конечно.
— Я даже не извивалась и не взвизгнула ни разу, верно?
— Верно.
— А мне так хотелось! Ты на меня как-то удивительно действуешь. Я никого так раньше не любила, как тебя. Сама не могу понять, что такое со мной происходит.
Она замолчала, но Мюллер понимал, чего она ждет от него сейчас. Она хотела, чтобы он тоже сказал ей, как сильно любит ее. Нонни ждала тех глупостей и нежностей, какие обычно говорятся в постели после «главного». Их произносят из-за чувства вины перед партнером, или из-за нехватки опыта, эмоциональной ограниченности, а иногда и просто по привычке. Сможет ли Мюллер когда-нибудь объяснить ей, что он целиком растворяется в этой девушке, что все его чувства смешались и перепутались и что он не знает, какими словами все это можно передать. Нонни так же необходима ему, как воздух.
А ведь она ничего особенного собой и не представляет. Так, средненькая танцовщица…
— Я просто схожу от тебя с ума, Хьюби, — снова зашептала Нонни. — У меня с тобой все как-то по-новому, по-другому, не так, как раньше. Мы ведь с тобой почти ничего не знаем друг о друге. А ты меня любишь?
Ему хотелось кричать, но было нельзя, и он с яростью прошептал:
— Неужели ты ничего не почувствовала?
— А-а-а… Так ты это имеешь в виду, — разочарованно протянула девушка. И он догадался, чего она ждала от него — слов.
— Да, я люблю тебя.
— Сильно? Больше, чем других?
— Да. Намного больше.
— А у тебя еще кто-нибудь есть?
— Нет.
— А ты женат?
— Нет.
— Вот здорово!
Хьюби понимал, что ей и рассказывать-то особенно нечего, но ей хочется, чтобы он задавал ей вопросы, чтобы интересовался ее жизнью. И если он действительно любит ее, то должен соблюдать все правила.
— А ты? У тебя есть… — Хьюби замешкался на секунду, вместо слова «любовник» подыскивая другое: — бой-френд?
Она немного помолчала, надеясь еще и на то, что Хьюби правильно расценит эту паузу, и сообщила:
— Нет-нет. Сейчас нет.
— Но они у тебя были раньше.
Она прильнула губами к его уху и доверительно сообщила:
— Только два.
Мюллер понимал, что это явная ложь. Но, как ни странно, он испытал прилив нежности к этой девушке с ее детским и глупым страхом скомпрометировать себя. С ее инстинктивной попыткой защитить себя. Он прекрасно понимал, чем занимаются танцовщицы из труппы «Девушки Грэшема» после выступления. У Нонни, несомненно, был большой опыт отношений с женатыми мужчинами.
Теперь, удовлетворенная ответами Мюллера, Нонни заговорила о другом, но что ее тоже волновало.
— Бедняжка Мойра! — вздохнула девушка. — Теперь ей больше не придется волноваться. Она ведь в Рио умудрилась забеременеть!
— А ваши девушки часто беременеют? — поинтересовался Мюллер.
— Нам это не разрешается. В этом случае начальство не церемонится с нами, и наказание бывает очень строгим.
— А тебе никогда не приходилось оказываться в таком положении? — спросил Хьюби и тут же пожалел о своем любопытстве. Ему, в общем-то, было все равно.
Наступила долгая пауза, в течение которой Нонни Мучительно размышляла, соврать ли ей в очередной раз или не стоит. Потом все же решила сказать правду. Врать бесполезно: такие господа, как Мюллер, рано или поздно выяснят все до конца. Она понизила голос:
— Да. А что, это имеет какое-то значение?
Вот оно, начинается! Теперь Мюллер уже обязан был продолжить допрос:
— А что сейчас вообще имеет значение? Или имело раньше? Так как же ты поступила? — И он подумал о том, что где-то далеко растет еще и ребенок, оставленный на воспитание бабушке с дедушкой или каким-нибудь другим родственникам.
— Я пошла к врачу. Ну, к тому, кто помогает в подобных случаях. Это случилось в Риме. Эти итальянцы могут уговорить, кого хочешь. Вот меня и уломал один такой…
— Может, я тоже тебя уламывал?
— Нет. На этот раз все получилось совсем по-другому. Ты обнял и прижал меня к себе, когда я была сильно напугана, и во мне что-то как будто перевернулось. Его я не любила, а тебя очень люблю. — Но она не могла долго рассуждать на эту тему, а потому заявила: — А что произошло со всеми остальными? Они что же, теперь плавают в своих каютах, как дохлые рыбки в аквариуме, да?
— Не надо так говорить, Нонни, — нахмурился Мюллер. — Постарайся больше не думать об этом.
— Не могу. Мы очень долго работали вместе. Целых три года. Кажется, что всего минуту назад я разговаривала с Сибил. Я спросила ее, выйдет она к ужину или нет, и она ответила: «Пошла к черту! Поросенок ты этакий! Дай мне спокойно умереть». Понимаешь, ее сильно укачало. И вот она умерла. Наверное, и надзирательница тоже погибла. И все остальные вместе с ней.
— Что еще за надзирательница?
— Миссис Тимкер. Она отвечала за всю нашу группу, ну и, конечно, следила за нами и днем, и ночью. Чтобы мы хорошо отрепетировали свои номера, всегда были в чистых и отглаженных костюмах. Ну и, конечно, всякий раз записывала, когда мы возвращаемся в свои номера. Но мы ее по-своему любили и уважали. Она часто закрывала глаза на наши похождения, да и вообще нас понимала. Ведь она сама была такой же танцовщицей, прежде чем вышла замуж за Берта Тимкера, помощника нашего директора. Она любила одну поговорку: «все можно, если осторожно». — Нонни хихикнула. — Ну, это она как раз о том, о чем мы с тобой только что говорили, понимаешь?
Мюллер тоже рассмеялся и прижал девушку к себе покрепче.
— А почему ты меня так сжимаешь?
— И не спрашивай.
И вдруг из темноты и тишины, лишь изредка прерываемой чьим-то шепотом, раздался холодный безжалостный голос. Настолько неожиданно он прозвучал, что не сразу стало понятно, что это говорит Скотт.
— Убери от меня свои пальцы, а не то я тебе руку сломаю!
Тут же последовал испуганный вскрик, по всей вероятности, женский. Джеймс Мартин вздрогнул и подумал: «Вот это да! Интересно, кто к кому приставал?» И ему вспомнилась мягкая пухлая рука миссис Льюис.
Майк Рого мгновенно включил свой фонарь:
— Какого черта? Что тут происходит?
Скотт лежал на боку, облокотившись о пол, рядом с ним сидела Линда Рого, покрасневшая от ярости. Она указывала на Скотта:
— Этот негодяй хотел меня облапать!
— Что? — изумился Рого. — Кто-кто? Он?!
— Надеюсь, вы сделаете правильный вывод, Рого, — усмехнулся священник.
Все сразу же приняли сторону Скотта. Если бы он, воспользовавшись темнотой, стал приставать к Линде, то зачем ему кричать и привлекать к себе общее внимание? Рого же был хорошим психологом и уже давно заметил: его жена неравнодушна к священнику. Очевидно, она решила попробовать соблазнить его, но он отверг ее притязания.
— Надеюсь, никто больше не позволит себе ничего подобного! — пригрозил Рого. — Иначе мне придется принять крайние меры. Кстати, кажется, мы хотели пробраться к обшивке корабля и дать о себе знать спасателям.
— Совершенно верно, — поддержал его Скотт, поднимаясь на ноги. — Пора трогаться в путь. Если трое из вас зажгут свои фонари и посветят мне, я смогу показать маршрут, по которому нам придется идти.

Гора «Посейдон»


Машинный зал гигантского четырехвинтового лайнера представлял собой несколько платформ, расположенных в огромном, высотой примерно в пять палуб, помещении. Они соединялись между собой чем-то вроде приставных лестниц, ведущих к стальным настилам. Платформы окружали гигантские паровые турбины и блоки редуктора. Всевозможные компрессоры, конденсаторы, батареи насосов, с помощью которых поддерживали определенное давление пара, следили за расходом горючего, электричества и смазочных веществ, заполняли помещение. Их оплетали бесконечные трубы и провода.
Все это соединялось с топливными и балластными емкостями, имеющими двойное дно, составляло, так сказать, пол, то есть самую нижнюю часть, корабля, и было сконструировано так, чтобы переносить крен в сорок пять градусов. Платформы поддерживались балками и перекладинами с переброшенными между ними мостиками-лестницами.
Когда «Посейдон» перевернулся, почти все его механизмы были выворочены со своих мест. Что-то сразу же отправилось на морское дно, что-то, изуродованное до неузнаваемости, до сих пор валялось в машинном зале. И все покрывала тонкая пленка вылившейся из резервуаров нефти.
Блок гигантского редуктора, серьезно поврежденный, оказался зажат с обеих сторон другими механизмами, а его зубчатое колесо одна из искореженных платформ развернула под острым углом. Луч света, направленный Скоттом, выхватил из мрака квадратные зубцы этой гигантской шестерни, спереди зловеще нависавшей и дальше терявшейся в груде гнутого металла.
Эта гора металлолома громоздилась как раз возле той платформы, на которой сейчас отдыхали путники.
Скотт внимательно изучил эту гору, выбирая для подъема такой склон, по которому можно было бы без особого труда вскарабкаться наверх. Кусок металла, торчавший под углом в тридцать градусов в восьми футах от желанной цели, — единственное, что мешало беспрепятственному продвижению наверх.
— Чего вы там высматриваете? — поинтересовался Мюллер.
— Дорогу, — вздохнул Скотт, осветив уже знакомое черное озеро, разлившееся посреди машинного зала. — Что ж, выбора у нас не остается, — вынужден был признать он и снова принялся рассматривать металлический Эверест.
— Ну, и куда же, по-вашему, мы направимся теперь? — ехидно осведомился Рого.
— Вон туда. Наверх, — кивком указал Фрэнк.
— Фрэнк, да вы, похоже, с ума сошли! — всполошился Шелби. — Это же невозможно! Моя семья, во всяком случае, вряд ли…
Священник бросил на него горящий взгляд и закричал во весь голос:
— Да, нам выпало тяжелое испытание. Но вы же верите в Бога, так будьте Его любви достойными!
— Достойными! — повторило эхо и затихло.
Скотт заговорил спокойнее:
— Не думайте, что перед вами груда металла. Представьте себе, что это самая обыкновенная гора. И вот эту гору нам обязательно нужно покорить. Не волнуйтесь, мы, как настоящие альпинисты, встретим и трещины, и выступы, и опоры, и расселины, и многое другое. Непокоримых вершин не бывает — это давно доказано.
— Звучит-то как, — пробормотал Джеймс Мартин себе под нос, — «экспедиция на вершину горы Посейдон»!
— Совершенно верно! — подхватил Скотт. — Надеюсь, вы видели, как движется отряд альпинистов: все идут в одной связке. При этом нагрузки равномерно распределяются на всех. Это понятно? Наша задача попроще. Нам нужно преодолеть всего-то футов пятьдесят, не больше. Нас теперь… — Он быстро пересчитал членов своей команды, как будто забыл, сколько их, — тринадцать. Что ж, предлагаю установить расстояние между людьми в связке в три-четыре фута. Этого будет достаточно.
Он немного помолчал и продолжал:
— Группу поведу я, за мной — мисс Кинсэйл. Я вижу, она, как всегда, полна решимости. Я ценю ее за непоколебимую твердость духа. Затем, мне кажется, должны следовать Мартин, Сьюзен и вы, Дик. За вами пойдут Джейн и Кемаль. Потом миссис Роузен, Мэнни, Нонни и Хьюби. И, наконец, миссис и мистер Рого. Увы, Рого, вам снова придется быть в хвосте, потому что, случись что, вы не потеряете головы.
— Ну, спасибо! — хмуро буркнул Рого.
— Успех или провал любого восхождения зависит от двух факторов. Во-первых, от того, кто ведущий, кто лидер группы, и, во-вторых, от того, как вся группа продвигается вверх. Сейчас я все объясню. Итак, лидер намечает маршрут и идет в связке первым. Все остальные — за ним. Помните детскую игру «Повторяй за первым»? Нужно в точности повторять каждое движение ведущего. Иначе вы выбываете из игры. Вспомнили? Даже если ведущий начнет ковырять пальцем в ухе или сделает какой-нибудь другой, столь же дурацкий, жест, вы все равно обязаны его в точности повторить.
— Мэнни, ты что-нибудь понял из этих объяснений? — пожала плечами миссис Роузен. — Я услышала, что нас теперь стало тринадцать, а это мне очень не нравится. Я всегда говорила, что нас обязательно будет именно тринадцать.
— Он объясняет, как нужно вести себя во время подъема, — шепнул Мэнни.
— Как — меня мало интересует, — отмахнулась Белль. — Самое главное — куда. — После триумфального подводного плавания она должна была бы почувствовать себя увереннее и воспрянуть духом, но вместо этого миссис Роузен ощущала сейчас такой упадок сил, словно на черное озеро истратила всю свою жизненную энергию.
— Каждый мой шаг вы должны повторить. Кроме того, вы должны ставить свою ногу именно туда, где прежде стояла моя нога. Это будет выглядеть так: за мной пойдет мисс Кинсэйл и в точности повторит все мои движения, а за ней, в свою очередь, будет наблюдать следующий член нашей команды, Мартин, который повторит все, что сделает мисс Кинсэйл. И так далее. Движения Мартина предстоит повторить Сьюзен, за ней — мистеру Шелби. Понятно это?
— Неужели вы и в самом деле считаете, что у нас это может получиться?
— Да. Мы обязаны попытаться преодолеть это препятствие. Вам нужно только в точности копировать все движения того, кто в связке перед вами. И если каждый из вас будет следовать этому несложному правилу, мы обязательно доберемся до самого верха.
— До какого верха? — поинтересовалась Белль Роузен.
— А вон до того! Взгляни-ка туда, — показал Мэнни.
Белль Роузен, все еще лежавшая на полу, приподнялась и встала на колени. Она впервые взглянула в ту сторону, куда светили лучи фонарей, и увидела маслянистую поверхность дальнего вала винта и его шахты.
— Нет, мне этого никогда не одолеть, — объявила она. — Даже за тысячу лет и при условии, что за свой подвиг я получу миллион долларов.
— Белль, не торопись так. Послушай, что говорит Фрэнк. Мы все будем в одной связке, и поэтому…
— Когда упадет один из нас, мы посыплемся вниз все вместе. Нет, такие развлечения не для меня.
— Это не опаснее, чем подниматься по лестнице своего собственного дома, — пообещал ей священник.
— Когда мне нужно подняться к себе домой, я обычно использую лифт, — заявила Белль и снова посмотрела наверх. — Нет, даже за миллиард лет. Не старайтесь, вы меня все равно не уговорите.
— Но, мамочка, ты же не можешь оставаться здесь. А я пойду сразу же за тобой.
— Я останусь. А ты иди, Мэнни. И все остальные тоже. Вы идите себе. Оставьте только меня в покое. Неужели вы не понимаете, что я устала? У меня больше нет сил ни на какие ответственные переходы.
— Но как же так, мамочка! Ты же погибнешь, если останешься тут. Мы оба погибнем. Неужели ты думаешь, что я смогу оставить тебя одну?
— Или что мы вот так просто бросим вас, миссис Роузен?! — в неудержимом порыве воскликнула Нонни.
Белль усталыми глазами осмотрела всех присутствующих. В ее взгляде чувствовалось отчаяние.
— Вы считаете, что жизнь действительно так прекрасна?
— Я тебе просто удивляюсь, — пожал плечами ее муж. — Ты что же, и в самом деле собралась умирать?
— Я не хочу и не могу больше никуда карабкаться. Тем более наверх. Мои ноги гудят от этих нескончаемых труб. Я слишком стара для всего этого. И слишком тяжела, чтобы взлететь, как птичка, вон туда. — И она кивком указала на гору металла.
Сьюзен Шелби наклонилась и взяла руку мисс Роузен в свои ладони. Она проделала это с такой нежностью, о которой и не подозревала сама.
— Дорогая миссис Роузен, — начала девушка, умоляюще глядя на Белль, — пожалуйста, сделайте еще одну попытку. Мы все… — Она уже хотела добавить «очень любим вас», но почему-то смутилась. — Мы все считаем, что вы замечательный человек, уникальная личность. Вы только вспомните, как легко вы прошли этот подводный туннель! Никто из нас даже не осмелился бы нырнуть туда первым. И если бы не вы, мы сейчас так и стояли бы там, на той стороне этого жуткого озера.
— Ну, и куда, в конечном итоге, мы пришли? — пожала плечами Белль. — Я ценю ваше трогательное отношение ко мне, но только плавать — это одно, а вот карабкаться вверх по горам — совсем другое. Если хотите, я еще раз сплаваю для всех вас куда угодно. Но взбираться вверх… Нет, никогда и ни за что! Да и, кроме всего прочего, у меня разболелось сердце. — Она повернулась к мужу и добавила. — Я просто удивляюсь тебе, Мэнни. Ты прекрасно знаешь, что у меня больное сердце, и все же продолжаешь настаивать на том, чтобы я присоединялась к вашей экспедиции.
— Ах, Белль, Белль, опять ты за свое! Опять твои проблемы с сердцем, — покачал головой Мэнни, и всем стало понятно, что больное сердце миссис Роузен — их давняя семейная проблема. — Ты знаешь не хуже меня, что у тебя все в порядке со здоровьем. В последний раз, когда доктор тебя слушал, он ясно сказал, что с таким сердцем ты проживешь еще очень долго, так что можешь ни о чем не волноваться.
— Доктору не понять, что я испытываю сейчас, — поморщилась Белль. — Получается так: если я останусь здесь, я погибну. Но если я попытаюсь одолеть эту гору, я тоже погибну. Выходит, результат один. Но оставаться здесь мне почему-то спокойней.
— Ну и оставайтесь здесь Бога ради! — не выдержала Линда и повернулась к остальным. — Раз уж эта мадам решила сидеть здесь, раз уж она выбрала смерть, так и оставьте ее, в конце концов! Какого черта она задерживает всех нас?!
— Никто не может выбирать для себя смерть, миссис Рого, — мрачно произнесла Белль. — Она приходит сама, и тогда уже вам ничего не остается, как только покорно следовать за нею. Мне исполнилось шестьдесят четыре года. Вы же еще очень молоды. Я прекрасно понимаю ваши чувства. И не прошу никого из вас оставаться тут со мной. Я никогда не могла бы и предположить, что нечто подобное может случиться с нами. Но раз уж все это произошло, нужно смотреть на вещи трезво и так же трезво оценивать свои силы и возможности.
— Ну, мамочка, перестань, — взмолился Мэнни. — Как ты можешь о себе так говорить? Подумаешь — шестьдесят четыре! Ерунда какая. Ты только посмотри на себя: ты же все равно плаваешь как чемпионка, верно? Неужели тебе не хочется снова увидеть и своих детей, и внуков, а? Может быть, все же стоит хотя бы попробовать? Ты только посмотри, как мы задерживаем и мистера Скотта, и всех остальных.
Она с нежностью посмотрела на него, и всем стало понятно, что миссис Роузен уже приняла решение.
— Ну, что ж, Эммануил Роузен, я всегда говорила, что ты — ужасный человек. И что же, по-твоему, я должна сейчас сделать? Как поступить?
Она поднялась на ноги, и Мартин радостно захлопал в ладоши:
— Молодчина, Белль! Вы просто прелесть! Докажите всем, что вы еще на многое способны!
— Ну, тогда все решено, — улыбнулась Белль. — А теперь покажите мне, что надо делать, и я, пожалуй, попробую.
Скотт стал подробно объяснять всем, для чего нужна веревочная страховка, и чем страховка для крутого короткого подъема отличается от традиционной альпинистской. Для безопасности они будут использовать два каната. Один связывает путешественников между собой, другой, так называемый «направляющий» канат, — перемещается вверх, где его по мере их передвижения будет закреплять Скотт.
— Но как мы объясним все это турку? — заволновался Мюллер. — Мне как-то не светит перспектива оказаться под ним, если вдруг эта туша упадет на меня.
— Наш Кемаль — человек достаточно сообразительный. Вы сами увидите, что он все поймет. Итак, мисс Кинсэйл и Мартин, вы у меня первые. Кемаль, внимательно смотрите сюда.
Он выложил перед собой два кольца каната, которые прихватил еще на пожарной станции. Конец одного каната он обвязал себе вокруг пояса, затем отмерил на нем то расстояние, на каком двигаться мисс Кинсэйл, и так же, словно петлей, обхватил ее за талию, соорудив на канате сбоку причудливый узел, через который пропустил второй канат.
— Та веревка, которой будем связаны все мы, удержит и подстрахует вас от падения, а при помощи направляющего каната вы сможете помогать себе при подъеме, держась за него и подтягивая вес своего тела, — объяснил священник. — Понятно теперь? Кемаль, вы все поняли?
Турок ухмыльнулся и закивал головой:
— О’кей, о’кей!
— А почему вы поставили Роузенов посередине? — поинтересовался Мюллер. — Мне почему-то казалось, что было бы куда логичней, если бы…
— Что ж тут непонятного, — перебил его Скотт. — Самая трудная часть перехода как раз посередине. И когда Роузены доберутся до этого места, я уже окажусь на вершине нашей горы. Там я надежно закреплю направляющий канат и смогу понемножку подтягивать остальных за тот, что связывает всех нас.
Все выходило так легко и просто: священник действительно обдумал каждый шаг, предусмотрел все сложности и принял все меры предосторожности.
— А теперь вперед! — энергично воскликнул Скотт. — Давайте-ка, покажем Ему, из чего мы на самом деле слеплены!
И вновь Ричарду Шелби вспомнился сумасшедший помощник главного тренера, который, хлопнув Дика-спортсмена по заднице, напутствует его при выходе на поле: «Иди и покажи этим мерзавцам, из чего сделаны мичиганские ребятки!»
— У нас все обязательно получится, если только вы запомните самое главное, — со всей серьезностью еще раз предупредил Скотт. — Постарайтесь в точности копировать каждое движение того человека, который находится в связке перед вами. Помните: я сам лично буду проверять каждый выступ, каждую впадину. И то, куда я поставлю ногу и за что ухвачусь, будет, пожалуй, единственно надежным на нашем пути. И еще вот что: не смотрите вниз. Только наверх, на того человека, который идет перед вами. Следите за тем, что он делает или только что сделал. Не разговаривайте. Берегите силы, следите за дыханием. Время от времени я буду объявлять о короткой передышке. Тогда просто оставайтесь на месте, расслабьте пальцы и набирайтесь новых сил. Во время этих мини-привалов, если их можно таковыми называть, опирайтесь на направляющий канат, он поможет вам и отдохнуть, и быстрей восстановиться. Как только ваше дыхание придет в норму, мы двинемся дальше. Надеюсь, у всех на ногах надета обувь? Туфли там или шлепанцы? Рого, а вы наблюдайте за тем, чтобы направляющий канат скользил нормально. Договорились? Ну, вот, кажется, и все. Вперед!
Он медленно подошел к груде искореженного металла, сваленного у берега черного озерца и решительно поставил ногу на первый выступ.
Мисс Кинсэйл осторожно и с любопытством последовала за ним. Она опустила голову и жадным взглядом следила за каждым движением священника. При этом ее длинные черные волосы рассыпались, совершенно закрыв ее лицо.
— У вас все в порядке, мисс Кинсэйл?
— Да, доктор Скотт, все в полном порядке.
— Мы начали подъем. Внимательно смотрите на меня, повторяйте все то, что сейчас буду делать я.
Веревка, связывающая членов группы, натянулась между мисс Кинсэйл и шедшим за ней Мартином. Далее следовали Нонни и Мюллер.
Ручные фонари путешественники привязали себе к предплечьям, и потому руки у них оставались свободными, а лучи света падали как раз на те участки направляющего каната, за которые можно и нужно было держаться, помогая себе при подъеме. Большие переносные лампы давали основное освещение пути.
Хотя опытным глазом альпиниста уже наметив примерный маршрут, Скотт сразу же понял, что придется импровизировать. Начав подъем с этими уставшими людьми, которые целиком и полностью доверились ему, никаких разговоров и быть не может о том, чтобы повернуть.
— А что мне делать с этим направляющим канатом? — забеспокоилась мисс Кинсэйл.
— Ничего, он нужен лишь для того, чтобы вам было легче подниматься вверх. Я буду все время закреплять его чуть повыше, но так, чтобы вы могли уверенно сделать свой следующий шаг. Вам не страшно?
— Нет, что вы! Рядом с вами — ничего не страшно.
— Отлично. Следите за тем, чтобы нога уверенно опиралась на выступы. Тогда вы не поскользнетесь. Мартин, вы уже начали подъем?
— Ага!
— Нам повезло. Тут я вижу перед собой кусок приставной лестницы, так что футов пять пройдем по ступенькам, а там видна горизонтальная платформа, на которой и устроим наш первый привал.
Начали подъем и Шелби. Все железки под ногами были на удивление скользкими от разлившейся нефти. Правда, Скотт умышленно передвигался настолько медленно, что у каждого было достаточно времени для того, чтобы продумать, как лучше поставить ногу и покрепче удержаться.
Поглядев вниз, Шелби увидел Кемаля и Роузенов, преодолевающих первый участок пути. Он прокричал, обращаясь к Белль:
— Вот видите, миссис Роузен, не так все и страшно. Рядом идет Кемаль, а он в случае чего обязательно поможет. Скотт все здорово продумал!
Никто ему не ответил, и Шелби отвернулся, чтобы сделать свой следующий шаг. Он мысленно восхищался мудростью и прозорливостью Скотта. Как же умело он организовал их маленькую экспедицию! Кемаль сразу догадался, зачем его поставили рядом с Роузенами. Он все время оглядывался, проверяя, правильно ли поставила ноги миссис Роузен, и в нужную минуту действительно брал ее за руку, помогая преодолеть очередной фут и подняться.
Тем временем Скотт встретил первое серьезное препятствие — сплошную металлическую стенку футов в шесть высотой. Внешняя часть стенки напоминало копье — острый треугольник длиной в пять футов, направленный острием вверх. А прямо над головой Скотта высилось подобие столба, свитого из нескольких труб, к которым добавлялся еще странный кусок железа, неизвестно как очутившийся здесь и застрявший между труб. Если бы Фрэнк был один, он бы легко набросил петлю на одну из труб и в мгновение ока преодолел бы барьер.
Угрожающее «копье» отрезало проход с правой стороны. Пробовать переместить или подвинуть трубы, нависавшие сверху, было бы напрасной тратой сил и времени.
— Оставайтесь на своих местах, — крикнул Скотт и принялся исследовать путь слева: там виднелись два столкнувшихся смазочных насоса, из которых уже давно вытекло все масло.
— У вас возникли какие-то трудности, доктор Скотт? — осторожно поинтересовалась мисс Кинсэйл.
— Только на пару секунд.
— Конечно-конечно. А если вы попросите помощи у нашего Отца Небесного…
— Он-то здесь при чем? — отрезал Скотт. — Тут чисто альпинистская проблема. Выход сам обязательно найдется.
Фрэнк уже знал, что надо делать: поставить только ногу на узенькую, в фут шириной, полоску металла, к счастью, наклоненную чуть вверх, к препятствию. Тогда перевернутые насосы становились своего рода вертикальной винтовой лестницей, рядом — широкая платформа. От путешественников требовалось, преодолев узкий поворот у края стены, остановиться здесь и подать следующему руку.
Скотт не смог сдержать победной улыбки. Ему хотелось немедленно продолжать путь. Это отвратительное, угрожающее треугольное острие копья превратилось для него теперь всего лишь в стрелку-указатель, повернутую вперед и вверх, к заветной цели.
— Все ясно, я пошел, — коротко сообщил Скотт и сделал первый шаг. Он успешно обошел опасный участок и, накинув петлю направляющего каната на выступ вверху, произнес: — Дайте мне руку, мисс Кинсэйл, и начинайте обходить эту плиту. Велите Мартину сделать то же, что сделаете вы. Кстати, следующий участок пути будет очень легким.
— Я молилась, — кивнула мисс Кинсэйл.
Скотт ничего ей не ответил, а молча помог обойти поворот. Пока она ждала появления на безопасной стороне Мартина, он уже продолжил свой путь.
Внезапно он воскликнул:
— Стойте! Все остаются на своих местах! Пока что никуда никто не перемещается.
Все замерли в тревожном ожидании. Мисс Кинсэйл услышала, как Фрэнк возится с чем-то наверху, словно двигает какие-то предметы. Затем внизу, в черном озере раздался всплеск.
— Что это было? — заволновался Шелби.
— Ничего, — отозвался Скотт.
Но Рого успел повернуться, чтобы посмотреть: большая переносная лампа, привязанная к его спине, осветила на мгновение страшный предмет, прежде чем тот утонул — часть человеческой ноги в резиновом сапоге. Рого почувствовал тошноту: «Этот священник, похоже, не имеет ни нервов, ни сердца. Из чего он сделан-то, интересно?»
Поход продолжался. Теперь вверх пошли Белль и Мэнни Роузен под присмотром Кемаля. Нонни и Мюллер преодолевали первый участок пути. Только Линда и Рого пока что оставались внизу, ожидая своей очереди.
— Почему же ты снова позволил ему ставить нас последними? Ведь если кто-нибудь все-таки рухнет, то вся компания повалится именно на нас. Об этом ты не подумал?
— Это психологический расчет, — коротко ответил Рого.
— При чем тут твоя гребанная психология?! — возмутилась Линда. — Тебя опять обвели вокруг пальца, как настоящего придурка. Кстати, почему ты не вступился, когда этот негодяй решил трахнуть твою собственную жену прямо у тебя под носом, а?
— Ну да, ну да, — бесстрастно отозвался Рого, — все было именно так, как ты рассказываешь. Сначала он пытается, как ты выражаешься, облапать тебя, а потом возмущается и сам зовет на помощь. Вот только не надо вешать мне лапшу на уши! Интересно, что это у тебя там такое страшное, зубы, что ли, выросли, что он так завопил?..
— Ах ты, мерзавец!
— А я-то считал, что у тебя ума хватит не приставать к гомику. Он же голубой.
— Он?! — Линда застыла на месте, не в силах шевельнуться.
— Да-да, именно он. Он и священником стал потому, что боится дамочек, как огня. Не удивительно, что твое нападение довело его до истерики!
Тут канат у талии Линды натянулся.
— Пора в путь! — приказал Рого и добавил: — Только, ради всего святого, постарайся обойтись без своих вечных выкрутасов, ладно? Делай все так, как он велел, и мы обязательно выберемся из этого ада. Впереди тебя идет Мюллер. Это, конечно, не самая надежная поддержка, но все лучше, чем ничего.
И они начали восхождение.
— Белль, у тебя все отлично получается? — крикнул Мэнни жене. Его фонарь высвечивал ее полное тело, блестевшее от пота и нефти.
— Трудно дышать, — отозвалась миссис Роузен. — Каждый шаг — сплошная мука, и одышка, конечно же.
— Но ты уже ведь ничего не боишься, мамочка, да?
— Конечно. Я только разок глянула вниз, но все равно там ничего не увидела. А этот турецкий парень — очень милый человек, как оказалось. Он мне помогает. Кстати, нам еще долго вот так подниматься, ты не в курсе?
— Понятия не имею. Надеюсь, что не очень. Но тут уж ничего не поделаешь: надо идти, а когда дойдем, то сами все и увидим. А ты у меня молодец!
— Мэнни, если мы действительно выберемся отсюда когда-нибудь, я обещаю тебе, что никогда не уйду дальше угла Амстердам-авеню и 89-й улицы. Клянусь!
— И правильно сделаешь, мамочка. Да и зачем куда-то вообще уходить из нашего чудесного гнездышка, правда ведь?
Мюллер поджидал Линду на опасном участке, где нужно было обогнуть стальную стенку, выпирающую вбок. Он протянул ей руку. Она взялась за нее, пролепетав:
— Ой, мистер Мюллер, я так напугана! Держите меня покрепче, пожалуйста!
— Хорошо, — кивнул тот.
Она так недвусмысленно сжала его ладонь, что Мюллер, повидавший на своем веку немало женщин, безошибочно определил, к какой группе представительниц слабого пола относится Линда. «Вот ведь сучка! — подумал он. — Бедный Рого! Нелегко ему, наверное, с ней приходится!»
Группа продолжала восхождение, и тут Линда обратилась к мужу:
— А почему мы тащимся именно этой дорогой? Я уже вижу, как можно срезать часть пути. Посмотри-ка вон туда!
Но Рого только вздохнул и повторил:
— Крошка моя, я тебя очень прошу: не нужно больше твоих выкрутасов. Мы ведь, кажется, договорились. Скотт уже давно все просчитал. И у него пока что все неплохо получается. И, кстати, не забывай, что следующий после тебя в этой связке я.
— Ну, как всегда, — хмыкнула Линда. — Ты всегда крайний. Причем во всем.
Между тем отряд достиг платформы, еще раньше намеченной Скоттом для «привала». Она оказалась достаточно просторной, чтобы на ней уместились все путники.
— Кто хочет, может присесть, — объявил Скотт. — И выключите фонари. Здесь мы передохнем несколько минут.

И их осталась дюжина


— Ну, и что мы тут делаем? — раздался в темноте голос Белль Роузен.
Никто ей не ответил. Непонятно было, вернулось ли к женщине чувство юмора или же этот вопрос продиктовало отчаяние. Но она не успокоилась и повторила:
— Я спрашиваю совершенно серьезно. Что мы тут делаем? Как все это могло с нами случиться? Всего пару часов назад мы все мирно ужинали, а потом еще собирались посмотреть выступление артистов или, например, поиграть в карты. Но вместо этого теперь мы, измученные и почти голые, вынуждены, как мартышки, карабкаться вверх, спасая собственные жизни.
— А ведь вы совершенно правы, миссис Роузен, — вздохнул Шелби.
Было странно слышать, как они, столько пережив вместе, все еще называют друг друга по фамилиям. Опасное путешествие и общее горе не сблизило их. Шелби и Роузены раньше только раскланивались при встрече, и Шелби по-прежнему не мог заставить себя называть эту женщину Белль. Особенно теперь, когда она была почти нагая. Кроме того, он считал, что она достойна обращения «миссис Роузен».
— Только подумать, — добавил Ричард, — современное судно, оборудованное новейшими приборами, обеспечивающими его полную безопасность, вдруг переворачивается вверх дном, как какое-нибудь примитивное каноэ…
— Все мои друзья и подружки!.. — снова расплакалась Нонни.
Джейн Шелби, сидевшая рядом, нежно обняла ее за плечи:
— А я потеряла своего сына.
— Не надо так говорить, мэм, — постарался успокоить ее Рого. — Когда ищут пропавшего человека, он не считается погибшим, пока мы не найдем… — он не сразу продолжил, подыскивая нужное слово, — …доказательств, что шансов действительно не осталось никаких. Не исключено, что мы обнаружим его, когда дойдем до самого верху.
— Благодарю вас, мистер Рого, — понимающе кивнула Джейн. — Я знаю, что вы имеете в виду. Но только он давно бы услышал нас, если бы находился поблизости. И увидел бы свет наших фонарей.
— Не забывайте, что «Посейдон» — очень большой корабль, мэм. Мальчик мог выбрать другой путь и отправиться в противоположную сторону.
«Вот именно этого я и боюсь, — пронеслось в голове Джейн. — Что там находится, в противоположной стороне? И что это за путь среди грязи и вони? И зачем я его оставила? Подумаешь, мальчик начал стесняться своей матери. А он еще такой маленький! И теперь, скорее всего, я так никогда и не узнаю, где, когда и как он расстался с жизнью. И о чем думал в последнюю минуту?»
— Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы найти его, мэм, — продолжал Рого. — Я бы наизнанку вывернулся, если бы только это помогло. Может быть, мне действительно следовало задержаться там одному и еще раз проверить все закоулки этого поганого «Бродвея»? — Как опытный полицейский, он прекрасно понимал чувства убитой горем матери и совершенно искренне сочувствовал ей.
— Спасибо, мистер Рого. Но только все бесполезно. Его там не было.
— Он найдется, — послышался голос Скотта. — Этот мальчишка очень смышленый, он не пропадет. — Священник говорил с такой уверенностью, что в душе Джейн Шелби снова зародилась надежда.
Правда, уже в следующее мгновение она подумала, что священник убеждал не ее, а себя самого.
— Вперед! — снова приказал Фрэнк и высветил стальной лист наверху, который путникам еще предстояло как-то обойти. — Не буду лукавить, — вздохнул он, — вторая половина пути будет труднее, утомительней и опасней первой.
Недалеко от вершины «горы» Скотт разглядел нечто, напоминающее винтовую лестницу, — зубцы колеса редуктора, зажатые между другими железками. Там было за что держаться, было и куда ставить ноги, но двигаться на этом участке пути пришлось бы, чуть отклонившись назад, и человек в эти секунды угрожающе зависал над пропастью.
И вновь путешественники встретились с перевернутой лестницей. Дважды они удачно справлялись. Сейчас же все было иначе: каждому придется сначала отклонить свое тело насколько возможно назад, потом выровнять его, снимая напряжение с рук и бедер.
— Кто-нибудь скажет, сколько сейчас времени? — поинтересовался Мартин. — Мои часы остановились в четверть третьего.
— Вот черт! — выругался Мюллер. — И мои тоже. Они встали, когда мы ныряли в то проклятое озеро-болото.
— С тех пор прошло не менее получаса, — подсчитал Шелби. — Сейчас где-то около трех.
— Значит, — подытожил Мартин, — мы находимся в пути примерно шесть часов. Господи, да что же до сих пор удерживает судно на плаву?
Мисс Кинсэйл поправила канат на талии:
— Вот вы сами же и ответили на свой вопрос, мистер Мартин, — заметила он. — Конечно, Господь!
— И, наверное, не без помощи преподобного доктора Скотта, — угрюмо пробурчал Мюллер себе под нос.
— Что ты сказал, дорогой? — насторожилась Нонни.
Слово «дорогой» неприятно резануло его слух, но взглянув на девушку, он вновь почувствовал, как сильно влюблен в нее.
— Недолго ему остается плавать на поверхности моря, — фыркнул Рого.
— Ну, а тогда имеет ли смысл продолжать карабкаться вверх вот так, выматываясь до последнего? — пожал плечами Мэнни.
Скотт уже шагнул было вперед, но тут обернулся на секунду и проговорил:
— Имеет. Хотя бы потому, что все мы — люди и ответственны за свою жизнь.
Скотт немного изменил порядок движения наверх. Он переставил Мэнни Роузена и Кемаля. Теперь сначала шел Мэнни, за ним Белль, а уже потом турок. Он отвел матроса в сторону и жестами попытался объяснить, что он него потребуется.
Кемаль понимающе закивал:
— О’кей, о’кей, — заулыбался он и показал свои могучие ладони, взглянув на полную миссис Роузен.
— Ну, теперь я уверен в том, что у нас получится все, — кивнул Скотт.
Последний участок восхождения действительно был опасен. К тому же мышцы путешественников, не привыкшие к подобным упражнениям, начали сдавать. Они ныли, нестерпимо болели, а кое у кого начались даже настоящие судороги. Скотту приходилось часто останавливаться и объявлять перерывы. В основном, конечно же, из-за толстушки Белль. Несчастная женщина стонала и жаловалась при каждом шаге, однако продолжала идти, как и все остальные. Скотт гипнотически действовал на людей, а сейчас еще сумел убедить всех, что для достижения цели следует беспрекословно соблюдать строжайшую дисциплину. И его слушались, повторяли каждое движение, передавая его по цепочке следующему. К тому же эта необходимость внимательно следить за предыдущим членом команды и в точности копировать его отвлекала от мрачных мыслей.
Вот и большое зубчатое колесо редуктора над головой священника. Хотя угол выступа был не слишком большим, преподобный Скотт с трудом представлял себе, как миссис Роузен одолеет это препятствие. Тут многое, если не почти все, зависело от Кемаля.
Скотт обратился к мисс Кинсэйл:
— Увеличьте расстояние между нами до десяти футов. Внимательно смотрите, как я пройду вот этот участок, а потом в точности повторите каждое мое движение. Я смогу помочь вам и буду вас подтягивать к себе. Понимаете? А теперь передайте мои слова Мартину и добавьте, чтобы он дословно передал все другим.
И священник двинулся вперед. На этот раз он использовал для подъема не только руки, но и колени и локти. Впрочем, он был в отличной спортивной форме. Не зря священник так часто тренировался и на теннисном корте, и на поле для сквоша. Но даже он почувствовал неимоверное напряжение всех мышц.
— Я молюсь за вас! — произнесла мисс Кинсэйл.
— Ну, это уже лишнее! — раздраженно воскликнул Фрэнк. — Лучше внимательно смотрите на меня и постарайтесь все хорошенько запомнить. Когда достигнете вот этого места, наклонитесь чуть влево, понятно?
— Да-да, доктор Скотт, конечно, — обиженно надула губы мисс Кинсэйл. — И об этом я тоже обязательно скажу мистеру Мартину.
Скотт ловко подтянулся на последнем футе сложного участка и успешно преодолел его. Дальше — подниматься, используя перевернутые ступеньки. Скотт остановился, выждал несколько секунд, переводя дыхание, и без труда забрался наверх. К своему удовольствию он увидел, что на последнем отрезке пути их опять ждала перевернутая лестница, по которой можно было пройти, как по трапу.
— А дальше будет совсем просто! — крикнул он мисс Кинсэйл. — Валяйте, поднимайтесь ко мне!
Она одолела участок пути на удивление быстро. То ли тут сыграли роль ее врожденные ловкость и гибкость, то ли вдохновил пример Скотта. Так или иначе, ей потребовалось в два раза меньше времени, чем самому священнику. Всего несколько секунд — и она уже рядом с ним, готовая помогать поднимавшемуся следом мистеру Мартину. Но она не слишком радовалась своему успеху. Срывающимся голосом она проговорила:
— Доктор Скотт, боюсь, что миссис Роузен ни за что не сможет пройти этот поворот.
— Сможет, — нахмурился Скотт. — А если нет, тогда нам придется оставить ее, а самим продолжать путь. Но я верю в нее, она отважная женщина.
Мисс Кинсэйл с ужасом смотрела на него, словно не веря своим ушам:
— Ведь вы это не серьезно говорите, да?
— Нам пришлось уже оставить и того англичанина с его подружкой, и десятки других людей, которые не хотели или не смогли пойти с нами. Почему, как вы полагаете, нам удалось добраться вот до этого места? Да потому что мы по своему духу — победители.
— Но мы потеряли мальчика, — напомнила мисс Кинсэйл и тут же отшатнулась. Лицо Скотта исказилось от ярости:
— Никогда больше так не говорите!
— Простите, доктор Скотт, — залепетала старая дева, потупив взор. — Я вовсе не хотела… — Потом она снова взглянула на него и решительно добавила: — Тогда позвольте мне остаться с ней. Я бы смогла хоть чем-нибудь помочь бедняжке.
— Нет. Нам нужно идти дальше. Я сделал для нее все, что мог. Наверху мы будем ей более полезными.
— Но вы не станете возражать, если я помолюсь за нее? — негромко попросила мисс Кинсэйл.
— Как хотите, — отмахнулся священник.
Они продолжили путь, мисс Кинсэйл задержалась ненадолго только, чтобы помочь Мартину. Сьюзен, молодая и полная энергии, без труда прошла опасный участок, а вот Джейн и Ричард Шелби засомневались в своих силах. Шелби подумал, что не сможет удержать равновесия, отклонившись назад. И все же, поднатужившись, он тоже благополучно миновал поворот.
Скотт, мисс Кинсэйл и Мартин уже стояли на вершине горы, откуда они помогли несчастному Мэнни преодолеть опасный участок. Мистер Роузен тяжело пыхтел и последние футы полз на четвереньках, царапая колени и живот. Но он очень гордился собой, будто совершил подвиг.
— Вот видишь, мамочка! — обратился он к жене. — У меня получилось. Выходит, не так все это и страшно, как поначалу казалось.
Но он ошибется.
Белль Роузен не притворялась: силы ее на самом деле иссякали. И чем выше к обшивке корабля забирались путешественники, тем сложнее для Белль становилось дышать спертым горячим воздухом. Когда канат сверху натянулся, ее так сильно прижало к зубчатому колесу редуктора, что миссис Роузен наотрез отказалась двигаться дальше.
— Нет! Я не смогу! — заявила она. — Я ни за что не смогу одолеть это препятствие! Отпустите меня, дайте мне спокойно упасть в эту бездну! Я не смогу! Я все равно не смогу!
Кемалю, шедшему за ней, пришлось приложить все усилия, чтобы сдвинуть этакую тушу с места. Он уперся в ее зад одновременно и рукой, и коленом. Потом он переставил ее руки так, чтобы часть веса тела переместилась с каната, врезавшегося в ее пухлую талию. И вновь начал толкать ее вверх, как вдруг почувствовал, как силы и его оставляют.
— Нет! Стой! — испуганно закричал он. — Нельзя! Нельзя!
Мюллер рванулся мимо Нонни, невольно увлекая за собой Линду. Он во что бы то ни стало решил добраться до заветной цели, и для этого сейчас был готов буквально на все. И вот теперь дорогу ему преграждала тучная фигура миссис Роузен. Нет, чего-чего, а уж этого Хьюби никак не мог допустить.
— Остановитесь! Вы же делаете мне больно! — завизжала Линда. — Осторожней! Эта старая корова сейчас свалится вниз и придавит заодно всех нас!
— Заткнись, сучка! — огрызнулся Мюллер, устраиваясь рядом с турком.
Увидев столь неожиданную помощь, матрос воодушевился, словно у него открылось второе дыхание. Оба мужчины дружно взялись за дело. Пленка разлившейся нефти, раньше затруднявшая движение, вдруг оказалась им полезна: женщина легко заскользила по ступенькам этой ужасной лестницы, постанывая на ходу.
Скотт подхватил Белль, не давая ей времени на охи и ахи.
— Вы просто молодчина, Хьюби! — крикнул он вниз. — А теперь немедленно возвращайтесь на свое место, пока у вас не перепутались канаты. Сейчас поднимается Кемаль, потом Нонни. Не забывайте пользоваться направляющим канатом. Я его надежно закрепил наверху. Мы тоже поможем вам.
Грудь Кемаля тяжело вздымалась и опускалась: турок старался быстрей восстановить дыхание. Затем он набрал в легкие побольше воздуха и одним махом одолел препятствие. За ним с той же легкостью последовали Нонни и Мюллер.
Настала очередь Линды, и капризная женщина, как всегда, заупрямилась.
— Нет-нет, я не хочу идти туда! Я там ушибусь еще, чего доброго! Мюллер и так успел сделать мне очень больно. Я туда не полезу. Я решила забраться наверх другим путем.
— Ну, что ты, крошка моя, — в сотый раз принялся успокаивать свою жену Рого. — Осталось пройти самую малость. Помни, что я буду идти за тобой и, в случае чего, обязательно тебе помогу.
— Миссис Рого! — закричал Скотт. — Строго держитесь нашего маршрута! Никаких импровизаций. Другого пути тут нет и быть не может!
— Да заткнитесь вы! Осточертели мне ваши указки! Я теперь сама буду решать, как и куда мне идти. — Линда была на грани истерики. Она распутывала канат, пытаясь избавиться от ненавистной петли. — Прекратите, не тяните меня! Я все равно пойду туда, куда захочу! Я обойду эту чертову гору с другой стороны.
Справа виднелась металлическая пластина примерно в фут шириной, рядом с ней — моток переплетенных лестничных перил и оборванных электрических проводов. И Линда отправилась именно туда.
— Нет, Линда, не надо! — приказал Скотт. — Это до добра не доведет! Там небезопасно. Я уже проверял тот путь, туда нельзя ходить! Рого, задержите же ее!
Еще несколько секунд Линда брыкалась, как взбешенная лошадь на привязи, потом вдруг лицо ее озарила какая-то догадка. Она ослабила петлю на талии и ловко сняла веревку через голову. Освободившись от связки, она сразу же рванулась к тому месту, где начинался подъем по зубцам колеса редуктора.
— Увидимся позже, там, наверху. — Подпрыгнув вверх, Линда очутилась на металлической планке и принялась перебирать руками, цепляясь за перила лестниц и электропровода.
Но провода действительно оказались ненадежной опорой. Они вытянулись в ее ладонях, и упрямица снова оказалась на той же металлической планке, которая, не выдержав ее веса, угрожающе накренилась. Две женщины наверху вскрикнули от ужаса, а Линда заскользила вниз.
Рого, все это время светивший своей взбалмошной жене, рванулся вперед и каким-то сверхъестественным движением ухватил ее за руку выше локтя как раз в тот момент, когда она уже летела в пропасть.
Увы, и ее рука, и его пальцы были слишком скользкими.
Женщины наверху снова закричали. Линда мелькнула в воздухе и упала на то самое страшное острие копья: оно пронзило миссис Рого насквозь.
«А-а-а-а!» — только и вырвалось из ее груди. Этот крик был наполнен болью и отчаянием. Затем в полной тишине машинного зала прозвучал ее голос:
— Рого, ну ты и мерзавец!
Линда еще раз дернулась, словно потянулся только что пробудившийся от сна человек, и замерла. На этот раз уже навсегда. И снова все вокруг стихло.

Всегда побеждать невозможно


В тусклом свете фонарей было видно, как из груди Линды, словно сброшенной сверху чьей-то невидимой жестокой рукой, черной струей хлынула кровь. Надо признаться, кое-кто из путешественников, к стыду своему, вздохнул сейчас с облегчением.
— Так ей и надо! — сердито зашептала Нонни. — Вечно она всех доставала!
— Тише! — шикнул на нее Мюллер. — Не надо так говорить о бедняжке.
— И в самом деле, — тут же сокрушенно согласилась девушка. — Как это ужасно с моей стороны!
Правда, про себя Мюллер проговорил: «Лучшего выбора судьба сделать и не могла бы».
«Она была очень глупой и вздорной женщиной! — размышляла мисс Кинсэйл. — Она не послушалась доктора Скотта!»
«Не надо думать плохо о мертвых…» — повторял про себя Мартин.
— Что там случилось?! — воскликнула Белль.
— Она упала вниз. Линда Рого. Кажется, она погибла.
— Бедняжка! — сказала Белль вслух, а про себя: «Это кара Господня!»
Сьюзен думала, что, видно, ее сердце превратилось в камень, потому что смерть Линды, внезапная и такая ужасная, не слишком тронула его.
— Глупая девчонка! — покачал головой Шелби. — Она сама во всем виновата. — Он старался не смотреть на свою жену, мрачно уставившуюся вниз, на тело Линды. «Как было бы здорово, думала миссис Шелби, если бы смерть настигла ее, Джейн, а не Линду; миссис Рого все же не заслуживала такого покоя».
Рого, ошеломленный, застыл на месте. Казалось, он еще не понимал, какая нелепая трагедия разыгралась на глазах у всех. Он только думал: «Ну, и какого черта ее понесло туда? Вечно она хочет быть не как все!» Потом он неуверенно вскрикнул: «Линда! Боже ты мой! Линда!» и уже шагнул было в сторону предательски наклонившейся планки, но резкий голос Скотта остановил его:
— Направляющий канат, Рого! Спускайтесь с помощью каната! Я сейчас к вам присоединюсь.
Детектив пришел в себя. Он крепко ухватился за веревку и быстро заскользил вниз, ударясь и царапаясь о выступающие железки и стирая себе ладони в кровь.
Он уже достиг опасного выступа-поворота, когда рядом с ним возник Скотт.
Линда лежала, изогнувшись, как лук, неестественно раскинув руки и ноги. Кровь еще вытекала из сердца, но в широко раскрытых голубых глазах жизни уже не было. Рот женщины оставался чуть приоткрытым: на ее губах словно застыли те самые, обидные, слова, которые она бросила напоследок своему мужу.
Рого, полицейский, видевший смерть в самых разных ее видах, рыдал. Он не притронулся к телу Линды, словно боясь причинить ей боль.
— Почему, почему она, умирая, назвала меня мерзавцем? — сокрушался Майк. — Я ведь успел схватить ее за руку, только удержать не сумел. Руки стали слишком скользкие от нефти и масла. А вы уверены, что она умерла?
— Давайте проверим, — нахмурился Скотт и приблизился к мертвой женщине. Он посмотрел на нее, и его лицо исказилось от ярости, но Рого этого не заметил. — Мы уже ничем не сможем помочь ей, — произнес священник.
— Но ведь она назвала меня мерзавцем! — сокрушался Рого. — Она с самого начала была недовольна этой поездкой. Ей не нужен был этот круиз! Это я заставил ее, вынудил, понимаете? Может быть, она что-то предчувствовала, как вы считаете? Может быть, она поэтому все время ругалась? Не могла же она подумать, что я нарочно отпустил ее руку, правда ведь?
— Конечно, — согласился Скотт, — не могла.
— Пожалуйста, помолитесь за ее душу, падре, — попросил Рого, но тут же спохватился, вспомнив, что он, католик, обратился к некатолику, и поспешно добавил: — Ну, вспомните хоть какую-нибудь молитву, какую знаете.
Он ждал, что сейчас священник освятит ее тело знамением креста, но Скотт даже не шелохнулся. Он помрачнел и закричал куда-то в вышину:
— Зачем Тебе это понадобилось? Зачем?!
— Что там такое, Фрэнк? — крикнул ему сверху Шелби.
— Я не с вами разговариваю! — прогремел Скотт. — Уйдите в сторону, не мешайте моему голосу проникать туда, наверх! — Он выждал пару секунд и продолжал: — Послушай, Ты! Зачем Тебе понадобилось это бедное создание? Я бы всех их вывел наружу, если бы Ты только не вмешивался!
— Это что еще за молитва такая, черт бы вас побрал? — нахмурился Рого.
— А о чем я должен молиться? — закричал на него Скотт. — Господи, спаси душу, которую Ты же Сам так безжалостно отобрал?
— Да вы, кажется, самый настоящий псих, — покачал головой Рого. — Если вы не можете ничего сделать, хотя бы не мешайте мне.
— Простите, — поник головой Скотт. Казалось, он с трудом приходит в себя. — Давайте помолимся вместе. Господь, да упокой душу этой женщины и прими ее к Себе. Во имя Иисуса Христа. Аминь!
— Аминь, — повторил Рого и тут же добавил: — Мы должны взять ее с собой наверх.
— Куда? Зачем?
— Как это — куда? — начал раздражаться Рого. — А вы сами не догадываетесь, куда? Туда, наверх. Чтобы она была вместе с нами.
— И как вы собираетесь это сделать?
— Нести ее на руках, тащить за собой, волочить волоком, в конце концов. А вы что же, хотите, чтобы я оставил ее вот тут, нанизанную на эту железку, как какой-то кусок мяса? И как я вообще теперь смогу закрыть глаза, зная, что больше никогда ее не увижу?
— Не знаю, как насчет глаз, но ушам теперь уж точно полегчает.
— Вы негодяй! — возмутился Рого, и глаза его гневно засверкали. — Вы же священник, вы должны были хотя бы посочувствовать мне, а вы вместо этого…
— Хорошо, тогда я сам ее понесу, — согласился Скотт.
— Вы? — удивился Рого.
— Да. И хотя вы мужчина достаточно сильный, все же как альпинист я опытнее вас, так уж доверьте ее тело мне.
— И как же вы это сделаете?
— Мы привяжем ее к моей спине.
— Я не сомневаюсь, что у вас это получится.
— Да, раз уж вы так на этом настаиваете.
— Но сами вы при этом считаете, что ее трогать не следует.
— А вы со мной не согласны? Вспомните: во время всего нашего путешествия нам приходилось не раз и не два оставлять мертвых на пути. И не только их, но и слабых, и раненых, и покалеченных, если мы уже ничем не могли помочь им.
— Да-да, именно так вы предпочли поступить с нашим англичанином и его подружкой, — злобно зашипел Рого. — Но они не были ни мертвыми, ни ранеными.
— А вам хотелось погибнуть ради пьяницы, который не мог позаботиться ни о себе, ни о своей девушке? Не забывайте о том, что каждая минута промедления приближает нас самих к верной гибели.
— Но во имя чего она умерла?! — в отчаянии воскликнул Рого. — Зачем?
— Да ни зачем! — заорал священник. — Проклятье! Этого не должно было случиться!
— Значит, вы все же считаете, что ее лучше оставить здесь? — снова спросил детектив.
— Это вправе решать только вы сами, Рого.
— Господи! Да из чего вы-то слеплены, Скотт? У вас там внутри нет ни сердца, ни души, что ли?
Скотт молчал и только переводил взгляд с Рого на мертвую и обратно.
— Этот корабль не будет плавать по поверхности вечно, — внезапно выпалил он. — Я поклялся доставить вас всех наверх, к спасению, прежде чем «Посейдон» затонет. Господи, послушайте, да решайтесь вы на что-нибудь, в конце-то концов!
Детектив понял, что у него уже почти не осталось сил. Чутьем полицейского он всегда безошибочно определял лидера. Скотта можно было обвинять в жестокости и бессердечности, но искусством подчинять себе других этот парень владел в совершенстве.
— Хорошо, — кивнул Рого, указывая наверх. — Пойдемте туда.
Скотт повернулся и начал подъем уже знакомым путем. Рого смотрел на него, и ему вдруг показалось, что в священнике что-то изменилось. Он двигался слишком уж медленно и неуверенно, не так, как обычно. Будто ему на спину действительно привязали мертвую женщину и вместе с ней заставили карабкаться к вершине горы.
Он в последний раз взглянул на жену. Слезы, не переставая, лились из его глаз.
— Если б ты знала, крошка моя, что с тобой никогда я не был мерзавцем. Никогда, — прошептал он и, вздохнув, последовал за священником.
Оставшиеся в живых лежали ничком на покоренной ими высоте. Это была узкая перевернутая лестница, расположенная над валом винта. Внизу плескалось черное озеро из нефти и морской воды. Не только трудности подъема лишили их сил, все они — кто тайно, кто явно — ненавидели Линду, и теперь их мучило чувство вины перед ней.
Никто не решался посмотреть Рого в глаза. Но когда луч фонаря Скотта случайно упал на лицо детектива, все увидели, что глаза его опять спокойны и бесстрастны. И если он и догадывался о чувствах своих товарищей, то вида не подал.
— Ну, куда дальше? — поинтересовался Рого.
— Надо попасть вон туда, на противоположную сторону, — кивнул Скотт. — Там есть широкая надежная площадка, на которой мы сможем спокойно передохнуть.
— Но мы не в состоянии двигаться дальше! — закричал Шелби. — Вы что, разве не видите, что все мы уже на пределе? У нас не осталось сил. Вы потеряете и остальных. Мы все тут погибнем.
Скотт резко повернулся к Шелби:
— Немедленно прекратите себя жалеть и оплакивать, Дик! Мы одолели только часть пути, мы не достигли еще желанной цели. Мы не можем оставаться здесь, поймите же вы! Будете отдыхать и приходить в себя потом, когда окажемся в нужном месте. А пока что не время расслабляться. Хватит скулить, пора действовать!
То ли слова Шелби, то ли потеря сначала мальчика, потом Линды были тому причиной, но Скотт разозлился. Его спокойствие и хладнокровие, с какими он принимал решения и преодолевал сложнейшие преграды, вмиг исчезли.
Фрэнк понимал, что мысли всех членов его команды там, в этой бездонной пропасти, рядом с несчастной девчонкой, упавшей вниз на острие беспощадного стального копья. Что они с ужасом вспоминают и мрачную блестящую поверхность черного озера, лежащего где-то далеко внизу.
— Сейчас вам понадобится не физическая сила, не мощь ваших мускулов, а только лишь сила воли, — медленно заговорил он. — Если бы вы были уверены, что в шести дюймах под вами надежная опора, вы бы, без сомнения, оказались там за несколько секунд. Ну так вот. Я говорю вам, опора эта есть, она существует. Подумайте об этом. Поверьте в это. И я гарантирую вам, что проведу на другую сторону вас одного за другим.
Так и вышло. Священник двигался решительно и стремительно. Он походил на промышленного альпиниста, работающего на стальных конструкциях высотой в шестьдесят этажей над землей. Впрочем, в душе человека, которому доводилось проводить ночи под снегом и дождем, при порывистом ветре, покоряя вершины Анд, давно не осталось места страху. Тогда он мог сорваться с высоты в семь тысяч футов. Здесь таких не было.
Скотт поднимал на ноги одного путешественника за другим, клал руки ему на плечи и не спеша проводил по перевернутой горизонтальной лестнице. Привязанный к его поясу фонарь освещал путь. Чтобы никто больше не сорвался вниз, Фрэнк наставлял:
— Не пытайтесь идти обычным шагом. Пусть ваши ноги будто скользят по ступенькам. Смотрите только вперед. Как только вы окажетесь на противоположной стороне, знайте, что самая опасная часть пути уже позади.
Он успешно переправил на другую сторону лестницы всех членов своей отважной команды: и мужчин, и женщин.
Скотт словно сумел загипнотизировать их. Они шли с ним, как лунатики, и никто уже не думал о том, что там, внизу. Они помнили только слова «отдых», «безопасность», и еще эти: «Как только вы окажетесь на противоположной стороне, знайте, что самая опасная часть пути уже позади».
Скотт знал, что надо сказать каждому, чтобы подбодрить его. Мисс Кинсэйл он шепнул: «А вы, оказывается, отважная девушка!», Сьюзен услышала следующее: «Я верю, что вы станете такой же необыкновенной женщиной, как ваша мать». А она подумала: «Так ли это? Кем же я буду? И как повлияет на мою судьбу все, что со мной случилось и чего мне уже никогда не забыть?»
— За меня вы можете не беспокоиться, — уверенно произнесла Джейн Шелби. — Мне не нужно помогать, я пойду сама.
Но Скотт все равно положил ей на плечи свои руки, и Джейн было приятно чувствовать его поддержку. Душевной горечи его прикосновение все же не рассеяло, и, глядя вперед, она негромко произнесла:
— Вы обещали мне найти моего мальчика.
— Все еще впереди, — спокойно ответил священник. — Мы ведь не знаем, какая судьба уготована нам всем. В любом случае, мы примем ее достойно, как и следует настоящим мужчинам и женщинам.
Когда подошла очередь Белль Роузен, священник прошептал ей на ухо:
— Спортивный мир потерял бы многое без вас.
— Боже ты мой! — воскликнула Белль. — Не смешите меня! Вы ужасный человек, доктор Скотт, вы заставляете меня делать такие вещи, на которые бы я без вас ни за что не осмелилась. Я до сих пор не могу поверить в то, что мне уже удалось совершить.
Кемаль прошел по лестнице самостоятельно. Скотт помог перейти на другую сторону Мэнни, Нонни и Мюллеру, затем вернулся за Рого. Тот стоял в темноте, вдруг послышался щелчок включаемого фонаря, и луч света пронзил бездну. Он был направлен вертикально вниз.
— Не смотрите больше туда, — негромко посоветовал священник.
Но Рого не обратил внимания на его слова. Батарейки садились, и в бледно-желтом свете едва можно было различить далекую беспомощную фигуру, насаженную, как на кол, на блестящую стальную иглу.
— Осветите ее тело, — глухо потребовал Рого.
Скотт повиновался, и широкий луч его переносной лампы вырвал из мрака страшную картину во всех ее зловещих деталях. Оба разглядели и кровавую засыхающую струю, тянувшуюся от самого сердца женщины, и ее невероятно бледное лицо, и пустые глаза, смотрящие в никуда.
— Зачем это все? — спросил Рого. — Для чего? Зачем ей это понадобилось?
Скотт молчал, и Рого чувствовал, как гнев охватывает его всего. Ему требовался ответ. Любой. Он вынес бы любую чушь вроде «на все воля Божья». Он ждал утешительных слов, которые облегчили бы свалившееся на его плечи горе. Ведь этот парень, стоящий рядом, был священником! Не будет же он так и торчать тут, опустив голову!..
И Скотт заговорил. Его слова звучали так вяло, будто он вслух говорил совсем не то, что думал и чувствовал.
— Я сам не нахожу ответа, — проговорил он, и тут же добавил: — Наверное, это все же была не слишком жестокая смерть. Все произошло очень быстро. Она не страдала.
— Она страдала. Ей пришлось умереть. Жуткая смерть. Смерть — это всегда больно, — возразил Рого. — Если бы видели лица других людей, погибших примерно вот так же, вы бы меня поняли.
— Наверное, вы правы, — согласился Скотт. — Вам видней.
— Идите вперед, — вздохнул Рого. — Я пойду за вами. Я все хорошо вижу даже при таком освещении.
Священник осветил противоположную сторону лестницы. Рого вздохнул еще раз и произнес:
— Господи, да упокой ее душу.
Правда, он не знал, куда сейчас отправилась душа его супруги. Попала ли она в чистилище или же, взмыв вверх, к днищу корабля, и пробив его, присоединилась затем к ангелам. А может, ничего этого и не было. «Мертвый, значит, мертвый», — часто слышал он на службе. Может, в конечном итоге, и нет никакого воскрешения?.. Все это слишком сложно для него.
— Господи, да упокой ее душу, — повторил он.
Присоединившись к своей команде, священник коротко велел:
— А теперь всем отдыхать.
И уставшие путешественники послушно повалились на широкую металлическую платформу. Не легли только Шелби и сам Скотт.
Скотт посветил вокруг фонарем, задержавшись на предмете, напоминающим гигантскую чашу десяти футов диаметром и никак не менее пяти глубиной.
— Это вам ничего не напоминает? — спросил он у Ричарда.
— Если не ошибаюсь, это половина основы турбины, — задумчиво ответил Шелби. — Вон там, сверху, видны болты, которыми она крепилась.
— А вот это что? — Луч света выхватил из темноты блестящий длинный цилиндр двух футов в диаметре. Выше него виднелась еще одна перевернутая лестница.
— Скорее всего, вал винта, — предположил Шелби.
— Который уходит в шахту этого самого винта, — подхватил Скотт. — Значит, в конце вон той лестницы и будет находиться днище корабля. Вот туда-то мы все и направимся.
Шелби застонал.
— Но как мы туда попадем? — только и смог выговорить он.
И вслед за Ричардом начали вздыхать все остальные.
— Тут должны быть какие-нибудь лестницы или ступеньки. Ведь как-то же люди добирались туда, верно? Им приходилось спускаться в шахту, значит, сейчас оттуда можно найти путь вверх.
— А если такого пути нет?
— Будем карабкаться сами! — резко произнес Скотт. В его голосе было столько страсти, что Шелби в испуге оглянулся на товарища. Фрэнк пошел проверить свое предположение и вскоре вернулся: — Лестница там действительно есть. Правда, половину ее снесло, но у нас все получится. Я уверен.
Вдруг платформа, на которой стояли Шелби и Скотт, неожиданно дернулась, да так резко, что оба мужчины свалились с ног. До ушей путников из недр судна донесся странный скрежет. Затем где-то лопнули большие пузыри воздуха, что-то скрипнуло, и снова вокруг стало тихо.
Путешественники в страхе искали хоть что-нибудь, за что можно было бы держаться. Кто-то хватал за руки и плечи соседей, лишь бы не соскользнуть с измазанной нефтью и маслом платформы.
Вскоре площадка, на которой они лежали, выровнялась. Но странные утробные звуки послышались вновь. Казалось, кто-то стучит по куску металла, отбивая соло на большом барабане. «Посейдон» затрясся, будто снова включились все его моторы и он приготовился нестись на полной скорости. Женщины истошно завизжали.
— Боже мой! — закричал Рого. — Наше судно тонет!
— Нет, нет, нет! — загрохотал Скотт. Он бросился к наклонившейся лестнице, словно намереваясь удержать ее падение.
— Куда вы?! Да вы что, совсем спятили! — заорал Рого.
— Фрэнк! Немедленно вернитесь! — подхватил перепуганный Шелби. Он осветил священника фонарем. Тот стоял у самого края обрыва, широко расставив ноги и воздев руки вверх.
— Нет! — продолжал кричать Скотт. — Я сказал «нет»!
Каждый думал только одно: «Посейдон», наконец, начал тонуть, и пришла последняя минута жизни для всех них.
— Что же Ты хочешь от меня, Господи?! — продолжал вопрошать вожак этой небольшой группы отчаявшихся людей, потрясая в воздухе кулаками. Полуголый священник с переносной лампой и пожарным топориком, привязанными к поясу, сейчас больше походил на одержимого шамана, взывающего к разъярившимся духам.
— Чего же еще Ты от меня требуешь? Я поклялся Тебе. И мы сдержали клятву. Мы не сдались. Мы не отчаялись. Мы не перестали бороться, правда ведь? — Его голос грозно гремел, отражаясь эхом от далеких стен.
— Зачем же Ты позволил нам зайти так далеко, если все равно вознамерился отобрать у нас наши жизни? — бесновался Скотт. — Ведь это мы сами изобрели Тебя. Если бы не мы, Ты вообще бы не существовал! Мардук! Ваал! Молох! А Ты, оказывается, так и остался великим убийцей и продолжаешь жаждать крови!
— Он сошел с ума! — ужаснулся Мартин.
Шелби вцепился Мартину в руку:
— Надо каким-то образом оттащить его оттуда, — прошептал он, но едва он попробовал привстать на коленях, как тут же почувствовал, что у него закружилась голова. — Нет, я не могу даже пошевелиться, — сдался он.
А Скотт продолжал вопить во все горло, словно хотел, чтобы его голос действительно услышали на небесах:
— Пожиратель младенцев! Убийца женщин! Палач! Ты уже прибрал к себе и мальчика, и женщину! И чего теперь ты хочешь? Еще одну жертву? Еще крови? Ты вознамерился отобрать еще одну жизнь?
Перекрывая грохот и голос разошедшегося священника, мисс Кинсэйл закричала во всю мощь своих легких:
— Нет! Доктор Скотт! Нет, не надо!
— Пощади их! — грозно продолжал Фрэнк. — Возьми меня! — И с этими словами преподобный доктор Фрэнк Скотт, бывший спортсмен по прозвищу «Юркий», шагнул в пустоту.
Пока его тело летело на дно пещеры, бывшей когда-то машинным залом, луч его лампы прочертил длинную дугу. А затем и человек, и луч света исчезли в глубине черного озера, подняв фонтан брызг во все стороны.
Все члены его маленького отряда слышали только этот страшный всплеск и не сразу поняли, что все другие, пугавшие их звуки сейчас же разом стихли.
Судно перестало раскачиваться. Платформа, на которой сбились отчаявшиеся путешественники, застыла в прежнем положении, лишь чуть-чуть склонившись в сторону носа корабля.
Первым опомнился Шелби. Он осторожно приблизился к краю площадки и посветил фонарем вниз.
Вода в черном озере поднялась выше. Поверхность озера волновалась, но Скотт не всплывал. Рого, Мартин и Мюллер подошли к мистеру Шелби. На берег страшной черной лужи плеснула волна. Воцарилась полная тишина.
По кругам можно было догадаться, в какое место упал Фрэнк и где он скрылся под водой. Шелби тщетно водил лучом своего фонаря по волнующейся поверхности воды. Внезапно раздался горестный крик Майка:
— Боже мой! Линды там уже нет!
Он не ошибался. Тело его жены, нанизанное на стальное копье, уже погрузилось в воду. Равно как и зубчатое колесо редуктора, по которому они все недавно прошли.
Да и очертания горы Посейдона резко изменилась. Часть механизмов, составлявших ее, скатилась вниз. Мюллеру хватило одного взгляда на груду металла, чтобы понять: промедли они еще немного, и ни за что не успели бы добраться туда, где были сейчас.
— Она отправилась вслед за ним, — пробормотал себе под нос Рого.
Корабль понемногу выровнялся.
Шелби не переставал изумленно покачивать головой:
— Пощади их, возьми меня, — бубнил он без умолку слова Скотта.
Джеймс Мартин сказал, не скрывая своего удивления:
— А что? Может быть, его своеобразная молитва и сработала. Кто знает? Похоже, мы еще какое-то время остаемся на плаву. Корабль, видно, раздумал тонуть.
И тут мисс Кинсэйл издала долгий протяжный вой. Он напоминал отчаянный звериный крик. Это безутешно стонало ее раненое сердце.

Переход власти


Мисс Кинсэйл стояла на коленях, время от времени громко ударяя лбом о железную платформу.
— Мисс Кинсэйл, не надо! — попробовала успокоить Джейн несчастную женщину. — Бедняжка вы моя, мисс Кинсэйл. Поверьте, я вас хорошо понимаю, но вы все равно не должны так убиваться. Не надо, пожалуйста…
Она обхватила женщину руками и прижала к себе, заглушая ее вой:
— О! О! О!
Мистер Шелби смотрел на успокоившуюся поверхность черного озера и размышлял: «Почему же он не всплывает?» И тут же, вспомнив слова Мартина, он снова ужаснулся: «Выходит, бездна насытилась. Жертва была принята».
— Вот ведь глупец! — пожал плечами Мюллер. — Послушайте, может быть, стоит его оттуда каким-нибудь образом извлечь?
— Он, скорее всего, зацепился под водой за какую-нибудь железку, — предположил Мартин. — Но, как бы то ни было, нам нельзя ни спускаться вниз, ни возвращаться назад.
Шелби вдруг ощутил невероятную слабость, ему показалось, что он сейчас буквально распадется на части.
— Джейн! — закричал он. — Ради всего святого! Сделай хоть что-нибудь, только пусть эта женщина перестанет выть!
Джейн ничего ему не ответила, она снова обратилась к несчастной страдалице:
— Милая моя мисс Кинсэйл, постарайтесь успокоиться, хорошо? Я вас прекрасно понимаю. Но он сделал это для нас и искренне верил в то, что так нам поможет.
Мисс Кинсэйл зарылась лицом в плечо Джейн и простонала:
— Я любила его! Я любила его.
И она снова принялась громко рыдать.
В каком-то смысле, оплакивая Скотта, она оплакивала судьбу их всех. Сама того не подозревая, она сняла напряжение, охватившее ее товарищей. Они немного успокоились. Слепой страх, парализовавший было всю группу, постепенно отступал.
— Как он только ни называл Бога, — покачала головой Белль. — Получается, что он обругал Его, а сам потом бросился вниз.
— Он, наверное, попросту свихнулся, — сказала Сьюзен Шелби.
— В любом случае, не нужно ему было оскорблять Бога, — настаивала миссис Роузен. — Никому не понравится, если его станут так обзывать.
Мартин печально покачал головой:
— Зачем было ему поступать так решительно? Корабль еще какое-то время продержится.
— Правда? — удивился Роузен. — А я уже мысленно распрощался с жизнью.
— Похоже, он снова выровнялся, — подтвердил Мюллер. — Вот ведь наивный чудак! По-моему, он свято верил в то, что своей волей не позволяет судну затонуть.
— А разве он ошибался? — к всеобщему удивлению подала голос Нонни. — По-моему, только из-за него мы все и выжили.
— А что за имена он там называл напоследок? — поинтересовался Рого. — Я, честно говоря, ничего не понял.
— Это семитские имена Господа, или, вернее, разных божеств. Это пожиратели людей, губители человеческих душ — ассирийские, вавилонские. Они были известны до иудейского Иеговы. Им нравились человеческие жертвы, и они постоянно требовали их.
— Безумие какое-то, — пожал плечами Мартин.
Стоны мисс Кинсэйл понемногу стихли, Джейн крепко и надежно удерживала ее в своих объятиях.
— Наш Бог совсем не такой, — презрительно бросила миссис Роузен. — Когда иудеи ведут себя достойно, он потчует нас молоком и медом. Ну да, он любит нас только тогда, когда мы поступаем правильно. Кстати, в свое время по этой же причине египтяне хорошенько получили по шее.
— Но зачем он убил себя? — удивился Роузен. — И сделал-то это якобы ради нас! Что это за религия такая? — Он понял, что сказал глупость, спохватился и быстро затараторил: — Нет-нет, поймите меня правильно, я, конечно, имел в виду совсем другое. А, в общем, Скотт был человеком добрым. Я лично ничего против него не имел…
Некоторое время все молчали, и было слышно только, как всхлипывает безутешная мисс Кинсэйл, а Джейн Шелби пытается ее успокоить.
— Интересно, а что думает об этом наш приятель Кемаль? — поинтересовался Мартин. Все повернулись к турку. Тот стоял на коленях и был абсолютно спокоен. Матрос сразу понял, что у него хотят узнать, и только постучал пальцем по лбу, давая понять, что согласен, будто Скотт под конец лишился рассудка.
— Но что случилось с нашим кораблем? — не унимался Роузен. — Лично я так ничего и не понял.
— Скорее всего, внутри него стали отваливаться какие-нибудь тяжелые детали, вот «Посейдон» и накренился. Видимо, судно продолжает плавать на поверхности только потому, что огромного размера. Обычный пароходик уже давно затонул бы. Но, как мне кажется, и этот протянет недолго, — сказал Мартин и с грустью подумал: «А мы как раз потеряли того, кому, как дети, полностью доверили свои судьбы».
— Он не выдержал напряжения, — изрек Рого. — Когда он понял, что может на этот раз проиграть, он сразу же и сдался.
И снова наступила тишина.
— Мы можем потонуть в любой момент, — опять заговорил Шелби. — Может быть, уже через несколько минут.
— Что ж, меня это вполне устраивает, — мрачно произнес Рого.
— Меня тоже, — раздался глубокий вздох миссис Роузен. — Мне даже кажется, что чем быстрей это произойдет, тем лучше.
— Неужели мы понапрасну тратили столько сил и энергии?! — возмутилась Джейн Шелби.
— Но мы ведь уже здесь, — возразил ее муж. — Мы могли бы быть в каком-нибудь другом отсеке судна. А пришли вон куда!
— Да, но все равно же так и не достигли своей цели, — сухо заметил Мартин.
— Какой цели? — встрепенулся Шелби.
— Ну, той самой, куда Скотт вел нас все это время. Мы должны оказаться во-о-он там, наверху, — он показал вверх. — У самого днища корабля.
— Да он просто спятил, — усмехнулся Рого. — Я теперь даже жалею, что слушался его. Если бы мы не подчинились ему, может быть, Линда осталась бы жива.
— Тогда вы бы погибли оба, — нахмурился Мартин. — Может быть, этот парень и чудак, но он был смел, он соображал, что делает. Без него нас бы здесь не было.
— Только вот под конец почему-то решил нас бросить, — горько усмехнулся Мюллер. — И какой толк в том, что мы теперь находимся именно здесь? Тем более что корабль скоро все равно затонет.
— Ну, насчет вас я ничего не знаю, — задумчиво произнес Мартин, — а вот я, когда наше судно снова решит тонуть, уже буду там, куда вел нас этот замечательный человек. Я доберусь до обшивки судна. А там, глядишь, оно и не утонет вовсе…
— Это один шанс на миллион, — засмеялся Шелби. — Неужели вы не чувствуете приближение конца? Мне лично кажется, что наши жизни сейчас просто висят на волоске.
— Я принимаю решение рискнуть. Не этого ли от нас добивался все время сам Скотт? — проговорил Мартин. — Он ведь никогда не уверял нас в том, что мы обязательно спасемся. Он просто говорил, что уж если за нами действительно придут и помощь подоспеет вовремя, мы должны находиться у самой обшивки корабля.
Мартин невесело усмехнулся:
— У каждого из нас есть свои причины для того, чтобы выжить. Может быть, вы подумаете, что мои мотивы до безобразия смешны и наивны, но в январе в наши магазины поступают совершенно новые товары. Ну, а моя жена, как вам уже известно, не может работать. Она больна. Вот почему мне необходимо выжить. А иначе кто же будет, например, оформлять витрины?
Впервые за долгое время Мартин напомнил всем о своей необычной профессии.
— Да, братец, у тебя действительно очень серьезные причины для того, чтобы остаться в живых, — не скрывая сарказма в голосе, высказался Рого.
Но Мартин ничуть не обиделся:
— Я ничего не могу сказать про вас, а что касается меня, тут вся ясно. Я не собираюсь сдаваться и просто так вот сидеть сложа ручки и ждать конца. Я не хочу умирать и, пока не придет мое время, я так просто не смирюсь с судьбой.
— Значит, вы намерены идти дальше в одиночку?
— Я почему-то считал, что все остальные тоже присоединятся ко мне, — удивленно проговорил Мартин.
— Но вы ведь сами слышали, что сказала моя жена, — откликнулся Роузен. — Она выбилась из сил и больше шага ступить не может.
— Она говорила это уже не раз, — улыбнулся Мартин.
— У меня болит сердце, — простонала Белль.
— Мамочка, пожалуйста, не надо больше про сердце, — простонал ее супруг.
— Мы должны совершить еще одну попытку, — настаивал Мартин. — Идти осталось недалеко. Скотт, помнится, говорил, что там лестница, по которой мы сумеем добраться до нужного места… — Он помолчал и добавил: — Вам всем, наверное, забавно слышать, что какой-то галантерейщик вдруг взбунтовался, потому что ему не хочется, видите ли, тонуть, как крыса, пойманная в ловушку. Ну, что касается моей профессии, то могу напомнить вам, что Гарри Трумэн тоже сначала продавал носки, рубашки и галстуки.
«Папочка! — с досадой думала Сьюзен Шелби. — Ну почему ты опять не заявляешь о себе? Почему бы тебе на этот раз не взять власть в свои руки? Неужели вот этот тщедушный человечек поднимет наш дух и заставит идти? Хотя, конечно, ты, папочка, еще не пришел в себя после того, как мамуля утопила тебя в грязи на глазах у всех. Ну зачем люди, близкие друг другу, поступают так жестоко?»
Нонни наклонилась к Мюллеру и прижалась губами к его уху, чтобы ее шепот никто больше не слышал:
— Давай мы с тобой никуда не пойдем, ладно? Давай останемся здесь и достойно встретим смерть, когда наступит время тонуть вместе с кораблем. Тонуть, наверное, не очень больно, да? Впрочем, тогда мне уже будет все равно.
Но в сердце Мюллера уже загорелся огонек надежды:
— Нет. Мартин прав. Нельзя плюнуть на все то, чего мы уже достигли, и сидеть сложа руки, ожидая своей участи.
Мартин поднялся на ноги. Почти сразу же все остальные машинально последовали его примеру.
— А я-то что делаю? — удивилась Белль самой себе.
Шелби, испытывая стыд за минутное малодушие, тут же горячо возразил:
— То же, что делали все время, миссис Роузен. Вы снова проявляете непостижимую храбрость и силу Духа.
— Да ладно вам, будет уже… — смутилась Белль.
Мисс Кинсэйл к этому времени успокоилась.
— Мы многим обязаны доктору Скотту, — начала она. — А потому должны идти вперед. Он погиб только лишь для того, чтобы спасти всех нас.
— Чушь! — в сердцах сплюнул Рого. — Он погиб только потому, что его психика не выдержала такого испытания и он чокнулся. — Он чуть помолчал и неожиданно добавил: — Вот теперь они оба лежат там, внизу. Он ей всегда нравился… Господи, ну почему она умерла так глупо?
— Хорошо, я готова идти, — встрепенулась Джейн Шелби. — Вот только сможете ли вы убедить меня, что мы все же отыщем моего Робина? Фрэнку казалось, что он найдется. Нет, он был абсолютно уверен, что мой мальчик жив.
— Мэм, — заговорил Рого, опустив глаза; в нем снова проснулся полицейский, — я бы на вашем месте так не надеялся на чудо.
Мартин, внимательно следивший за всем происходящим, заметил, как свет фонарей и ламп изменил свой оттенок.
— Только не это, — нахмурился он и обратился ко всем остальным: — Внимание, в наших светильниках садятся батарейки, так что с этой минуты начинаем особенно бережно относиться к электричеству. Пусть горит только один фонарь, его света нам будет вполне достаточно. Договорились?
Путники насторожились. Дело принимало весьма серьезный оборот. Все боялись очутиться в кромешной тьме. Никому не хотелось идти во мраке, ощущая вокруг только этот тяжелый запах разлившегося горючего и машинного масла. Каждый на мгновение включил свой фонарь, чтобы проверить, надолго ли хватит его света.
— Ну, теперь каждому ясно, верно? — продолжал Мартин, выждав немного. — Если вы согласитесь пойти за мной, я постараюсь сделать все, что в моих силах, для каждого из вас. Скотт был на удивление сильным человеком. Мне будет сложно с ним тягаться, но я знаю, чего он хотел и куда стремился нас вывести. Туда-то мы и направимся.
— Тогда не будем терять времени, — подхватил Рого. — Вперед!
В свете самого сильного фонаря они увидели, что стальная лестница, на которую указывал Скотт, вела от предпоследней платформы к двойному днищу судна. Она была вывернута так, что представляла собой не слишком сложное препятствие. Затруднения могли возникнуть только в конце ее, где не хватало пяти ступеней и вместо них зияла дыра. Впрочем, взрослый человек средних физических возможностей мог бы подтянуться на руках и одолеть этот провал. Над головами путников виднелся блестящий цилиндр вала гребного винта, чуть дальше начинался туннель, а потом шла лесенка из труб, уходящая на корму судна.
Линда погибла, но осталась ее жестокость. Она продолжала жить в мыслях членов маленькой группы. Сейчас, глядя на предстоящий участок пути и прикидывая в голове, как лучше его преодолеть, каждый волей-неволей спрашивал себя: «И что же прикажете делать с этой толстушкой-еврейкой, а?»
Как будто прочитав эти невеселые мысли, Белль произнесла:
— Если бы кто-нибудь хорошенько подтолкнул меня сзади, я бы, наверное, смогла пройти здесь. Похоже, тут нет ничего страшного. Так себе, обыкновенные ступеньки.
— Конечно, мамочка, — поддержал супругу Мэнни. — А я никогда и не сомневался в тебе.
Мартин похлопал Кемаля по плечу, указал ему сначала наверх, потом на Белль. Турок все понял, подошел к лестнице и, пройдя четыре ступени, опустил вниз руку.
Мартин принялся командовать:
— Ребята, работаем! — Потом он повернулся к миссис Роузен: — Когда мы начнем вас поднимать, кладите руки нам на плечи, потом хватайтесь за Кемаля. Сейчас вы прокатитесь на нас, как на скоростном лифте.
Мартин, Роузен, Шелби и Мюллер надежно взялись на ноги Белль и одним рывком подняли вверх. Она взмыла жуткой карикатурой на балерину. Ей даже удалось самостоятельно подтянуться за какую-то железку, чтобы сразу же ухватить руку Кемаля. Оставалось только еще раз снизу подтолкнуть ее. План Мартина сработал.
Оказавшись наверху, Белль немного отдышалась и победно крикнула вниз:
— Вот видите! Я же говорила вам: помогите немного — и можно справиться с любой задачей. Беспокоиться больше не о чем. — И тут внезапно она испуганно вскрикнула.
Роузен тут же осветил фонарем ступени лестницы:
— Мамочка, что там с тобой приключилось? Ты не ушиблась? Все в порядке?
Прошло несколько напряженных секунд. Снова послышался голос Белль, но уже не такой восторженный, как прежде:
— Ничего страшного… Врач предупреждал, что мое больное сердце… Так что… не волнуйся.
Роузен понизил голос, чтобы Белль его не услышала и, как бы извиняясь перед остальными, объяснил:
— Мамочка… ну, то есть, моя жена, уже тридцать лет убеждена в том, что у нее больное сердце. Она думает так потому, что когда-то усиленно занималась спортом, а потом бросила его и здорово растолстела…
— Ей пришлось сейчас потрудиться, — перебил его Мюллер.
— Следующий! — послышался голос Мартина.
— Можно, я? — попросила Нонни. — Мне хочется поскорей очутиться наверху. К тому же, я, наверное, смогу ей чем-нибудь помочь. Ну, или, по крайней мере, немного успокою.
Нонни взлетела наверх в одну секунду, и сразу же послышался ее утешающий миссис Роузен шепот.
— С ней там все в порядке? — крикнула снизу Джейн Шелби.
— Да, дыхание понемногу восстанавливается, — доложила Нонни. — Я ей делаю легкий массаж. А в остальном она молодчина.
— Мисс Кинсэйл, — продолжал Мартин.
Старая дева мелкой рысью приблизилась к нужному месту и заранее подняла вверх руки, чтобы мужчинам было сподручней схватить ее.
Ее подкинули вверх, к Кемалю, как лесную фею. За мисс Кинсэйл один за другим наверх перебрались и остальные.
Теперь, когда поход продолжился, все будто забыли о том, что корабль может утонуть в любой момент. Грустные мысли оставили их: на них просто не было времени.
Джейн Шелби подошла к началу туннеля и крикнула:
— Робин! Робин, ты здесь?
Тут же Мюллер включил свой фонарь и оставил темный туннель гребного винта.
Но никто не отозвался. Вдалеке вновь застонали и затрещали изувеченные корабельные механизмы.
— Позвольте, я прежде сам взгляну, — заявил Мартин и прошел несколько ярдов по туннелю. Вернувшись, сообщил: — Теперь мне все понятно. Если мы пойдем по шахте гребного винта, то обязательно выйдем к обшивке корабля. Помните, стюарды говорили нам, что двойное дно идет не по всей длине судна, у кормы и у носа оно становится обычным. Значит, мы и пойдем в направлении кормы. Только будьте предельно осторожны и постоянно смотрите себе под ноги. Пол здесь ненадежный.
Они разделились на пары и двинулись вперед. Мартин шел впереди с мисс Кинсэйл, затем шли супруги Роузен, за ними Кемаль и Джейн, после — Шелби с дочерью, Мюллер и Нонни. Замыкал шествие, как всегда, Майк Рого.
У них оставались три большие переносные лампы. Мартин разрешил зажечь лишь одну, и ее луч освещал путь, указывая при этом пробоины и выступы на полу. Путешественники двигались молча. Они были слишком заняты собой, чтобы еще разговаривать. Очень многое произошло с тех пор, как за обедом мистер Роузен объявил о создании Клуба крепких желудков. Теперь это все каждому нужно было обдумать…
Вдруг Шелби воскликнул:
— Мартин! Подождите-ка! Остановитесь на секундочку.
Все застыли на месте, и в полумраке послышался голос возглавляющего шествие:
— Что случилось?
— Туннель сужается, — пояснил Шелби. — Проход становится уже и ниже.
Ричард первый заметил это, поскольку был на целую голову выше Мартина.
— Господи, этого еще не хватало! — чуть не задохнулся от ужаса Мюллер. — И что же нам теперь делать?
— Будем ползти на четвереньках, если понадобится, — резко ответил Мартин. Он взял на себя обязанности Скотта не потому, что так уж ему этого хотелось. Просто других кандидатур не было, а Джеймс не собирался погибать. Правда, сейчас ему на мгновение показалось, что он поторопился взвалить на себя столь ответственную миссию и ведет доверчивых людей на верную смерть.
Коридор действительно сужался, теперь это все заметили.
— Пусть женщины ждут здесь, — приказал Мартин. — Роузен, вы останетесь с ними. Остальные пойдут со мной. Нужно проверить, что нас ожидает впереди.
Они поползли дальше, но через десять ярдов пришлось остановиться. Дальше двигаться было нельзя: коридор обрывался гигантской металлической манжетой. Мужчины поняли, что находятся внутри упорного подшипника винта, в который и упирался гребной винт, давая ход кораблю.
— Я почему-то не подумал об этом. Все здесь должно было выглядеть по-другому, — по-детски обиделся неизвестно на кого Мартин.
— Снова мы в тупике, — огорчился Рого. — Господи, да вы, оказывается, ничем не лучше Скотта!
Мартин поджал губы:
— Спасибо вам, Рого! Можно подумать, что вы всегда ему здорово помогали! «Куда дальше, тренер?» «Что будем делать, тренер?» — только это и было от вас слышно. Да и вообще, чего ради я стараюсь спасти вас? Чтобы вы возвратились на свой участок и продолжили охоту на мелких негодяев?
— Послушай, ты, сосунок, не выводи меня из себя, — взвился детектив.
Но Мартин лишь расхохотался:
— Ну, хорошо, я с вами согласен. Скотт ошибался с самого начала, и мы пришли совсем не туда, куда бы нам хотелось. Кто-нибудь может предложить выход из создавшегося положения?
Они двинулись назад. Когда коридор снова стал широким, оказавшийся рядом Кемаль похлопал Мартина по плечу и принялся жестикулировать. Но Мартин лишь отрицательно помотал головой:
— Нет, Кемаль. Ничего не получится. Финиш!
Но турок не собирался отступать. Он сам помотал головой, да так яростно, что остальные замерли и попытались вникнуть в то, что матрос пытался объяснить им жестами.
Сначала турок вращал указательным пальцем. Затем поднял вверх четыре пальца и оглядел лица присутствующих, чтобы понять, догадались ли они, о чем идет речь, или еще нет. Потом отставил два пальца и обеими ладонями указал влево. Через секунду он повторил пантомиму, но теперь ладони повернул вправо.
— Четыре, которые разбиты на пары, по два, — забормотал Мюллер.
Кемаль продолжал. Глаза его загорелись. Видимо, то, что он пытался сказать, казалось ему чрезвычайно важным. Теперь он сдвинул одну ладонь относительно другой так, что его грязные черные ногти чуть ли не впились в запястье руки.
И тут Шелби радостно закричал:
— Я понял! Я все понял! Мы зашли не в тот туннель!
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Мартин. — Объясните всем остальным. Какая разница, какой туннель? Не понимаю.
— Вот что он пытается нам объяснить, — возбужденно начал Ричард. Он сам принялся вращать пальцем, потом показал, что их четыре. — У парохода четыре винта, по два с каждой стороны, справа и слева от руля.
— Ну, и что с того? — фыркнул Рого. — Значит, с другой стороны нас будет поджидать точно такой же туннель с таким же тупиком в конце.
— Ничего подобного, — отмахнулся от детектива Шелби. — Тогда он не стал бы продолжать свои объяснения ладонями. Дело в том, что винты расположены не на одной линии. Один выходит впереди другого. И так на обеих половинах корпуса. Сейчас мы находимся в туннеле, который не выходит за пределы двойного днища.
— Тогда получается, что Питерс и Эйкр были правы! — подхватил Мюллер. — Второй туннель должен уходить дальше к корме!
— Вот именно! — обрадовался Шелби. — Именно так. Значит, нам нужен тот второй туннель, и тогда мы уж точно окажемся возле самой обшивки корабля.
— Ну что ж, — с облегчением выдохнул Мартин, — когда всю жизнь торгуешь носками, таких тонкостей знать не приходится. Рого, может быть, теперь поведете нас вы?
Но детектив лишь миролюбиво улыбнулся:
— Не сердитесь на меня. Я погорячился.
— Но как мы попадем в тот, другой туннель? — спросил Мюллер.
Шелби кивком указал на Кемаля:
— Он знает, как. — Он поднял два пальца вверх, и матрос счастливо заулыбался оттого, что его правильно поняли. Он поманил мужчин за собой.
— Но почему этот урод не сказал нам сразу, что мы идем не туда? — удивился Рого.
— Не забывайте, что корабль перевернут вверх дном, и у матроса в голове тоже все могло перемешаться, — пояснил Мюллер. Тут свет лампы изменился и стал темно-желтым.
— Бог мой! Заряд кончается! — ахнул Мартин. — Мы потеряли много времени.
Четверо мужчин поползли назад по туннелю, потом, когда позволил свод, поднялись на ноги. Вскоре они встретились со своими друзьями.
— Что там такое? — волновался Мэнни Роузен. — У нас снова неприятности? Мы не сможем продолжать путь? Я слышал, что, как будто…
— Простите, но тут я дал маху. Оказывается, существует два тоннеля, но я, к сожалению, выбрал не тот, что нам нужен. Теперь мы пойдем за Кемалем, он выведет нас в нужное место.
— Я устала искать своего сына, — застонала Джейн Шелби. — Теперь, когда выясняется, что существует еще и другой тоннель, я что, снова должна надеяться? — И она горько расплакалась.
Сьюзен обняла ее и прижала к себе:
— Мамочка, ну, не надо, прошу тебя…
— Вы хотите, чтобы моя жена проделала такой же путь еще раз? — возмутился Мэнни. — И еще не известно, что нас там ждет. — Он вздохнул. Во вздохе была безнадежность. — Не удивлюсь, если вдруг потребуется стать цирковыми акробатами. Что вы от нас хотите теперь?
— Ничего, — спокойно ответил ему Мартин. — Я просто объяснил вам, что произошло. Между нами и внешним миром до сих пор двойное днище. Хотите, Шелби объяснит вам все лучше меня. Если мы останемся здесь, толку от этого будет столько же, как если бы мы остались в столовой.
Белль Роузен устало опустилась на пол. Даже при тусклом свете угасающей лампы было видно, как посерела ее обычно белая кожа, как дрожали руки. Голос ее тоже изменился, и она прохрипела:
— Бога ради, скажите нам, что мы теперь должны делать? Только не говорите, что карабкаться наверх. Это у меня вряд ли уже получится.
— Вы только не забывайте о том, — подключился к беседе Рого, — что когда-то вас называли Белль Циммерман и вы никому и ни в чем не уступали, когда дело доходило до спортивных рекордов.
— К тому же взбираться наверх нам уже не придется, — успокоил ее Мартин. — Мы уже наверху, только не в том месте. Правда, у батареек кончается заряд, да и воздуха становится все меньше, так что нам всем сейчас трудно дышать. Может быть, у нас остался последний шанс, и мы должны обязательно воспользоваться им.
— Неужели вы заставите эту несчастную женщину снова куда-то идти? — удивилась Нонни. — Но это жестоко! Вы что же, не видите, что она не в состоянии двигаться? Да и мне тоже все это порядком надоело. Все эти ваши гребаные переходы туда-сюда… Я не хочу отсюда никуда уходить. Хьюби, не пускай меня никуда.
При слове «гребаные» Мюллера передернуло, но его нежность к Нонни от этого не убавилась. Он понимал, что в этой девушке бьется сердце настоящего бойца. Ему не хотелось, чтобы она так легко сдалась. Он вдруг испытал страстное желание вытащить ее отсюда на солнечный свет и никогда больше с ней не расставаться. Ему захотелось одевать ее, любить ее, дарить ей подарки, обожать ее. Он надеялся, что ему удастся хоть как-то отплатить ей за то, что она сумела посвятить его в великую тайну любви.
— Я вовсе никакая не несчастная женщина, — возмутилась Белль Роузен. — Мэнни, помоги-ка мне подняться.
Кемаль решительно направился вперед, за ним тут же последовал Мартин. Одна из ламп, взятых на пожарной станции, все еще давала яркий луч света. Когда мужчины вышли из туннеля, турок осветил все вокруг и радостно воскликнул:
— Хорошо! О’кей!
— Бог ты мой! — в восхищении произнес Мартин. — Вот это, наверное, и называется «манна небесная».
Два параллельных коридора разделяло расстояние футов в двадцать. Но теперь между ними лежала перевернутая лестница, свалившаяся сверху. Перила свисали вниз, а сама она могла бы легко стать мостиком.
— Нам опять везет! — удивился Рого.
— Фигня какая! — обрадовался Мюллер, вспомнив, как обзывал препятствия Скотт, и тут же повернулся к своей девушке. — Давай, Нонни!
— Подождите-ка, — становил его Мартин. — Дайте мне сначала проверить надежность этого перехода. Посветите вот сюда, Мюллер. Хорошо. Все остальные тоже могут подойти поближе.
Лестница застряла надежно и не раскачивалась. Нужно было только следить за тем, чтобы нога не угодила между ступенек. Однако Мартину захотелось еще и посмотреть, что находится там, на другом ее конце.
У второго туннеля Мартин чуть не расхохотался от отчаяния. Видимо, Господь не оставил своих путешественников без внимания и сыграл напоследок еще одну злую шутку. Теперь Мартину стало понятно, как можно так отчаяться, чтобы броситься в бездну и раз и навсегда покончить с бесконечными мучениями. Туннель начинался футах в двенадцати от того места, где стоял Мартин. Вот только мостика там не было, его вырвало и сбросило вниз. Вместо него оставался лишь голый цилиндр вала гребного винта.
Мартин молча и тупо смотрел в сторону туннеля. Он долго не звал своих товарищей к себе, так что Рого и Шелби сами отправились к нему.
— Боже мой! — только и смог процедить сквозь зубы детектив.
— Если вы скажете что-нибудь вроде: «Что нам делать, тренер?», я придушу вас.
— Я ничего и не собирался говорить, — пожал плечами Рого.
И тут внутри Мартина словно что-то повернулось. Может быть, сработала смекалка, ни разу в прежней жизни его не подводившая:
— Все очень просто, — сказал он как бы между прочим. — Ноги пошире — и сесть на этот цилиндр верхом.
Рого и Шелби в ужасе поглядели на него и почти одновременно шепотом произнесли:
— А как же Белль?
— А мы ей ничего и не скажем, — огрызнулся Мартин. — Мы зажмем ее между вами и Кемалем, и она окажется на другой стороне прежде, чем успеет сообразить, что происходит. — Он повысил голос, обращаясь ко всем остальным: — Попрошу всех перейти сюда!
Мартин, в полосатых семейных трусах, перемазанных машинным маслом, представлял собой довольно нелепую фигуру. Но он ощущал такой прилив сил, что, словно заправский балаганный зазывала, принялся энергично кричать, командуя и распоряжаясь:
— Быстрей! Быстрей! Торопитесь все! Только сегодня и только у нас! Безумное родео Мартина! Вам понравится! Все идем сюда и ведем с собой эту маленькую леди! Внимание! Отличный шанс хорошенько прижать к себе свою подружку! Все быстренько покупаем билеты на родео Мартина! Билеты достаются только самым смелым! Внимание, поехали!!!
И тут удивительным образом сработала задумка Джеймса. Ни у кого не было времени на раздумье. Абсолютная неуместность его речи сбила с толку всех. Измученные люди, оказавшиеся, как в склепе, в чреве перевернутого вверх дном лайнера, вдруг, как в детстве, словно очутились в парке развлечений возле веселой карусели.
Мартин шлепнул Кемаля по плечу, и тот в один миг «оседлал» цилиндр гребного винта. Затем Джеймс увлек за собой Белль, Шелби тут же перехватил ее и одним движением усадил на вал, усевшись позади нее.
— Что вы со мной делаете? — только и успела воскликнуть миссис Роузен, как ее уже увлекала вперед какая-то неведомая сила.
— Вот умница! — заверещал Мартин. — Итак, родео продолжается! Помните, что у вас остается последний круг! Тот, кто сорвет медное колечко, получит бесплатный билет еще на одну поездку! Ну, кто у нас следующий в очереди? Подходи, не стесняйся, но только по одному! Мисс Кинсэйл, вот молодчина! Сюда, пожалуйста. Джейн, Сьюзен, вас уже давно ждут. И вы тоже с нами, сэр? — обратился он к Мэнни. — Смелей, мистер, — добавил он, глядя на Мюллера. — И не забудьте прихватить свою подружку! Итак, поехали! Вперед, пошли, да порезвее!
Затем, уже потише, он добавил, поворачиваясь к Майку:
— Рого, вы будете освещать путь, но следите за тем, чтобы луч шел горизонтально, не дай Бог, кто-нибудь увидит, что у них там внизу…
— Ну вот, Рого, как всегда, последний, — вздохнул детектив.
— Ну вы хоть на что-то годитесь, на вас всегда можно положиться, — добродушно усмехнулся Мартин и сам лихо оседлал стержень. Затем он похлопал ладонью металл, словно поторапливая резкого коня, и весело затараторил: — Вперед, мои ковбои! Мои славные девочки и мальчики! Пришпорим лошадей и быстрей доберемся до места! Эх! Вот здорово! Ух, ты!
Думал ли кто-нибудь из путешественников: уж не сошел ли с ума Мартин так же, как Скотт — или нет, неизвестно. Известно лишь одно: все целыми и невредимыми уже «скакали» на другую сторону пропасти, так и не поняв, что же такое происходит. Забавные комментарии Мартина, общий ритм движения и постоянное ощущение того, что сзади тебя подталкивают, сделали свое дело, и опасный участок был пройден.
А Мартин все продолжал свое «увеселительное» шоу:
— Умница, Джейн! А как у нас скачет впереди красавица Белль? Всего за десять центов за поездку можно будет повторить для всех желающих! Продолжаем скакать, дорогие мои! Тот, кто прибудет к пункту назначения последним, тот слабак!
Кемаль уже добрался до противоположной стороны пропасти. Он слез с цилиндра и, ловко подхватив Белль, увлек ее за собой ко второму туннелю. Так же проворно он встречал остальных, препровождая каждого в начало темного коридора.
Рого задержался у края обрыва, светя лучом лампы вниз.
— Рого! — позвал его Мартин. — Давайте скорей к нам!
Детектив мрачно разглядывал обломки механизмов, валявшиеся внизу и словно манящие его принять смерть.
— Тот, кто прибудет к пункту назначения последним, тот слабак! — передразнил он Джеймса и грустно добавил. — А она лежит где-то там, и он рядом с ней…
Мартин снова позвал его, на этот раз голосом гомосексуалиста, чтобы отвлечь Рого от печальных мыслей:
— Мисс Рого, что ты там делаешь, дурашка?
Когда же и это не подействовало, он крикнул уже серьезно:
— Между прочим, Майка Рого все знают как крутого полицейского. Вы что же, хотите теперь прославить свое имя трусостью?
Майк еще пару секунд постоял у края пропасти, затем уверенно схватился за поручни перевернутой лестницы, стоявшей неподалеку, и, оседлав вал винта, быстро пролетел над бездной. Мартин ждал его на другой стороне и подал сыщику руку.
— Я вам теперь обязан, — мрачно сообщил Рого. — Еще чуть-чуть, и было бы поздно.
Джейн уже прошла несколько футов вглубь туннеля, крича при этом:
— Робин! Робин! Ты здесь?
Но ей отвечало только эхо.
— Ты ничего не заметила? — внезапно насторожился Мюллер.
— Нет, а что такое?
— Эхо здесь совсем не такое, какое было в том туннеле.

Под обшивкой корабля


Никто из путешественников не представлял себе, каким должно быть то место, куда они так стремились все это время. Теперь они были горько разочарованы. Видимо, каждый ожидал увидеть нечто более красочное. Крыша, бывшая когда-то полом, внезапно расступилась, и они очутились в просторном помещении. Сверху проходил вал гребного винта, а все свободное пространство вокруг оказалось занято стальными креплениями и деревянными перекладинами.
Верхняя часть помещения была обита стальными пластинами, но заклепки, удерживающие их на месте, были иными, нежели в тех местах, где у корабля имелось двойное днище. Да и расстояния между заклепками заметно отличались.
Итак, путешествие закончилось. Они прибыли к пункту своего назначения.
Кто-то присел на пол, кто-то опустился на колени, а некоторые повалились без сил на ряды труб, не ожидая, что их кто-то вознаградит за столь долгий и опасный путь.
И все же каждый из них лелеял надежду на то, что все было не напрасно и не зря столько выстрадано и перенесено. Почему-то все они рассчитывали, что к тому времени, когда они доберутся до обшивки корабля, в ней уже будет просверлено отверстие, а возле него будет поджидать спасательная команда, чтобы, поздравив с успешным завершением пути, торжественно препроводить их наружу.
И эта тишина, и эти балки и стальные крепления вызывали тоску.
Помещение, в котором они очутились, сплошь усеянное ржавыми решетками и беспорядочно расположенными деревянными перекладинами, имело в длину пять или шесть ярдов, не больше. Далее туннель сужался, начиналась манжета, так же, как и в предыдущем тоннеле. А уже за ней находился гигантский винт весом в тридцать две тонны и собственно руль корабля.
И вот теперь, когда они достигли своей цели, всем почему-то хотелось громко расплакаться от отчаяния.
Мартин ощутил, как все внутри него опустилось. Неужели и на этот раз произошла какая-то ошибка и они снова пришли не туда? Он осветил лампой Кемаля и спросил его:
— Ты уверен? Это именно здесь?
Матрос уверенно закивал, затем поднял вверх два больших пальца и провозгласил:
— Хорошо! О’кей! О’кей!
Потом он пантомимой объяснил им, что именно в этом месте двойного днища над ними больше не было.
— Да, — подтвердил Мюллер. — Он уверен в том, что привел нас туда, куда следует. Итак, мы пришли.
Никто ему не ответил.
Потом тишину нарушил голос Мэнни:
— А вдруг они уже были тут, никого не отыскали да и ушли ни с чем?
— Только не это! — застонал Мартин. — Больше так не говорите!
— Если сюда кто-то хотел пробиться, — высказал свое предположение Мюллер, — то мы бы услышали звуки еще тогда, когда шли по другому, параллельному тоннелю.
— Вот именно! — согласился с ним Мартин. — И не надо меня так пугать, Роузен. Может быть, нам еще придется долго ждать появления спасателей. Поэтому предлагаю пока что экономить свет.
— А какая теперь разница? — удивился Рого. — Свет нам в любом случае больше не понадобится. — Ему не хотелось сейчас оставаться в полной темноте.
— Кто его знает, как все еще получится, — неуверенно произнес Мартин. — На всякий случай побережем электричество. Кроме того, все устали. Может быть, кому-то захочется немного вздремнуть.
Вздремнуть! Сон… Это слово было почти забыто ими. Не раз в начале своего пути по перевернутому вверх дном кораблю они мечтали о сне. Ведь именно сон был связан с чем-то очень приятным, таким домашним и безопасным. Сон — это когда залезаешь в теплую постель с пухлой подушкой и берешь с собой книжку, чтобы быстрей заснуть.
— Ну, а вдруг за нами явятся как раз в тот момент, когда все заснут? — высказал сомнение Роузен.
— Тогда разделимся на группы и выставим часовых, — тут же предложил Мартин. — Я согласен дежурить первым, пока не упаду от усталости. Но если нам удастся хоть немного передохнуть, мы восстановим силы и будем лучше подготовлены к тому, с чем нам еще предстоит столкнуться.
И снова темнота окутала их с ног до головы. А к ней добавилась и страшная духота. Казалось, что этих несчастных уже похоронили заживо, и незачем им было теперь кричать и звать на помощь.
— Каковы, по-вашему, наши шансы на спасение? — шепнул Шелби Мюллеру.
— Практически никаких.
— Но почему?
— Скорее всего, мы либо утонем, либо задохнемся. И не забывайте о том, что судно уже несколько раз собиралось пойти ко дну. Скотт, например, в этом даже не сомневался. Вероятно, это произойдет в самом ближайшем будущем. Между прочим, мне сразу почему-то не понравилось, что этот корабль переименовали из «Атланта» в «Посейдон». Когда он был «Атлантом», я совершал на нем круизы семь раз. Кстати, вам известно, кто такой Посейдон?
— Какой-то греческий бог, что ли?
— Совершенно верно. Греческий бог землетрясений и воды. И уже только потом — бог морей. Одно из его прозвищ на греческом как раз и значит «сотрясающий землю». Между прочим, его-то и забыл проклясть Скотт, прежде чем уйти в небытие.
— Значит, вы считаете, что мы проделали весь этот кошмарный путь, чтобы так никуда, в итоге, и не прийти?!
— Я всегда это знал. А вы считали по-другому?
Шелби пожал плечами:
— Наверное… Тогда зачем вообще мы все это затеяли? Кому понадобилась эта страстная борьба за выживание? Бог ты мой!.. Ведь Робин мог бы сейчас по-прежнему быть среди нас, если бы только не вся это возня…
— Да все это было просто необходимо, как вы не поймете? — пожал плечами в свою очередь Мюллер. — Даже звери стараются выбраться из капкана, и ради этого некоторые животные отгрызают себе лапу. И неважно, выживем мы или погибнем, мы не сдались без отчаянной борьбы. — И подумал, что повторяет слова Скотта.
— Ну, а что же вы скажете о тех, кто остался в зале столовой? Я имею в виду тех, кто послушно ожидал появления членов команды, которые выведут их в безопасное место? Они-то просто так вот стояли и ждали, что с ними будет.
— Ну что ж, — ответил Мюллер, — эти чудаки не поверили Скотту. А мы поверили. Несмотря на то, что все мы люди, во многих из нас еще остается кое-что и от баранов. — А сам подумал: «И кто из нас бараны: те, кто пошли, или те, кто остались?»
— А что вы думаете о самом Скотте?
— Самый настоящий сумасшедший, — ответил Мюллер. — Законченный псих.
— Вы серьезно так считаете?
— А вы как думаете? Молодой человек, известный спортсмен, да еще из богатой семьи, вдруг бросает блистательную карьеру и превращается в посредственного проповедника. Но и этого мало. Он обзывает Бога последними словами, а потом и сам сигает в пропасть. И все потому, что ему, видите ли, не удалось победить в очередной раз. Кстати, как он вообще очутился один на этом лайнере? Что-то странно все это….
— По-моему, вы все неправильно поняли, Мюллер, — заметил Шелби. — Я ведь и сам бывший футболист и разбираюсь в некоторых тонкостях спорта. Между прочим, я сам был яростным поклонником Скотта. И во время этого круиза мы успели подружиться. Он совершенно искренне служил священником. Он чувствовал к этому истинное призвание.
— В наше-то время? — недоверчиво переспросил Мюллер. — Да перестаньте вы, Дик! Кстати, вы знали о том, что у него в Нью-Йорке были какие-то неприятности?
Вопрос застал Ричарда врасплох, и он даже порадовался тому, что сейчас темно.
— Что еще за неприятности?
— Не знаю, — отозвался Мюллер. — Я ведь не житель Нью-Йорка. Но только по судну ходили сплетни о том, что его будто бы выгнали с работы или вынудили самого уйти. Что-то вроде того.
— О чем это вы там шепчетесь? — раздался вдруг негромкий голосок Нонни. — Если не ошибаюсь, всем дали возможность хоть чуточку вздремнуть.
— Мы решаем вопросы жизни и смерти, а также вспоминаем преподобного Скотта. Я сейчас тебе все тихонечко перескажу. — Мюллер передвинулся поближе к Нонни, так, чтобы их больше никто не слышал. — А ты знаешь, о чем бы я сейчас попросил его, если бы он не погиб?
— Нет, о чем же?
— Чтобы он нас поженил.
Он слышал, как она задохнулась от неожиданности:
— Поженить? Тебя и меня?
— Если у тебя нет, конечно, на этот счет серьезных возражений.
— Хьюби! — Она тоже шептала, но он слышал, как разволновалась девушка: — Не надо так шутить со мной, а то у меня сердце разорвется.
— Но я не хочу причинять тебе боль, Нонни.
— Ты хотя бы сам понял, что сказал? Ты понимаешь, что такое пожениться? Это значит всегда быть вместе. Завести семью, осесть. А ты не такой. Тебе нужны постоянные приключения. — Она немного помолчала и добавила. — Ну и, конечно, настоящая семейная жизнь не для меня тоже. Кто я такая, чтобы об этом даже мечтать? Ведь у меня ничего нет, да никогда и не было… Ты бы стал меня стыдиться.
«А ведь ты, наверное, права, милая», — с грустью подумал про себя Мюллер, но вслух сказал совсем другое:
— Я открою тебе одну тайну, Нонни. Я сам тоже ничего особенного собой не представляю. Только при этом тебе приходится работать в поте лица, зарабатывая деньги на кусок хлеба. А я просто образованный повеса.
— Зато ты умеешь складно говорить, — вздохнула Нонни. — Но все равно, Скотта рядом с нами нет, в любом случае, хотим мы пожениться или нет. Кроме того, мне думается, что все мы очень скоро утонем. Я же слышала, о чем ты говорил с мистером Шелби. И не надо мне лгать, я ведь тоже хочу знать, что с нами будет, и имею на это право.
— Еще неизвестно, Нонни, погибнем мы или нет. Может быть, нам все же удастся спастись, несмотря на все мрачные предчувствия Скотта. Кстати, на свете очень много таких вот Скоттов в любой вере, какую ни возьми. В любой: в католической, протестантской, иудейской, мусульманской, индуистской, буддистской и так далее. А я готов пойти к дикому шаману и в его присутствии произнести тебе клятву верности. И я буду соблюдать ее до самого последнего своего вдоха.
И теперь, когда он высказался, когда совершил, наверное, самую большую ошибку в своей жизни, сделав заявление, от которого уже не вправе отказаться истый джентльмен, он немного успокоился и почувствовал себя по-настоящему счастливым.
Если даже Нонни не до конца поняла, что именно он имел в виду, она почувствовала искренность его слов.
— Ты и в самом деле этого хочешь, Хьюби?
— Да, Нонни.
Она прильнула к нему, положив свою милую головку ему на грудь, и тихо проговорила:
— Позволь, я тихо поплачу вот прямо здесь. Можно?
Издали снова донеслись глухие ритмичные удары и металлический скрежет. Можно было подумать, что там трудится человек.
Как ни устали путешественники, они тут же воспрянули духом. Кое-кто привстал, другие приподнялись на локтях, и все напряженно вслушивались. Все равно здесь было так душно, а на полу жестко и неудобно, что спать оказалось попросту невозможным.
Из темноты раздался голос Мартина:
— Мне кажется, я ошибся, когда велел вам поспать. Здесь заснуть никому не удастся. Ну, и ладно. Зато мы сможем поговорить, правда?
Но никто не был расположен разговаривать. Во всяком случае, его никто не поддержал, не предложил темы, никто первым не заговорил. Но Мартин понимал, что этим людям сейчас, как никогда раньше, требовалось немного развеяться, пусть даже и за пустым, бессмысленным разговором. Поэтому он немного выждал и начал сам:
— А вы знаете, что будет самое смешное во всей нашей истории, если мы, в конце концов, выберемся отсюда?
— Да уж, смешней не бывает! — презрительно фыркнул Рого.
— То, что мы с вами — никто.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Мюллер. — Как это — никто?
— Кто это тут никто? — отозвался вопросом Мэнни Роузен.
— Ну, все мы. Никого такого особенно значительного среди нас и нет. Ну, подумайте сами. Кто мы такие? И какая кому разница, если мы отсюда не выберемся? Кто может от этого пострадать?
Мисс Кинсэйл с возмущением зашипела:
— Да как вы только можете даже произносить такие слова, мистер Мартин! Разве мы все не дети Божьи?
— Ну, у него очень много детей. Вспомните хотя бы тех, кто остался там, внизу, и уже не участвует в нашем соревновании, — напомнил Мюллер.
— А вы считаете, что торговать чехлами, в которые укладывают клюшки для гольфа, — дело несерьезное? Ха-ха!
Но никто не рассмеялся.
Мартин заговорил, и теперь никто бы его не остановил. Он говорил, чтобы отвлечь людей, которых взял под свою опеку, от грустных мыслей. Да и ему самому требовалось выговориться, а когда тебя никто не видит в темноте, это намного легче. Сейчас он, как и все остальные, представлял собой голос без тела, не более того.
— Я уверен, что вы не знаете, кем была большая половина людей на нашем лайнере. Ну, если не считать, разумеется, одного сенатора и еще одного профессора из Гарварда, который путешествовал со своей семьей. Ну, был еще один актер, имевший поклонников среди подростков. А вот я решил все это выяснить. Я пообещал своей жене, что буду вести дневник наблюдений, чтобы она смогла узнать все о моем круизе. Вот черт!
Он замолчал, но все уже ждали продолжения.
— Понимаете, я оставил дневник в своей каюте, там, внизу… Впрочем, это, собственно, уже ничего не меняет, бог с ним.
— И кто же были эти господа? — поторопил его Роузен. — Мы успели перезнакомиться с очень многими милыми людьми.
— Это были самые разные люди, — снова заговорил Мартин, — биржевые маклеры, руководитель рок-группы и одновременно бывший чемпион по роликовым конькам. Было там с полдюжины президентов и вице-президентов корпораций. Промышленники из Англии, Америки и Германии. Лондонский таксист со своей супругой, владелец большого отеля, председатель футбольного клуба, парочка писателей, иллюстратор, банковский кассир, владелец фабрики, изготавливающей сушилки для волос. Были профессиональные сиделки и медсестры, рекламщики, телепродюсеры, продавцы… Одним словом, назовите профессию, и я, скорее всего, укажу вам такого человека на борту «Посейдона».
Мартин вспомнил все, что, как казалось теперь, происходило миллионы лет назад. Обычный ход времени и спокойный отдых на борту лайнера, совершающего круиз по странам Африки и Южной Америки.
Они все уже позабыли о тех беспечных днях, о танцах и вечеринках, и еще о тех людях, которые так же, как и они, отдыхали на борту этого парохода.
Молчание нарушил Рого.
— Ну, и что вы хотите этим сказать? Ну, допустим, профессор совершил какое-то серьезное научное открытие. Могу предположить, что и сенатор являлся важной персоной. Ну, а все остальные как же?
— Вот в этом-то все и дело, — торжествовал Мартин. — С какой стати должны выжить именно мы, а все другие — погибнуть?
— Хотите знать, почему? — нервно рассмеялся Шелби. — Да потому что все мы незадолго до этого стали членами Клуба крепких желудков. Помните? Мы еще много говорили об этом в тот самый день. — При этом он произнес «тот день» так, будто все это случилось давным-давно, а не всего несколько часов назад. — На нас не подействовала качка, мы не страдали от приступов морской болезни и не намеревались пропускать ужин. Может быть, именно поэтому мы и спаслись?
— Никто еще не спасся, — мрачно буркнул Рого. — Не спешите делать выводы.
— А я считаю, что мы значим очень многое, — тихо возразила мисс Кинсэйл.
Мартин снова рассмеялся:
— Неужели мир остановится, если мы вдруг исчезнем? Вот почему мне так необходимо вернуться домой живым и невредимым? Я уже говорил вам, что мы осваиваем новую линию товаров и мне нужно ими заниматься… Впрочем, без меня там легко управится мой женатый сын. Он, кстати, потом и унаследует мой магазин. Сын позаботится и о моей жене, а своей матери. И никто, наверное, кроме них, больше не вспомнит несчастного галантерейщика. А что бы вы сказали по этому поводу, Шелби? Насколько незаменимы вы сами?
— Даже и не знаю, что вам на это ответить, — замялся Ричард. — Я разрабатывал новый дизайн пикапа. При этом мы хотели использовать довольно оригинальный сплав, недавно созданный нашими специалистами.
— И что же произойдет, если в назначенный день вы не появитесь на своем рабочем месте?
Шелби задумался и, наконец, хрипло произнес:
— Да, наверное, ничего страшного. У нас есть талантливые молодые люди, которые, без сомнения, справятся и без меня.
— Мюллер, а у вас как обстоят дела? — поинтересовался Мартин.
В темноте раздался смех, в котором никто не сумел уловить нотки жалости к самому себе.
— Никто из вас обо мне ничего не знает, — заговорил Хьюби. — И, могу вас уверить, что я — человек совершенно никчемный и важен только для себя самого. Я не работаю, я палец о палец не ударяю для того, чтобы поддерживать свое существование. Если не считать горстку мамочек, которые видят во мне богатого жениха для своих переспелых дочерей, никто на меня никогда не обращал внимания. Ни единая живая душа. Вот так-то. И если я погибну, всем будет глубоко наплевать.
— Неправда! — горячо воскликнула Нонни. — Мне не будет!
— Ну, а что вы сами о себе скажете, Нонни? — не отставал Мартин.
Она думала недолго:
— Наверное, я весьма посредственная танцовщица. Иначе я бы уже давно сделала карьеру и стала звездой. Но зато мои родители меня обожают. И если я не вернусь в отпуск домой, они будет очень сильно горевать.
— А вот я никак не могу себя оправдать, — неожиданно произнесла в темноте Джейн Шелби. — Я не смогла сохранить верность ни себе, ни другим. Мне кажется, будто все это время я жила не своей собственной жизнью, а жизнью постороннего человека. Теперь же я испытываю к себе только презрение. Более ничего.
— Джейн! — с горечью воскликнул Шелби.
— Перестань, Дик, — уже не так злобно, как в прошлый раз, выкрикнула Джейн. — Если уж нам суждено всем погибнуть, я не хочу, чтобы ты считал, будто я изменяла тебе в постели. Нет, я имела в виду совсем другое. То, что я изменила самой себе, предала себя.
— Простите. Я вовсе не хотел разбираться в чужих семейных отношениях, — пробормотал Мартин.
— Позвольте уж и мне сказать, — вмешалась в разговор Сьюзен. — Что касается меня, то я хотела учиться на художника-дизайнера. Впрочем, теперь, как мне кажется, все это уже не имеет никакого значения.
— Еще как имеет! — возразил ее отец. — Все это имеет громадное значение, потому что главней тебя для нас с матерью нет никого! Ты обязательно должна выучиться и стать отличным профессионалом.
«Ну, еще неизвестно, что бы ты сказал, если бы узнал сейчас мою тайну!» — с горечью подумала Сьюзен.
— Что касается меня, — сообщил Мэнни Роузен, — я мог бы позволить себе спокойно умереть сегодня, завтра, на следующей неделе или даже в следующем году. Я уже на пенсии. Мой сын ведет за меня мое дело. Но все при этом остается так же, как было при мне. Только самые свежие продукты, и притом самые вкусные. Поэтому не так уж и важно: жив я или нет. Мой магазин будет функционировать исправно, и моего отсутствия в округе никто даже не заметит. Правда, Белль? Мы прожили хорошую, достойную жизнь.
— Не надо заставлять меня еще что-то говорить, — поморщилась миссис Роузен. — Я неважно себя чувствую.
— Ну, а кто что-нибудь знает о Кемале? — поинтересовался Мартин. — Что заставило его бросить своих товарищей и пойти с нами?
— Да, он нам здорово помог, — одобрительно произнес Рого. — Пару раз мы оказывались в такой неприятной ситуации, что без него, похоже, вряд ли сумели бы вообще выкарабкаться.
— Я понятия не имею, что он чувствует, насколько незаменимым считает себя, — заговорил Мюллер, — но одно могу сказать точно: из всех нас он меньше всего боится смерти и реже всего о ней думает. Зато я могу описать вам деревни, в которых вырастают вот такие люди. Скорее всего, он родился где-то в Анатолии, а мне частенько приходилось там бывать. Это несколько белых каменных хижин с красными черепичными крышами да мечеть. Причем такая крошечная, что минарет у ней не выше обычной печной трубы. Ну, по крайней мере, так может показаться на первый взгляд… А муэдзин забирается наверх изнутри, по приставной лестнице… Там нет ни электричества, ни водопровода, нет телефона и радио, но зато есть школа и достойный учитель. Женщины, работающие на полях, носят широкие мешковатые штаны и желтые платки на головах. Скорее всего, он сейчас мечтает снова очутиться там. И он искренне считает при этом, что самый известный и значительный человек на всей земле — это Кемаль Ататюрк.
— Ататюрк о’кей, о’кей! — радостно воскликнул турок, услышав знакомое имя.
— Самое занятное заключается в том, — улыбнувшись, продолжал Мюллер, — что в этой глуши, в убогой хижине, действительно обязательно будет висеть парадный портрет Ататюрка. Ну, а что касается причины, по которой он решил пойти за нами… Может быть, по той же, по какой все мы, в свое время, последовали за Скоттом. Наверное, в личности Скотта имелось что-то и от Ататюрка.
— Я с удовольствием слушала бы дни и ночи напролет, как ты говоришь, — сказала Нонни.
— Возможно, этим тебе и придется заниматься в дальнейшем, — вздохнул Хьюби.
— Ну, что ж, Рого, — обратился к детективу Мартин. — Теперь ваша очередь. Мы вас слушаем.

Мы были близки


В темноте все ждали очередного рассказа. Детектив, похоже, не торопился начинать. Мюллер уже подумывал, что Рого отправит Мартина известно куда, как сыщик внезапно заговорил. При этом голос его зазвучал неожиданно мягко.
— Моя судьба могла бы сложиться по-другому. Я сын эмигранта из Италии, и в детстве сорвиголова. Отец держал маленький фруктовый магазинчик на углу Первой авеню и Шестой улицы. Драками и бесчисленными кражами из соседних лавок я доставлял ему столько хлопот! Но однажды наш священник, отец Таманьо, решил заняться мной: по его рекомендации меня приняли в боксерский клуб «Золотая перчатка». Я весьма преуспел там, даже стал чемпионом в своем весе. Потом наша команда ездила в Чикаго на соревнования. Мы выиграли со счетом девять-семь. Лично я победил нокаутом. Мне тогда еще подарили синий шелковый халат, где на спине золотом было вышито: «Майк Рого — чемпион „Золотой Перчатки“». Моя фотография появилась в местной газете. Понимаете, я как бы стал принадлежать уже не только себе, но и своей команде. Ну и с тех пор мне уже было неудобно красть или драться на улице. Я понял ответственность, которую налагало на меня звание чемпиона.
Может быть, я и стал бы спортсменом-профессионалом, потому что мне нравилось ездить на соревнования и бороться за свою команду, но только отец Таманьо этого не допустил. Он посоветовал мне поступить в школу полиции. Если бы не этот человек, я запросто мог бы стать панком, торгующим наркотиками, или обыкновенным мошенником, из тех, за кем сейчас я охочусь на своем участке.
Он замолчал, и все посчитали, что он закончил рассказ, но Рого вдруг снова заговорил:
— А ведь о Линде вы все неверно судили, мол, грубая и бездушная. Это жизнь сделала ее такой. Другая на ее месте давно бы сломалась…
— Да-да, — кивнула Джейн Шелби, — я почему-то сразу так и подумала.
— И не ошиблись, мэм, — продолжал Рого. — Ее сценическое имя было Линда Лэйн, а настоящее Косаско. Отец ее был пьяницей и тунеядцем, а мать зарабатывала на жизнь проституцией. Они жили в Огайо. В семье не было ни цента лишнего, и существовали они только на те деньги, которые удавалось заработать матери. В одиннадцать лет Линду изнасиловал ее собственный отец, а в четырнадцать местные хулиганы затащили ее на старую автостоянку и там по очереди воспользовались ею. В шестнадцать сама мать вывела Линду на улицу и стала торговать дочерью. — Рого помолчал и добавил: — С таким ужасом, надеюсь, никому из вас не приходилось сталкиваться.
Никто ему не ответил. Перед взором каждого вновь предстала эта несчастная женщина с кукольным лицом и сердцем, пронзенным страшным копьем.
— Но она не отчаивалась, не сдавалась. Она не собиралась быть такой же, как ее родители, — снова заговорил Рого. — Она сбежала в Лос-Анджелес, где пыталась устроиться хоть на какую-нибудь работу. На ее точеную фигурку клюнули местные мошенники, угонявшие автомобили. Она им помогала, на то и жила. Один негодяй обещал устроить девушку на киностудию, переспал с ней и бросил. Ей тогда повезло: у нее случился выкидыш.
В другой раз ей повезло меньше: ее засекли в машине вместе с угонщиком. Линда получила полтора года тюрьмы, но за хорошее поведение ее выпустили уже через четыре месяца. Потом ее заметил один помощник режиссера, тоже наобещал наивной девушке золотые горы.
Этот, правда, сдержал обещание, хотя и не до конца. Линда как будто пошла в гору, но однажды как-то ночью он далеко не трезвым возвращался от нее к жене, врезался на своей машине в столб и погиб.
Карьера Линды оборвалась. Тут бы ей и подумать о другой профессии, но она уже помешалась на сцене и ни о чем другом слышать не хотела. Ее снова заметили, худо-бедно обучили петь и танцевать и выпустили на Бродвее в мюзикле. Мюзикл провалился. Премьера стала настоящей катастрофой, критики порезвились на славу и в своих статьях живого места на Линде не оставили.
— Тогда-то вы у меня в магазине и восхищались этой девочкой, да? — вспомнил Мэнни Роузен.
— А вы знали о ее прошлом? — поинтересовался Мюллер.
— Конечно. Когда в нашем районе появляется новый человек, особенно из шоу-бизнеса, положение обязывает меня покопаться в архивах и выяснить о его личности все, что можно. Мне нужны были все ее связи, чтобы хотя бы примерно представлять, чего ожидать от этой особы, если она захочет задержаться в наших местах, а то и вовсе осесть.
— Вот это да! — не удержался Мартин.
— А я хоть и возненавидела ее, — вступила в беседу Нонни, — но пожалела. А теперь мне хочется, чтобы она снова очутилась здесь, вместе с нами.
— Но вы, Майк, никогда не говорили ей о том, что знаете ее прошлое, да? — поинтересовалась Джейн Шелби.
— А зачем мне было раскрываться? — пожал плечами Рого. — Я ведь понимал ее страх. Она боялась, как бы на Бродвее не объявился кто-нибудь из Лос-Анджелеса, кто мог бы просветить меня насчет ее «звездной» карьеры.
Он замолчал, и все погрузились в свои мысли.
Становилось невыносимо жарко. Казалось, легким не хватает воздуха. В темноте было слышно, как тяжело дышат все путешественники, но кто-то из них уже почти хрипел. Это напугало Мартина, и он включил свою лампу. Хрипела Белль Роузен. Ее муж сидел, прижавшись к стенке тоннеля спиной и уложив голову супруги себе на колени. Но даже в тусклом свете лампы, еле работавшей на подсевших батарейках, Мартин успел разглядеть, что лицо несчастной женщины нездорового землистого цвета.
Джеймс подумал, а много ли воздуха осталось на корабле. Они дышат уже тем воздухом, который продолжает удерживать судно на плаву, или же у них еще оставался небольшой «карман» на корме, кислород в котором явно подходил к концу?
Казалось, больше никто разговаривать не хочет, и когда Рого смолк, беседа иссякла сама собой. Мартина это не устроило. Он обязан отвлекать своих товарищей от невеселых мыслей. И потому он начал:
— Мисс Кинсэйл, вот вы как-то тут сказали, что всем нам цены нет. А что можете вы рассказать нам о себе самой? Что в вас такого особенного?
Там, где рядом с Джейн Шелби устроилась мисс Кинсэйл, послышался шорох.
— Ну что вы! — воскликнула Мэри Кинсэйл. — Я говорила только о вас. Что касается меня, то я не слишком интересная особа. — Она помолчала и добавила: — Но, конечно, семья у меня замечательная и очень дружная. Мы сами родом из Норфолка. У нас было великолепное поместье. Я с детства помню его. Помню огромный сад, многочисленную прислугу, горничных и, конечно, старенькую няню, которой сейчас, наверное, уже давно перевалило за восемьдесят. Помню, как живший по соседству граф Уолдринхэм всегда просил разрешения поохотиться в наших угодьях. — И она принялась описывать дом — настоящий дворец. Выходило, что мисс Кинсэйл из старинного рода. Что же она делает в банке лондонского предместья?
— Но, конечно, все в нашей жизни меняется, — спохватилась Мэри. — Люди, отношения между ними… Во всяком случае, меня вполне устраивает теперешнее мое скромное жилище. Знаете, из моего окна открывается прекрасный вид. Он всегда напоминает мне о моем женихе, Джеральде. Он, к сожалению, погиб.
Мюллер сразу понял, к какому роду девиц принадлежит мисс Кинсэйл: в их фантазиях непременно присутствует погибший, например, на войне, влюбленный в них молодой человек. Обычно его «убивали» сразу же после объявления или окончания войны.
Мэри продолжала, подтвердив догадку Мюллера.
— Там виден дом, из которого и ушел на войну Джеральд, — вздохнула мисс Кинсэйл. — А мы так любили вместе гулять по нашему очаровательному парку…
— Ой, милая моя, как мне вас жалко! — воскликнула чувствительная Нонни.
— Сначала Джеральд, а теперь вот еще и Фрэнк, — пожаловалась старая дева. — Как я смогу все это вынести?
Только один Мюллер догадался, куда воображение завело бедную мисс Кинсэйл. Но если Джеральда он смог «проглотить», то Скотт — это уже слишком! И этот ее дворец с горничными… Надо же было столько насочинять! Возможно, она действительно какая-нибудь дальняя родственница владельцев большого поместья, где она гостила несколько дней, и это событие запомнилось ей на всю жизнь.
— Да что он был за священник? — неожиданно возмутился Роузен. — Сначала молится Богу, потом сам же проклинает его и…
— Вероятно, он верил в действие и ненавидел бездеятельность, — вставил Мартин.
— Да, но верил ли он при этом в Бога? — задал свой вопрос Мюллер и тут же добавил: — А кто-нибудь в Него верит? Нет, так, чтобы на самом деле, а не формально?
— Конечно! — с жаром воскликнула мисс Кинсэйл. — Я верю. Всем сердцем, всей душой. Господь постоянно наблюдает за нами. Это Он сделал так, чтобы доктор Скотт отдал свою жизнь ради спасения нас всех.
Вдруг Мюллер ощутил, как под ним угрожающе дрогнул корабль, и подумал: «А, может быть, Бог только развлекается? Так сказать, играет с нами в кошки-мышки, а потом и проглотит всех нас с большим удовольствием?»
— За что же все-таки отдала свою жизнь Линда? — с горечью произнес Рого. — Да и что за жизнь она получила? Впрочем, и смерть вышла ничуть не лучше!
— Не надо так говорить, — осуждающе заметила мисс Кинсэйл. — Как вы можете, мистер Рого! Разве вы не католик? Разве вы не ходите в церковь?
— Да, я воспитан как католик. Но только вера моя не сможет объяснить мне, что же случилось с Линдой и за что. А что, если Скотт был послан только для того, чтобы она поскользнулась и упала? Не пойди мы за ним — Линда была бы еще жива.
— Или все бы давно погибли, — подытожил Мюллер.
— Уж не знаю сама, во что именно верю я, — заговорила Нонни, — но молитвы на ночь я читаю регулярно.
— И я тоже. Обязательно! — подхватила Сьюзен.
— А я уж и забыла, когда молилась в последний раз, — призналась ее мать.
— Лично сам я — агностик, — сообщил Мюллер. — А вы, Мартин?
Мартин прокашлялся. Он был рад, что его «подопечные» разговорились на такую далекую от кораблекрушений тему и отвлеклись от невеселых мыслей. Сам он готов был поддержать любую беседу, лишь бы его товарищи не поддавались унынию. Он ответил:
— Я баптист, но только не примерный, а, скорее, запуганный. Все, чего добились совместными усилиями мой отец и наш священник, так это мысли, что Бога надо бояться. А мой сын, например, ни разу в жизни не был в церкви. Я его не заставлял, а сам он желания не выказывал. Но с ним все в порядке. Он, в отличие от меня, юноша ничем и никем не запуганный.
— Вот уж кто действительно регулярно посещает церковь, так это наш мистер Шелби, верно? — подсказала мисс Кинсэйл.
— Вы абсолютно правы, — поддержала ее Джейн. — Дома мы всегда ходим слушать проповеди. Но, боюсь, только потому, что этого требуют правила.
— Джейн, ну как ты можешь так говорить? — пристыдил жену Ричард.
— Ты прекрасно знаешь, что я говорю правду! — воскликнула Джейн. — И я, скорее, приму сторону мистера Рого. Почему? Почему все это произошло? Зачем и кому это было нужно?
— Папочка, — раздался вдруг голос Белль, — подержи меня за руку. Что-то я себя совсем неважно чувствую.
— Действительно, кому?! — перебил ее Рого. — Что такого Богу сделала Линда, что Он заставил ее умереть вот так нелепо, по-звериному?
«Почему люди теряют рассудок, когда начинают рассуждать о Боге? — подумал Мюллер. — Если бы Линда не ослушалась Скотта, она до сих пор была бы с нами и по-прежнему ругала бы его на чем свет стоит. Но если сказать это Рого, он тут же взовьется!»
Вслух же он произнес:
— А мне интересно вот что: какой именно образ Бога держал в своей голове Скотт? Бородатого дедушки на небесах? Или ему представлялось нечто вроде известного тренера, выпустившего его на поле с верой в непременную победу?
— Раз уж вас так беспокоит личность Скотта, — презрительно фыркнул Рого, — могу точно сказать вам, что он был гомосексуалистом.
— Что?! — одновременно воскликнули Шелби и Мартин.
— Голубым. Гомиком. Педиком. Линда зачем-то пыталась тешить себя мыслью, будто он положил на нее глаз, но когда сама в темноте протянула руку к его штанам, он чуть не покалечил ее. А сколько визгу-то было! Послушайте, перестаньте вы хоть сейчас морочить друг другу головы. Неужели, кроме меня, никто так и не понял, что произошло там, в машинном зале, когда он грозился сломать ей руку? Да он просто не выносил женщин. Жутко боялся их. Вот он и решил податься в церковь, чтобы таким образом застраховать себя от их притязаний. И никто ведь ни в чем его при этом не заподозрит, верно? Ловко придумано. Кстати, многие из священников и ваших славных футболистов такие же гомики, но только мало кто об этом знает. И чем больше они боятся женщин, тем яростней начинают накачивать мышцы и гордиться своей волосатой грудью. Так вот, Скотт как раз и был одним из этих типов.
— Нет! — воскликнула мисс Кинсэйл, да так страстно, что поначалу никто не узнал ее голоса. — Не смейте так говорить! Не надо, мистер Рого. Он не был таким. Никогда.
Наступила неловкая тишина. Первым в себя пришел Рого.
— Простите меня, мэм, — неуверенно начал он. — Я вовсе не собирался никого обижать. Я хотел только сказать, что…
— Так или иначе, он не мог быть тем, кем вы его назвали, — продолжала мисс Кинсэйл, словно не слыша слов Рого. — Понимаете, я это знаю точно. Я… то есть мы… мы собирались пожениться. Он хотел вызвать меня в Соединенные Штаты, и я бы обязательно к нему приехала. Навсегда.
Ее слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Мартин чуть было не расхохотался в полный голос, но вовремя спохватился и сдержал себя. Он вспомнил тот нечеловеческий вопль, то звериный вой, который вырвался у мисс Кинсэйл, этой серенькой мышки, когда Скотт покончил жизнь самоубийством.
«Боже мой! — подумал Шелби. — Выходит, что на этом корабле все с самого начала было шиворот-навыворот? А, может, так прошла и вся моя жизнь?»
Мисс Кинсэйл сидела рядом с семьей Шелби. Она наклонилась поближе к Джейн и доверительно сообщила:
— Так как мы все равно утонем, я могу открыться вам. Мы с ним были близки во время этого круиза.
Мюллер расслышал ее слова и про себя искренне пожалел бедняжку. Джейн испытывала смешанные чувства сожаления и гнева.
— Ах, вот оно что! Боже мой! — Других слов у нее не нашлось. Впрочем, мисс Кинсэйл и не требовалось ничье сочувствие или сострадание. А Джейн разобрало. Ну, как мог этот священник развлекаться во время круиза с этой несчастной и никому не нужной женщиной? Чего он хотел добиться, делая предложение даме, которая по возрасту годится ему в матери? Может быть, он был из тех «вечных мальчиков», что никогда не вырастают и которым обязательно и постоянно нужна мамочка?
— Хьюби, ты только послушай, что происходит! — зашептала Нонни. — Бедненькая, как мне ее жалко! Они собирались пожениться, и он покончил с собой прямо у нее на глазах! Вот ужас-то!
— Тише! — шикнул на нее Мюллер и прижал ее к себе с такой нежностью, словно Нонни была последним добрым, чистым и разумным человеком, оставшимся на земле. Мюллер по горло был сыт фантазиями мисс Кинсэйл с ее дворцами, слугами и погибшим на войне женихом. А теперь еще и Фрэнк Скотт! Что ж, эту сказку уже никто не проверит: Скотт погиб. Несомненным было лишь то, что несчастная женщина по уши была влюблена в священника. Стоило только вспомнить отчаяние, охватившее ее после его смерти. Но Скотт и мисс Кинсэйл в роли жениха и невесты? Чушь! Интересно, что она еще придумает? В чем признается? Может быть, она расскажет своим товарищам, что успела забеременеть от него?
Рого зажмурился и крепко сжал кулаки. Он скрипел зубами, его буквально трясло от ярости. Горло перехватило, он не мог ничего сказать. Но объект его гнева был для него уже недоступен. Неужели Рого все время ошибался? Неужели Скотт был самым обыкновенным бабником, спрятавшимся за маской священника? А что, если у него действительно был роман с Линдой и они прекрасно вместе проводили время за спиной Майка? Ну а спектакль в темноте машинного зала они устроили специально, чтобы отвести от себя всякое подозрение? Если он спал с мисс Кинсэйл, то мог запросто удовлетворить и желание Линды, ведь она была к нему явно неравнодушна. А потом она погибла, и он решил последовать за ней.
Рого понял, что сейчас был готов сам завыть от отчаяния: еще немного, и он выльет всю свою злобу на первого, кто попадется ему под горячую руку. Может быть, так бы случилось, но вдруг раздался протяжный стон — стонала от боли Белль Роузен:
— Боже! Боже мой!
— Мамочка! Мамочка, что с тобой? — в страхе засуетился Роузен. — Что случилось? Ради всего святого, включите свет, кто-нибудь!
— Свет! — коротко скомандовал Мартин.
Яркие лучи фонарей тут же осветили Белль Роузен. Ее губы посинели, а высокая грудь резко вздымалась и опадала. Было видно, что женщина задыхается. Время от времени она вскрикивала:
— О Боже мой!.. Боже… Эта боль…
«Господи, этого только не хватало! — подумал Мюллер. Он всполошился не на шутку. Он однажды видел нечто подобное. — У нее самый настоящий сердечный приступ!»
Откуда-то издалека раздался резкий металлический звук, затем грохот и тяжелый гул. «Вот мы и тонем!» — пронеслось в голове Мюллера, и он крепче прижал к себе Нонни.
— Что это такое? Что происходит? — испуганно выкрикнул Мартин.
Кемаль бросил тревожный взгляд куда-то вверх, в темное и недоступное пока для всех них пространство.
— Да при чем тут эти звуки? При чем тут корабль? — застонал Роузен. — Неужели вы не понимаете, что моей жене плохо? Что мне делать? Как ей помочь?
— Постарайтесь успокоить ее, — посоветовал Мюллер. — Это единственное, что можно сделать, пока мы…
— Я буду молиться, — перебила его мисс Кинсэйл.
— Боже мой! Боже! Боже мой! — продолжала охать Белль.
— Мамочка! Мамочка, я здесь, я рядом.
— Воздух! — закричал Шелби. — Тут кончается воздух! Вот почему она задыхается! Я сам уже еле дышу.
И опять до их слуха донеслись странные звуки: словно где-то вдали рвались стальные тросы, отваливались куски железа и с грохотом падали один на другой.
— За нами пришли! Помощь подоспела! — радостно встрепенулся Мюллер. — Этот звук идет оттуда, сверху! Быстрей же! Пока у нас еще остались силы, надо дать им знать, что мы здесь!
— Эй, Кемаль! — обратился к турку Мартин. — Поднимайся скорей туда. Возьми с собой топорик. Кстати, где наш топор?
В бледном свете фонарей все оглядывались вокруг. Люди начинали задыхаться и жадно раскрывали рты, как рыбы, выброшенные на берег. Но они нашли в себе силы подняться на поиски топора.
— В последний раз он был у вас, как мне помнится, — сказал Рого Ричарду.
— Нет-нет, вы ошибаетесь, топор был у Мартина.
— Нужно стучать по корпусу судна. Скорей же! — торопил товарищей Мюллер. — Куда же запропастился этот топор?
— Он у доктора Скотта, — спокойно сообщила мисс Кинсэйл.
— Что?! Но Скотт мертв.
— Он забрал его с собой. — Все молча уставились на старую деву, а она продолжала: — Он был привязан к его поясу. Я видела, как луч света блеснул на металле, когда Скотт покидал нас.
— Вот ведь подлец! — захрипел Рого. — Ведь теперь получается, что это именно он сгубил всех нас!

Бог любит троицу


Джеймс Мартин, самый тщедушный и субтильный из всех, вдруг ощутил внезапный прилив энергии. Взяв фонарь, он медленно подтянулся на поперечной перекладине, проходившей под самым килем, чуть откинулся назад, и, собрав последние силы, ударил фонарем по внутренней стороне обшивки. Раздался звон разбитого стекла, который вряд ли смогли бы услышать снаружи сквозь толщу переборок и корпуса.
Мартин спрыгнул, точнее, рухнул вниз и прохрипел:
— Ну вот… Кажется, все…
Мюллер пробормотал:
— Нонни… Как это глупо и страшно… Нам было так хорошо…
— Это уже не важно, Хьюби. Мы скоро умрем, да?
— Да, наверное.
— Я люблю тебя.
— Я тебя тоже, Нонни. Не покидай меня.
Внезапно какой-то нечеловеческий металлический голос, от звуков которого кровь стыла в жилах, пророкотал сквозь липкую духоту:
— Есть там кто-нибудь живой?
— Боже праведный, — прошептал Мюллер. — Они говорят с нами. Но как им это удалось?
Голос был ровный, бесстрастный, без интонаций. Он продолжал:
— Есть там кто-нибудь? Говорит капитан первого ранга Торп, командир спасательного фрегата «Монро» ВМС США. С вами установлена двусторонняя громкая связь. Если вы откликнетесь, мы вас услышим.
Мюллер широко открытым ртом ловил вязкий, зловонный воздух:
— Да, да! Мы здесь!
— Хорошо! Мы слышим вас. Сколько вас там?
— Нас одиннадцать человек. Шестеро мужчин и пятеро женщин. Мы погибаем. Нам нечем дышать. Вы можете вызволить нас отсюда?
— Да. Потерпите еще немного. Мы не можем разрезать обшивку автогеном, у вас слишком мало кислорода.
Рого вдруг взорвался:
— Потерпите, мать вашу! Какого черта, вы думаете, мы карабкались сюда? Чтобы задохнуться? А ну-ка, живо вытаскивай нас, ублюдок!
Бездушный механический голос без тени сочувствия отвечал:
— Сначала мы должны подать вам кислород. Сейчас устанавливают турбобур, насосы и шланги. Сохраняйте спокойствие. Кислорода у вас больше, чем вам кажется. Не двигайтесь. Не разговаривайте без крайней необходимости. Дышите реже и ровнее.
Роузен поднял глаза к своду.
— Моя жена. Ей очень плохо.
Мюллер добавил:
— Похоже, у нее сердечный приступ.
Голос ответил.
— Здесь есть врач. Он поговорит с вами. — Пауза. — Говорит лейтенант Уорден, судовой врач. Каковы симптомы?
Как это ни странно, но все вдруг почувствовали, что им есть, чем дышать. Мюллер ответил, запинаясь:
— Однажды я был свидетелем сердечного приступа. Боль в груди. Губы все синие. Она задыхается.
— Успокойте ее. Ослабьте одежду. Мы спешим вам на помощь.
— Если успеете, — пробормотал Шелби. — Если мы все тут не утонем.
Чувствительные микрофоны уловили его слова.
— Мы считаем, что корабль еще какое-то время продержится на плаву.
— Он сказал, ослабьте одежду, — вступил Роузен. — Какую одежду?
— Расстегните бюстгальтер, — предложил Мюллер.
— На виду у всех? Да ни за что!
— Перестаньте вы, Мэнни! — раздраженно бросил Рого.
Джейн Шелби наклонилась к Белль, просунула руку ей под спину и отпустила застежку.
— Не время манерничать, — сказала она.
— Папа, папа, помоги мне! — стонала Белль.
— Успокойся, успокойся, мама. Они вот-вот будут здесь.
— Знаете, — прошептала мисс Кинсэйл, — а ведь не важно, был бы у нас топор или нет. Доктор Скотт всегда знал, что делал.
Потянулись тяжкие, нескончаемые минуты в липкой, вязкой духоте. Время от времени они включали тускло светившие фонари и смотрели друг на друга в ожидании то ли чудесного спасения, то ли неминуемой гибели. Вдруг снаружи послышались глухие удары и какой-то скрежет. Металлический голос произнес:
— Оборудование установлено. Мы будем подавать вам кислород и одновременно резать обшивку? Где вы точно находитесь? Вплотную к корпусу?
Мюллер ответил:
— Нет. Мы в тоннеле гребного вала. От нас до корпуса примерно десять футов.
Шелби отчего-то подумал, сколько же еще жизней могут унести эти несколько оставшихся минут. А если «Посейдон» даст крен и увлечет спасателей вместе с ними на дно? И тут его вдруг охватило равнодушие.
К чему, зачем, во имя чего жить, даже если их и вытащат из этой ловушки?
Сьюзен думала: «Нас спасут. Какой я стану в новой жизни? Должна ли я открыть свою тайну? И падет ли на меня тень позора и презрения?»
Наверху что-то застрекотало, как пулемет, затем стихло, снова загремело и переросло в нескончаемый воющий лязг.
Мюллер сказал:
— Нонни, они начали сверлить. — Затем добавил: — Если Господь Бог такой уж шутник, тут-то нам всем и конец.
Механический голос произнес:
— Мы прошли внешнюю обшивку. Вы держитесь?
Роузен в ответ прохрипел:
— Бога ради, скорее. У мамочки руки ледяные.
Все молчали. Бур вдруг пронзительно взревел и пропорол внутренний слой обшивки прямо у них над головами. На какой-то миг они увидели его жало, неистово бившееся о края высверленного им отверстия. Затем бур исчез, и вместо него зазмеился черный шланг, пропущенный примерно на фут ниже кромки корпуса. Сверху раздались ритмичные удары, и в тоннель хлынул освежающий, прохладный поток воздуха, от которого у всех тотчас закружилась голова. Раздались первые робкие возгласы радости, в мгновение ока переросшие в бессвязные крики, смех и хохот, словно они все разом дружно опьянели.
И тут, как будто этот прокол задел какой-то важный нерв, корабль вновь стал дрожать, стонать и скрипеть. В машинном отделении что-то рухнуло и покатилось со звоном и грохотом. «Посейдон» весь затрясся, снаружи послышались топот ног, лязганье металла и какие-то неясные команды.
— Боже мой! — произнес Мюллер. — Вот теперь-то Он пошутит по-крупному. Нам всем крышка.
Наверху крики и возня продолжались, но никто не мог разобрать слов. Свежий воздух поступал бесперебойно, и ритмичный рокот насоса не прекращался ни на секунду.
Затем к ним опять обратился капитан:
— Мы с вами и ни в коем случае вас не бросим. Полагаю, корабль продержится на плаву еще и мы успеем вызволить вас. Осталось совсем недолго.
Мюллер заметил:
— Нервы у них что надо. Если мы утонем, то и они вместе с нами.
Голос снаружи снова успокоил их:
— С вами хочет поговорить врач.
Через минуту они услышали:
— Говорит лейтенант Уорден. Как себя чувствует больная?
— Что вам сказать? — простонал Роузен. — Подали воздух, и ей стало легче.
Уорден продолжал:
— Хорошо. Сейчас я спущу по шлангу шприц. Кто-нибудь из вас сумеет сделать укол?
— Я сумею, — откликнулся Рого. Все вокруг изумленно посмотрели на него, а он добавил: — Полицейский должен уметь даже роды принять.
— Вот молодец какой, — восхитился Мюллер.
Раздалось звяканье, и из шланга показался шприц на тонкой нити. Рого протянул руку.
— Есть, — сказал он. — Куда колоть?
— В левую руку. Внутримышечно.
Рого подошел к Белль со шприцем в руке:
— Это совсем не больно, Белль. Все будет хорошо. Отличный парень этот врач.
— Вот видишь, мамочка, все в порядке, — подхватил Роузен. — В наше время сердечный приступ — это вовсе не смертельно. Это случается даже с президентами. Сегодня, если что-то неладно с сердцем, его тут же начинают лечить. Лежи спокойно. Тебе совершенно не о чем волноваться.
— Вот и хорошо, — произнесла Белль Роузен, открыв глаза, и тихо испустила дух. Ее немигающий взор был устремлен куда-то вверх.
— О Боже, только не это! — пробормотал про себя Рого, столько раз воочию видевший смерть. В отчаянии он вонзил иглу в ее левую руку чуть пониже плеча. Глаза Белль уже стали стекленеть, но Роузен этого не замечал.
— Мамочка, ты слышишь меня? Все будет прекрасно… — Он вдруг осекся и закричал: — Мамочка! Мамочка! Что с тобой такое, что?!
Мюллер и представить себе не мог, что Рого способен на сострадание: он не поверил своим глазам, увидев, как Рого обнял Роузена за плечи и тихо сказал:
— Простите меня, Мэнни, если можете. Мне очень жаль, но она вас не слышит. Все кончено. Она уже на небесах.
Роузен не понял и испуганно прокричал:
— Что?! Что?! Но ей же стало лучше! Она ведь только что говорила со мной! Вы сделали ей укол. Почему у нее такой вид? Ей стало хуже? Ради всего святого, врача, скорее!!!
Рого крикнул куда-то вверх:
— Эй, док! Вы там?
— Да, я здесь.
— Говорит инспектор полиции Рого. Я сделал ей укол, но боюсь, что было уже поздно. Она скончалась. Скоро вы к нам пробьетесь?
— Уже приступаем к резке обшивки.
Сверху раздался стук, и металлический голос приказал:
— Всем немедленно очистить этот участок. Начинаем автогенную резку.
Удары участились, сменившись оглушительным ревом, хрустом и скрежетом. На черной поверхности корпуса появилось свечение, а затем тонкая огненно-желтая линия. Запахло горелым металлом, сверху посыпалась окалина.
Шелби сказал:
— Спокойствие, мистер Роузен. Они пробиваются к нам. Еще чуть-чуть, и здесь будет врач.
Мартин с каким-то странным, необъяснимым негодованием следил, как огненная линия ползла по черной обшивке корпуса, образуя прямоугольник примерно три на три фута. Успей они на десять, даже пять минут раньше, быть может, Белль Роузен удалось бы спасти? Он услышал, как стальные крючья с лязгом зацепились за вырезанные края. Плита чуть подалась вверх, и вдруг одним рывком ее отшвырнуло в сторону. В проем тотчас хлынул ослепительно яркий свет утреннего солнца.
Наверху появились форменные холщовые брюки, затем кожаная куртка, и вниз спрыгнул голубоглазый молодой блондин с короткой флотской стрижкой.
— Я лейтенант Уорден, — представился он. — Где сердечница?
Мюллер и Рого расступились. Врач наклонился над Белль, осмотрел ее и сомкнул ей веки.
Затем он спросил:
— Кто здесь ее муж?
Они молча кивнули на почерневшего от горя, потрясенного Роузена, которого колотило словно в лихорадке.
Врач печально произнес:
— Очень сожалею, сэр, но вынужден сообщить вам, что она скончалась. Больше ничего нельзя сделать.
— Вы хотите сказать, что она умерла? Миссис Роузен умерла?
— К сожалению, это так.
Роузен рухнул на колени рядом с женой и начал раскачиваться из стороны в сторону, захлебываясь рыданиями:
— Мамочка, мамочка, мамочка! Ну, зачем, зачем ты покинула нас, когда помощь была так близка?!!
В проем спрыгнул еще один молодой офицер в кожаной куртке. Затем опустился приставной трап, который прочно закрепили на одной из крестовин.
Офицер сказал:
— Я лейтенант Джексон. Кто здесь за старшего?
Мартин ответил:
— Ну, вроде я за старшего, был за него. Командуй-ка ты, сынок, а то я уже на пределе.
— Капитан Торп приказывает всем вам как можно быстрее покинуть судно. Наверху есть одеяла. Кто может, поднимайтесь вверх по трапу. Тем, кто не сможет, помогут спасатели.
— По-моему, все смогут, кроме… — пробормотал Мартин, кивнув в сторону Белль Роузен.
— Она больна? — спросил лейтенант. Затем смущенно добавил: — О, простите, пожалуйста. Мы поднимем ее сразу после вас. Сначала женщины, пожалуйста.
Мартин вздохнул:
— Вот и все. Приказ на выход. Сначала женщины.
Теперь, когда до спасения было рукой подать, все вдруг застыли в каком-то странном оцепенении, боясь сдвинуться с места. Вдруг судьба продолжит испытывать их, и они, поднявшись наверх, вновь окажутся в перевернутом мире?
— Быстрее же! — торопил Джексон.
Мартин спросил:
— Мисс Кинсэйл, вы первая?
Мисс Кинсэйл всегда шла впереди всех, сразу за Скоттом. Сейчас она выглядела смущенной и сбитой с толку. Прежде она, казалось, и думать забыла о том, что полураздета. Но теперь, когда появились новые лица, она пришла в замешательство и пробормотала:
— Быть может, я потом?..
Матрос сказал:
— Дорогая моя, там наверху есть одеяла. Вам помочь?
Мисс Кинсэйл стушевалась еще больше:
— В этом нет никакой необходимости. Есть другие, которым…
— Позвольте вашу руку, — вежливо настаивал матрос.
— Нет-нет, благодарю вас. Я сама, — ответила она и с достоинством поднялась вверх по трапу.
Послышался раздраженный голос командира корабля:
— Теперь остальные, да побыстрее! Джексон, что вы там возитесь? Послать еще людей? Кому-то нужна помощь?
Мюллер подумал: «Он боится, что мы вот-вот пойдем ко дну». И повернулся к Нонни:
— Быстро поднимайся.
Она ответила:
— Я не хочу оставлять тебя.
— Делай, что говорят, — резко бросил он. Напуганная его тоном, она послушно поднялась по ступенькам.
— Сьюзен, Джейн, — приказал он. Женщины вскарабкались наверх и скрылись из виду.
Шелби смотрел им вслед. Он никак не мог решиться сделать один-единственный шаг.
Мартин продолжил:
— Так, теперь Роузен, Шелби, Мюллер, Рого и Кемаль. Я замыкающим.
— Черта с два! — взорвался Рого. — Я замыкающий. Всю дорогу плелся в хвосте, так что уж теперь-то! Если повезет, эта жестянка пойдет ко дну раньше, чем я выберусь наружу.
Роузен прошептал:
— Я никуда не пойду… без нее.
Шелби вдруг охватила паника пополам с яростью. А вдруг он не успеет? Вечно эти Роузены, всё из-за них, если бы не они, давно бы… Взгляд его упал на безжизненное тело Белль, и он устыдился своего гнева. О мертвых или хорошо, или ничего…
Мартин сказал:
— Ладно, Шелби, поднимайтесь. Мюллер, Кемаль…
Рого обратился к Роузену:
— Я побуду с вами, Мэнни, пока ее не поднимут. Да ступайте же, Мартин, хватит уже!
Рого и Роузен остались вдвоем. Матрос крикнул наверх:
— Сбросьте несколько одеял и подайте трос какой-нибудь!
Рого произнес:
— Не смотрите туда, Мэнни. Они все сделают, как надо. В любом случае, ей уже не больно.
Матросы завернули тело в одеяло и повязали строп.
Роузен спросил:
— Ну почему, почему именно она?! Она ведь так стойко, так храбро держалась, а я каждый раз смеялся, когда она жаловалась на сердце. До самой последней минуты я не верил этому!
Он чуть помедлил и повторил:
— Она ведь стойко держалась, да?
Рого ответил:
— Да, Мэнни. С самого начала она держалась молодцом.
Роузен вдруг посмотрел на него и воскликнул:
— Ах, Боже мой, Майк! Что я такое несу! У вас ведь тоже…
— Да, тоже… — задумчиво ответил тот.
— Вира! — крикнул матрос, и Белль Роузен начала свое последнее восхождение. Когда ее тело скрылось в проеме, Рого произнес:
— Теперь ступайте, Мэнни.
Роузена все еще трясло, так что матросам пришлось помогать ему. На полпути он вдруг замер, оглянулся и испытующе посмотрел на Рого, в одиночестве стоявшего среди уже ненужных фонарей и ламп.
— Майк, вы идете? — спросил он.
В последнюю минуту, еще раз окинув мысленным взором свое прошлое, Рого твердо понял, что не сможет сам свести счеты с жизнью. Он искал смерти, даже жаждал ее, втайне надеясь, что гибнущий в пучине океана корабль лишит его жизни, как многих и многих других. Но под ногами у него была твердь. И он ответил, устало опустив голову:
— Да-да, я иду.

Расставание


Вскоре к изящному серому американскому фрегату, дрейфовавшему всего в каких-то нескольких сотнях ярдов от «Посейдона», присоединился еще один корабль. Это был современный британский лайнер «Лондон Тауэр» водоизмещением порядка двадцати четырех тысяч тонн. Он находился в полумиле от тонувшего круизного судна. Его трубы, выкрашенные в красный и синий цвета, блестели на солнце, а на палубе яблоку негде было упасть от любопытных пассажиров.
Один спасательный моторный вельбот с «Лондон Тауэра» уже швартовался у кормы, другой же спешил к носовой части «Посейдона». Все вокруг было усеяно обломками, которые еще не унесло от китообразного корпуса. На волнах качались спасательные плоты, надувные шлюпки, сорванные с фишбалок, шезлонги и кресла, какие-то клочки одежды. В вышине кружили четыре американских спасательных гидросамолета.
Капитан прокричал сквозь брешь в корпусе:
— Есть еще кто-нибудь там внизу?
— Нет, сэр!
— Проверьте еще раз, да быстрее. Времени в обрез, он вот-вот уйдет под воду.
Он повернулся к группе спасенных:
— Здесь все? Никто не потерялся?
Джейн Шелби сказала:
— Пропал мой сын Робин. Ему десять лет.
— Ваш сын? — повторил капитан. — Где же он был? Рядом с вами?
— Нет, — ответила Джейн. — Это случилось намного раньше, там, внизу. Не помню уже, на какой палубе, мы давно сбились со счета. Он потерялся, когда погас свет и началась давка.
Капитан на мгновение задумался.
— Со спасательного плота мы сняли только троих матросов. — Затем добавил. — Но сейчас мы принимаем людей с носа. Возможно, что он там. Я обязательно все выясню. Как его полное имя?
— Робин Шелби.
Рядом с капитаном стоял связист с переносной рацией. Капитан приказал:
— Свяжитесь с носом и узнайте, есть ли там мальчик десяти лет по имени Робин Шелби.
Впервые за все время команда Скотта заметила, что на носу «Посейдона», всего, по городским меркам, в двух кварталах от них, тоже были какие-то люди.
Издали лиц было не разобрать, но в лучах яркого утреннего солнца Мюллер разглядел пассажиров и матросов; некоторые мужчины были одеты в черные смокинги, совершенно дико и неуместно смотревшиеся в подобной ситуации. Он почувствовал к ним неприязнь и ему показалось, что Шелби и Мартин, смотрящие в ту же сторону, испытывают нечто похожее.
На протяжении их долгого пути наверх, к свету, он считал, нет, был уверен, что если они все-таки спасутся, то это будет милостью Божией, дарованной им и только им. Они прошли через неописуемые страдания, страх, ужас, смерть и вот, наконец, выбрались наружу. Перед его мысленным взором даже возник газетный заголовок: «Единственными спасенными с затонувшего „Посейдона“ оказались…»
Они стояли на корме, десять человек, грязные с головы до ног, исцарапанные, полуголые, измученные до предела, едва сохранявшие рассудок. А на носу были люди, извлеченные из такой же мышеловки, но одетые в вечерние платья и смокинги.
Что же с ними случилось? Как они выбрались? Был ли какой-то выход, аварийный запасный проход или коридор, ведший в носовую часть? Быть может, они просто-напросто поднялись по лестницам и оказались наверху, где и ждали спасателей? Или же тоже продирались сквозь темные шахты и полузатопленные отсеки, теряя товарищей? И кто их вывел? По какому праву они стоят там, свеженькие и целехонькие?
Мюллер вдруг поймал себя на мысли, как бы все повернулось, если бы они вместе с остальными остались ждать в обеденном зале, а не пошли бы за Скоттом. Спаслись бы они, избежав стольких страданий и жертв? Тут он осекся: останься он в большой столовой, он никогда бы не встретил Нонни…
Все они напряженно следили за происходящим на носу. Шелби истово молился: «Боже Милостивый, сделай так, чтобы Робин оказался там!»
И, словно вторя ему, мисс Кинсэйл, поплотнее завернувшись в одеяло, преклонила колени у ярко-красной килевой линии и вознесла благодарственную молитву:
— Благодарю Тебя, Господи, что смилостивился и пощадил нас.
Мартин тоже помянул имя Господне в мыслях своих, поскольку ему было страшно и в то же время стыдно: «Боже мой, а если среди них окажется Вильма Льюис?» Он снова ощутил себя в смертельной опасности.
Связист, говоривший с кем-то по рации, обратился к капитану:
— Сэр!
— Да, Харпер, — отозвался тот.
— На носу нет десятилетнего мальчика по имени Робин Шелби, сэр.
— Теперь все в сборе?
— Так точно, сэр. Тридцать два пассажира, двенадцать членов экипажа.
Капитан сказал:
— Мне очень жаль, сударыня, но среди тех людей вашего сына нет.
Джейн поблагодарила его, спросив:
— А будут ли еще искать? Есть ли хоть какая-то надежда?
— Сударыня, там ярус защитных отсеков. Можно, конечно, попробовать автогеном, хотя…
Корпус под их ногами завибрировал, и снизу донесся грохот. С утробным бульканьем на поверхность вырвался и тотчас лопнул огромный водяной пузырь, с громким хлопком взметая вверх фонтан нефтяных брызг. На волнах закачался труп матроса в промасленном комбинезоне.
Капитан приказал:
— Шлюпку сюда, живо! Немедленно снять всех с борта!
— Быстрей, да быстрей же! — торопил он. — Сначала женщины, за ними мужчины. Сударыня, вы первая. Переоденетесь позже. Лодки и так перегружены.
Матрос с «Лондон Тауэра» принял конец веревочной лестницы, которую моряки с «Монро» приладили от киля до самой ватерлинии.
Капитан окинул Джейн взглядом и спросил:
— Вы сможете сама спуститься?
— Да, — ответила она, и с горькой иронией подумала, что последней рывок из ада будет не вверх, а вниз.
— Снимите-ка на время одеяло, — продолжил он. — В шлюпке есть еще одно. Вам помогут сойти на борт.
Затем он обратился к остальным.
— Когда всех снимем, проведем перекличку.
Джейн стала спускаться по лестнице. За ней быстро последовали Сьюзен, мисс Кинсэйл и Нонни, потом Шелби, Мюллер, Мартин и Кемаль.
Рого тем временем говорил Роузену:
— Не волнуйтесь вы так, Мэнни. Они же обещали, что возьмут ее. — Роузен, очевидно, отказывался разлучаться со своей женой.
Капитан прокричал вниз:
— Порядок! Спасибо, здесь всё!
Офицер отозвался:
— Есть, сэр! — и приказал: — Отдать швартовы!
Старшина шлюпки и рулевой отпустили тросы, и вельбот, стрекоча и тарахтя мотором, отвалил от борта. Спасенные сидели, плотно прижавшись друг к другу, своим тесным кружком как бы отстранившись от экипажа шлюпки.
Понемногу начинало спадать нечеловеческое напряжение последних часов. Эйфория от сознания того, что они спасены, вместе со всеми перенесенными страданиями, понемногу отодвигалась в прошлое, и каждый по-своему понимал, что жизнь просто продолжается.
А «Посейдон», словно безмолвный мираж, продолжал нависать над морем своей громадой, и солнце бросало красноватые отблики от его выкрашенного антикоррозийным суриком днища.
Сьюзен высунула руку из-под одеяла и спросила Джейн:
— Мама, ты как? — Затем прибавила. — Мне почему-то так весело.
Та ответила:
— Да, мне тоже.
Наперерез им шел второй вельбот с «Лондон Тауэра», снявший уцелевших с носа «Посейдона». Там все сидели вперемежку: экипаж шлюпки, спасшиеся пассажиры и члены команды, несколько официантов в своих белых фраках, женщины, по самые глаза закутанные в одеяла.
Мюллер вдруг воскликнул:
— Боже мой! — и Нонни тут же тревожно отозвалась: — Что, что такое?
Шлюпки разделяло не более дюжины ярдов.
— Это же Весельчак со своей подружкой! — прокричал Мюллер. — Эй, там, на шхуне! Бейтс! Памела!
Весельчак поднял глаза. Он был в смокинге и в расстегнутой рубашке. Девушка сидела рядом с ним, завернувшись в одеяло, одной рукой он обнимал ее за плечи. Когда он узнал своих знакомых, его красное лицо расплылось в широкой улыбке. Они с девушкой помахали им. В другой руке Весельчака была крепко зажата бутылка. Великий и могущественный бог Бахус в очередной раз спас своих почитателей.
Из глаз Нонни вдруг градом хлынули слезы.
— Как здорово, что они оба уцелели. Я все время думала, как они выберутся оттуда, из темноты.
Мисс Кинсэйл наконец-то выпростала руку из-под одеяла и тоже помахала. Потом заметила:
— От всей души надеюсь, что он не оставит бедную девочку после всего, что она для него сделала. — И вдруг добавила как бы между прочим: — Не думаю, однако, что он на это способен.
Сьюзен воскликнула:
— Но не бросит же он ее теперь! И потом, он так нежно ее обнимает…
— …и бутылку тоже, — сухо закончила мисс Кинсэйл. — Они же оба пьяны. Разумеется, он ее бросит. Все мужчины одинаковы.
— Знаете, — сказал Мюллер, — может случиться нечто и похуже. Он женится на ней, и на обратном пути из мэрии она начнет наставлять его на путь истинный.
Сьюзен с горечью подумала: «Да, ну и разговоры начались».
Вторая шлюпка удалялась в сторону лайнера.
У Джейн Шелби вдруг схватило сердце, и в голове ее пронеслись бессвязные мысли: «Что все мы здесь делаем? Кто эти люди? И что им до нас? За что, за что у меня отняли Робина? И как после этого мы еще смеем жить? Во имя чего? Как же все глупо и бессмысленно!» И тотчас вдогонку им последовала еще одна мысль, на сей раз здравая и рассудительная: «Надо любой ценой поправить то, что я натворила. Безумно и преступно разрушать то последнее, что у нас осталось. Этому надо положить конец».
Она произнесла:
— Ричард, дай мне свою руку. Она так мне нужна.
Тот изумленно посмотрел на нее, словно силясь понять, не ослышался ли он, и нежно взял ее за руку.
Джейн сказала:
— Мы нужны друг другу в нашей общей скорби. То, что я сказала тогда там, внизу… Я была не в себе.
Разум мой помутился от горечи и скорби. Я сама не ведала, что творила. Это все неправда, все, все неправда! Я чуть было тогда не помешалась. Дик… нашего мальчика, нашего сына больше нет!!!
Он смотрел на нее, до глубины души тронутый ее словами и ощущая необыкновенный прилив сил. Он вновь обрел душевное равновесие и уверенность в себе, которых, как ему казалось, он лишился уже навсегда. Он уже напрочь забыл, да и не хотел никогда больше вспоминать, сказанное ею тогда в гневе и ярости. То было пустое сотрясение воздуха. Главное же, что он снова стал самим собой.
Он обнял ее, привлек к себе и нежно прошептал:
— Мы выстоим, любовь моя, обязательно выстоим.
Сьюзен с восхищением посмотрела на них и поняла, что стала немного взрослее.
Несмотря на палящее тропическое солнце, Мюллера били нервная дрожь и озноб. Он уцелел. Почему, ради чего и ради кого? Ради Нонни, чья жизнь и судьба отныне были в его руках? И что она для него? Награда? Наказание? Услада или же камень на шее? Он мысленно обратился к своим друзьям и спросил их: «Что вы на все это скажете?»
Мартин высунул голову из-под одеяла, поправил съехавшие на нос очки в золоченой оправе и начал напряженно всматриваться в лица спасенных, плывших во второй шлюпке. Со страхом и в то же время с неясной надеждой он выискивал глазами копну пышных, блестящих волос и пытался поймать взгляд чарующе сияющих глаз, в омуте которых он так часто сладко тонул. Но Вильмы Льюис там не было.
Он думал про себя: «Значит, все обошлось, как я и хотел. Я спасся, и, может быть, даже мое имя попадет в газеты. А на самом-то деле я просто грязный, похотливый недомерок, коротышка, закрутивший этакий круизный романчик с разбитной вдовушкой. И никто никогда ничегошеньки не узнает — ни тебе порицания, ни тебе воздаяния. Адюльтер, так сказать, за счет заведения».
Не надо было даже ни в чем признаваться жене. Он испытывал и облегчение, и угрызения совести. Ведь где-то, когда-то и как-то должен же он будет получить по заслугам.
Мюллер повернулся к офицеру и спросил:
— Где мы сейчас? С какого вы корабля и куда шли?
— Лайнер «Лондон Тауэр», Антильские линии, сэр. Круизы из Веракруза в Гавану, на Бермуды и в Лондон. Сейчас идем в Англию. Скоро вас примут на борт, и все будет хорошо. Смею заметить, сэр, что вам очень крупно повезло.
— Да, ясное дело, — вставил Шелби. — А как вы думаете, что же все-таки произошло?
— Подводное землетрясение, сэр, — ответил молодой старшина.
Ричард вдруг встрепенулся, до конца осмыслив слова офицера.
— В Англию? В Лондон? — изумился он. — Но мы американцы, нам туда не надо.
К нему вернулось то странное ощущение, что он испытал в недрах «Посейдона»: если они выберутся на свет Божий, то окажутся прямо дома, в Детройте.
— Уверен, что все разрешится наилучшим образом, сэр.
Мартин сказал:
— Я хотел бы послать телеграмму жене в Чикаго.
— Непременно, сэр.
Роузен, завернутый в одеяло по самые глаза, дрожал, как в лихорадке, и лишь твердил, словно заклинание:
— Мамочка, мамочка, мамочка!
Нонни попыталась успокоить его. Она шевельнулась, одеяло сползло вниз, открыв сбившуюся розовую набедренную повязку, тряпицу на груди и молочно-белую кожу, всю в масляных пятнах. Рулевой вытаращился на нее во все глаза и протянул:
— Вот так да-а-а! Ты откуда такая свалилась-то? С бала-маскарада, что ль?
Лицо Нонни тотчас же ощерилось, а губы сжались в тонкую, злобную нитку.
— Пасть захлопни! — рявкнула она, и в словах ее, как в капле воды, отразилось все то, что коробило Мюллера и что он так любил в ней: внешняя вульгарность и ершистость и внутренняя ранимость и незащищенность.
Он снова укрыл ее одеялом и с нежностью посмотрел ей в глаза.
Острым женским чутьем она поняла, какие чувства его раздирают, а практический ум подсказывал ей, что обещания, данные в минуты смертельной опасности, ровным счетом ничего не значат. Она прошептала:
— Вовсе не обязательно на мне жениться, Хьюби. Я и так никогда тебя не брошу. И буду с тобой, сколько ты захочешь.
Ему предоставлялась полная свобода выбора и действий, но вопреки всем доводам рассудка он не хотел с ней расставаться. Она была бы вполне удовлетворена ролью его любовницы до тех пор, пока он сам ее не бросит. Это устроило бы их обоих. Острота чувств притупится скоро, и станет ясно, как день, что они из разных миров и что им, по большому счету, не по пути. Но ему совсем не хотелось давать ей возможность однажды первой сказать: «Между нами все кончено». Да ни за что на свете!
Он нежно прижал ее к себе, как не раз прижимал в темном лабиринте бесконечных палуб лайнера:
— Не волнуйся, Нонни! Не трать напрасно силы.
Она успокоилась, и он был этому рад. А он, казалось бы, уже приняв решение, продолжал терзаться, разрываясь между голосом разума и зовом плоти, без конца задавая себе одни и те же вопросы: «Что же мне делать? Как с ней-то быть, а? И что обо всем этом скажут? И как же мне дальше жить?»
Внутри «Посейдона» раздался приглушенный взрыв, и возле его носа звонко лопнул еще один громадный водяной пузырь. На волнах закачалась офицерская фуражка с золотым галуном. Мюллер пробормотал:
— Когда тебя назвали «Посейдон», то, вероятно, чем-то оскорбили бога землетрясений.
Нонни спросила:
— Ты что-то сказал, дорогой?
Мюллер подавил в себе желание одернуть ее и отрезать: «Не называй меня дорогой» и проговорил:
— Да так, ничего, Нонни. Давай попрощаемся с кораблем.
Нонни снова заплакала. Слезы градом текли по ее перепачканному нефтью лицу.
— И со всеми, со всеми нашими, — всхлипывала она.
— Увы, ничего уж тут не поделаешь, — согласился он.
Сотрясаясь от рыданий, она уткнулась лицом в его плечо.

Финал


Катер с «Монро» поравнялся со шлюпкой и сбросил скорость, так что теперь они шли параллельными курсами в нескольких ярдах друг от друга. Командир фрегата выкрикнул:
— Пассажир, который… — Он запнулся и добавил. — Жена которого…
Рого осторожно тронул Роузена за плечо и произнес:
— Мэнни, по-моему, он к вам обращается.
Тот высунул голову из-под одеяла, поморгал заплаканными глазами, чтобы привыкнуть к яркому свету, и недоуменно огляделся.
Командир корабля продолжал:
— Простите, сэр, что обращаюсь к вам подобным образом. У меня еще не было возможности выверить список пассажиров. Ваша… Тело вашей жены — на втором нашем катере. Сейчас ее поднимают на борт.
Непостижимым образом этому маленькому человечку с осунувшимся лицом и со стоявшими дыбом слипшимися редеющими волосами, утратившему свою прежнюю веселость и жизнерадостность, удалось собрать все мужество и с достоинством произнести:
— Меня зовут Эммануил Роузен. Прошу вас, позвольте мне быть с ней. Я хотел бы быть с ней рядом. Возьмите меня тоже на борт, пожалуйста…
— Хорошо, — ответил капитан. — Скоро вас примут на борт.
Затем он спросил:
— Сколько среди вас американцев?
Мартин, утративший свои прежние полномочия, казалось, потерял и всякий интерес к происходящему. За него ответил Мюллер:
— Мистер и миссис Шелби с дочерью, мистер Мартин, мистер Рого и я.
— А англичан?
— Двое. Мисс Кинсэйл и… — помедлив самую малость, — мисс Пэрри. Мисс Кинсэйл — пассажирка, а мисс Пэрри из обслуживающего персонала.
— А еще один?
— Это палубный матрос, — объяснил Мюллер. — Он был в нашей группе, которую вел…
Он вдруг запнулся, пораженный тем, с какой быстротой и легкостью он вычеркнул преподобного Фрэнка Скотта из своей памяти. Но прошлое так не хотелось ворошить, и он тотчас продолжил:
— Он турок. Зовут его Кемаль. Он говорит только по-турецки и по-гречески, а по-английски знает всего лишь несколько слов.
Услышав свое имя, Кемаль расплылся в улыбке и помахал рукой.
Немного помедлив, капитан сказал:
— Тогда, полагаю, ему лучше отправиться в Лондон. Оттуда его репатриируют на родину. — Тут он заговорил громче, обращаясь ко всем уцелевшим.
— Я связывался по радио с капитаном «Лондон Тауэра». Он примет всех англичан и европейцев. Во второй шлюпке есть бельгийцы, греки, французская чета, а также несколько англичан из числа членов экипажа. У меня четкий приказ из Вашингтона: взять американцев на борт «Монро» и доставить их в Майами, откуда вы отправитесь домой.
— Ах, Боже мой! — встрепенулась мисс Кинсэйл. — Тогда нам, наверное, надо друг с другом попрощаться!
Сказано это было таким тоном, как будто бы теплоход причаливал, уже приняли швартовы, а пассажиры жали друг другу ручки и чмокались посреди расставленных на верхней палубе чемоданов. Остальные застыли, ошеломленные. Им и в головы не могло прийти, что они когда-нибудь расстанутся, что их несколько странноватая и разношерстная, но тесно спаянная команда, прошедшая через невероятные испытания и лишения, так вот вдруг распадется.
Никто не знал, что и как ей ответить. Дежурное «Приятно было познакомиться» ни в какие ворота не лезло. И уж совсем бестактно звучали бы утешения по поводу гибели Скотта.
Спасла положение Джейн Шелби.
— Как это все-таки ужасно! Мы непременно должны переписываться.
— Да, да, конечно, — отозвалась мисс Кинсэйл. Она странно развела руками и смущенно рассмеялась. — Действительно, как глупо все получилось с моей стороны! У меня и ридикюля с собой нет. Пишите в «Браунс Бэнк», Кемберли. Письмо дойдет, и запомнить очень легко.
Джейн сказала:
— А нам с мужем пишите в Детройт на адрес «Крэнборн Моторс Компани».
Они уже приближались к борту «Лондон Тауэра», выкрашенному в белый цвет от ватерлинии до самой верхней палубы.
Капитан приказал:
— Третий, примете двух англичанок и матроса, американцев доставьте на «Монро». Он вот-вот подойдет.
— Слушаюсь, сэр, — ответил третий помощник.
Они все больше отдалялись от «Посейдона», чей перевернутый киль остро торчал из воды, резко выделяясь на фоне волн. Шлюпка почти вплотную подошла к борту корабля. С грохотом открылись шлюзовые двери, и был подан трап. На спасенных смотрело множество людей, и под их любопытными взглядами Мюллер и Нонни невольно разжали сомкнутые руки и чуть отодвинулись друг от друга. Носовой гребец спрыгнул на небольшую ступеньку, и третий помощник пригласил:
— Англичан прошу на борт.
Затем он повернулся к мисс Кинсэйл.
— Дайте вашу руку. Сейчас вы переоденетесь и согреетесь.
— Позвольте вам помочь, дорогая, — произнесла медсестра и по-матерински обняла Нонни, которая машинально поднялась, когда выкликнули англичан. Она вполоборота посмотрела на Мюллера и беспомощно пролепетала:
— Я англичанка. Надо идти, да?..
Тот был настолько не готов к такому повороту событий, что лишь невнятно пробормотал:
— Ну да… Пожалуй… Может быть…
Сестра уже вела Нонни вверх по трапу.
— Бедняжка, как же вы настрадались! Сейчас вот выпьете чайку, отдохнете, и все как рукой снимет.
Мюллер медленно поднялся на ноги. Лицо его выражало крайнее недоумение и полное непонимание происходящего.
— Нонни! — наконец крикнул он. — Все будет хорошо, слышишь! — И, как бы спохватившись, добавил. — Я приеду за тобой, обязательно!
Джейн Шелби взмахнула руками.
— До свидания, мисс Кинсэйл! Счастливо! Мы непременно напишем!
Вельбот отдал швартовы. Рого, Мартин, семья Шелби и даже Роузен махали руками и кричали:
— До свидания, мисс Кинсэйл! Пока, Нонни! Счастливо, Кемаль! — Все это произошло настолько быстро и так буднично и обыденно, что Нонни даже не успела расплакаться.
До нее донесся голос Мюллера:
— Где мне тебя найти?
— В Фэрхэм Кросс, рядом с Бристолем! Улица Эйвон Террас! — Она кричала что было сил, голос ее летел ввысь, перекрывая шум волн и возгласы остальных. — Дом двадцать семь! Нас там все знают! — И наконец разрыдалась. — О, Хьюби мой, Хьюби!
Мюллер сложил руки рупором и прокричал сквозь рев ветра и волн:
— Я приеду за тобой, Нонни!
Еще не выйдя из тупого оцепенения, в каком он позволил ей оставить себя, Мюллер вдруг ясно понял, что никогда больше не увидит Нонни. Его охватило тихое, опустошающее отчаяние. Что же произошло? Почему он позволил ей уйти? Что же заставило его сделать это? Ах, если бы только она сказала не «Надо идти, да?», а «Можно я пойду?», он, нисколько не кривя душой, тотчас бы ответил: «Нет, никуда я тебя от себя не отпущу».
Он чувствовал, что отчаяние, боль и опустошенность переживает не он один, но и Рого, Роузен, все Шелби и, возможно, даже бедная мисс Кинсэйл. Как утопающий за соломинку, он ухватился за спасительную мысль: «У тебя еще есть последний шанс. Необязательно садиться на американское судно. Шлюпка ведь вернется на „Лондон Тауэр“. Надо остаться в ней, вновь оказаться рядом с Нонни, обнять ее и прижать к себе…» Эта воображаемая картина немного подбодрила его.
Мартин вдруг сказал:
— Послушайте, Рого! Теперь-то, когда все кончилось, можете вы сказать, за кем все-таки охотились? — И тут же добавил, словно его осенило: — Неужели это был Скотт?
Рого повернулся и смерил его холодным, пронзительным взглядом детектива, насквозь буравя его маленькими глазками. Едва шевеля губами, он произнес:
— Да оставьте же вы меня в покое, ради всего святого! Сейчас-то какая разница, охотился я за кем или нет? Все равно этот гад погиб. И моя жена тоже…
Тут он вдруг желчно и холодно добавил:
— Как и та белобрысая дамочка, с которой вы все время тискались. — И снова повернулся к Мартину спиной.
Как ни странно, тот даже не удивился. Напротив, он испытал странное облегчение.
— Так вы все знали?
Рого резко обернулся.
— Да, — ответил он. — Да, знал.
Лишь мгновение Мартин гадал, как это Рого до всего докопался, а потом подумал: ну и что из этого? Может, еще кто-то знал, а толку-то? Но у него сразу, вопреки всякой логике, почему-то отлегло от сердца.
Мюллер все слышал. «Ах ты, паскуда! — подумал он. — Так вот кто ее охмурил!» Хьюго никак не мог взять в толк, какими такими ухищрениями этому седому ссохшемуся коротышке удалось окрутить такую роскошную пышнотелую женщину.
И что там Рого и Скотт, продолжал ломать голову Мюллер. Сколько же еще неразрешенных загадок оставит после себя этот смертельный круиз?
Послышались крики, и о нос шлюпки глухо ударились концы швартовочных тросов. Над вельботом навис серый борт «Монро», палуба его была полна матросов в белых форменках и офицеров с золотыми галунами на белоснежных мундирах и фуражках. Командир корабля, руководивший спасательными работами, смотрел вниз, перегнувшись через поручни, а двое матросов стояли у шлюзового трапа.
Скотт и Рого, Рого и Скотт! «Сейчас-то какая разница, охотился я за кем или нет? Все равно этот тип погиб». Этот ответ детектива не умолкая звучал в голове Мюллера, и он снова и снова возвращался к тайне их соперничества. Рого ненавидел священника. Но Рого в той же мере ненавидел и всех остальных.
Шлюпка быстро пришвартовалась, и семья Шелби поднялась на борт. За ними шел Роузен, спотыкаясь на каждом шагу: взгляд его был прикован к тому, что лежало ближе к корме, обернутое брезентом. Затем Мюллер, Мартин. Рого, как всегда, замыкал шествие.
Что все же их, Линду, Скотта и Рого, связывало? Или же Рого до самых печенок достали бесконечные расспросы, что да как он делал на корабле, он не выдержал и ответил так, чтобы раз и навсегда положить конец всем недомолвкам? Мюллер спросил себя: а почему бы полицейскому и впрямь не отправиться в круиз, как всем нормальным людям? И потом: каким образом человек вроде Скотта мог оказаться втянутым в какие-то делишки, чтобы привлечь столь пристальное внимание крепкого орешка из Бродвейского управления? Слишком все это надуманно и неправдоподобно.
Раскаленная на солнце палуба фрегата жгла ноги. Командир заметил это и сказал:
— Потерпите еще немного, все будет в порядке. — А когда Мартина и Рого приняли на борт, то крикнул вниз: — Спасибо, старшина!
Затем он повернулся к спасенным:
— Прошу вас. Для вас приготовлены каюты и свежее белье.
В голове Мюллера навязчивой каруселью вертелись три имени: Рого, Линда, Скотт. Он подумал: «Линда погибла, Скотт тоже. О чем же они с Рого говорили, когда спустились к бедняжке, нанизанной, словно бабочка на иглу, на тот жуткий стальной стержень? Только ли гордыня или дерзость побудили Скотта броситься навстречу собственной гибели, ибо он помыслил, что Господь решил разрушить все им достигнутое и он не сможет вывести горстку людей из темной бездны перевернувшегося „ковчега“? Или же этот полисмен сквозь зубы процедил слова, заставившие Скотта принять роковое решение — лучше умереть, чем остаться жить? Нет, во всем этом нет ровным счетом никакого смысла, как и в том, что Скотт проклял своего Бога, прежде чем свести счеты с жизнью». Было ясно, как день, что гладкое, бесстрастное лицо Рого и его пронизывающий, холодный взгляд не скажут больше ничего.
Рого вдруг впился в него теми самыми своими холодными глазами, о которых вспомнил Мюллер, и сквозь зубы процедил:
— Так, значит, вы ее отпустили.
Мюллер не ответил. Ему нечего было ответить, ибо так оно и было.
Но Рого еще не все сказал. Ровным голосом, лишенным всяких эмоций, он произнес:
— Я всегда знал, что ты гнида.
Мюллеру и на это нечего было возразить. Словно заканчивая чтение приговора, Рого подытожил:
— Для нее это даже к лучшему. Такие, как ты, отравляют вокруг себя все живое. — И резко отвернулся от него.
К командиру фрегата подошел судовой врач и сказал:
— Сэр, думаю, надо разместить их по каютам, накормить и дать им отдохнуть. У них у всех нервное потрясение.
Вдруг среди стоявших на палубе пронесся какой-то неясный ропот, и вскоре раздались возгласы:
— Тонет, тонет! Он погружается!
Все ринулись к поручням. Капитан, врач и семеро американцев остались на месте, пристально наблюдая, как в полумиле от них нос исполинского китообразного чудовища заскользил вниз и скрылся в сверкавших и переливавшихся под лучами солнца волнах.
Корма «Посейдона» со счетверенными винтами, похожими на гигантские вентиляторы, задралась высоко вверх. Казалось, что лайнер отойдет в небытие в подобающей таким ситуациям тишине, как вдруг на обоих кораблях взревели сирены и гудки, провожая былого властелина морей в последний путь.
Всего лишь на мгновение корма повисла в воздухе, а затем величественно и скорбно навсегда скрылась в пучине океана. На притихших волнах остались лишь масляные пятна да мелкий мусор.
Джеймс Мартин подумал: «Так, значит, не выкрутиться мне. Не выгорит на этот раз. Скорей всего, у фараона этого что-то на меня есть». Он сразу понял, что этот макака Рого не робкого десятка. И к тому же не чужд шантажа. Так слышал все-таки Мюллер или нет? Мартин твердо решил, что когда доберется домой, расскажет все, как было.
Роузен незаметно отделился от группы и сел, обхватив голову руками, рядом с укрытой брезентом фигурой, лежавшей на раскаленной палубе. Когда раздались крики и взвыли сирены, он посмотрел вслед погружавшемуся в пучину «Посейдону» и произнес:
— Мамочка, как бы мне было там хорошо. Вдвоем с тобой…
Джейн и Ричард Шелби стояли плечом к плечу, Сьюзен же чуть поодаль от них. Ричард мысленно возвращался к самому началу этого кошмарного круиза: «А стоило ли вообще идти за Скоттом? Может, он и в самом деле был ненормальный?» Ведь те, на носу корабля, сидели себе спокойно в обеденном зале и ждали, пока появится старший офицер и скажет им, что и как делать. Если бы он поступил так же, быть может, его сын был бы жив. Теперь они никогда уже не узнают, что случилось с мальчиком. Он подумал: «Как бы то ни было, Джейн простила меня», обнял ее за талию и привлек к себе.
Она изо всех сил надеялась и молила Всевышнего, что ее сын мертв, что плоть от плоти ее не испытывает мучений и страданий, а мирно вознесся на небеса, и что виденное ею ужасное зрелище было его прощанием с грешной землей. Джейн никого ни в чем не винила, кроме себя самой. И сейчас она безмолвно сказала последнее «прощай» не только своему сыну, но и самой себе; точнее, тому своему «я», что на краткий миг проявилось из мрачных глубин подсознания, но теперь, как хотелось верить, навеки сгинуло в морской пучине вместе с останками затонувшего корабля.
Сьюзен Шелби стояла, вцепившись в поручни, и не сдерживала катившихся по щекам слез. Не много ли она вынесла утрат за одну «увеселительную» поездку: ее младший брат, ее наивная юность, вдребезги разбитый образ на первый взгляд благополучной семьи и домашнего очага… Но была еще одна причина для горьких слез.
Распухшими, заплаканными глазами она напряженно следила за проплывавшей мимо шлюпкой с «Лондон Тауэра» со спасенными членами экипажа. Она высматривала среди них юное личико со светло-голубыми глазами и розовыми щечками, обрамленное льняными волосами. Но, увы, его там не было. Этот милый мальчик, едва ли старше ее, мимолетная встреча с которым навсегда перевернула и изменила ее жизнь, сгинул в пучине, как и многие другие. Наперекор всему она не могла и не хотела верить, что он погиб.
И тут бок о бок с охватившими все ее существо безысходностью и отчаянием родилась слабая искорка надежды, а затем страстное желание и даже мольба, что вдруг она беременна от него, что он не умер, а оставил в ней частицу себя, которой будет суждено прожить то, что не успел прожить он. И она свято верила, что если так назначено судьбой, рождение ребенка станет самым главным и самым радостным событием всей ее жизни.
Он будет похож на него, как две капли воды: с таким же правильно очерченным ртом, вздернутым носиком и розовыми щечками. Когда он чуть подрастет, она непременно отвезет его с собой в… как, он говорил, называется этот город? Галл, конечно же, в Галл! Он сказал, что родом из Галла и что у его отца с матерью там рыбная лавка. Совсем нетрудно будет разыскать родителей молодого моряка, погибшего на «Посейдоне». Они возьмут малыша на руки, а она скажет:
— Герберт не погиб, нет, совсем нет! Он жив, вот же он.
Представив эту картину, она сквозь слезы улыбнулась самой себе и прошептала: «Господи Всемогущий, да будет так, молю тебя».

Ссылки по теме


Слушать «Посейдон»


Читать биографию Пол Гэллико


Слушать аудиокниги Пол Гэллико

Поделиться

Другие произведения