Читать «Поварёнок Люлли»

Было это давным-давно. Так давно, что тебе это трудно представить.

Так вот, в те далёкие времена в Италии, в итальянском городе Флоренции жил мальчуган. Звали его Джованни-Баттиста Люлли. Почему Джованни и почему Баттиста? Почему сразу два имени? А у итальянцев так бывает: ребятишкам частенько дают сразу два имени.

Однажды мальчуган Джованни-Баттиста шёл по дороге. Было ему тогда лет тринадцать.

Хоть за спиной его висела гитара, в карманах у него было совсем пусто. Да и в животе не слишком густо. Поутру хозяин прогнал его. Дал хорошего подзатыльника и крикнул: «Таких лодырей мне не надо! Чуть солнце на небо — он хвать гитару да за песенки! А работать кто будет? Отправляйся хоть на край света, только подальше от моего дома…»

И теперь Джованни-Баттиста шагал сам не зная куда.

А шагая, размышлял: «Неужто и петь нельзя, если петь охота? Бедная моя старушка (это он так гитару называл), что нам с тобой делать? Куда деваться? И поесть ведь тоже неплохо…»

А надо сказать, что мальчишка был один-одинёшенек: никого у него на свете не было: ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестёр, ни бабушек, ни дедушек… Даже ни одной дальней тётки у него не было!

Вот и брёл наш Джованни-Баттиста по пыльной дороге, которая начиналась у ворот прекрасного города Флоренции, а где кончалась — было ему неизвестно.

Шёл он и шёл, пока не увидел на обочине дороги камень.

А увидев камень, он присел на него, положил гитару на колени, легонько провёл пальцами по струнам и заиграл. Заиграл и запел.

Только не думай, что песенка его была грустна и печальна. Ничего подобного! У мальчишки был весёлый нрав, и хоть в животе у него бурчало от голода, он принялся распевать весёлые песни.

И вдруг вдали показалась карета.

«Ух ты, — тотчас смекнул хитрец. — А не катит ли ко мне густая похлёбка с чесноком, а может, и макароны в придачу? Ну-ка, старушка, давай постараемся для того богатого синьора, который в карете…»

Тут он запел и заиграл ещё веселее, ещё звонче.

А карета и вправду, проехав мимо, взяла да и остановилась. С козел спрыгнул слуга и зашагал к мальчугану, сидящему на камне.

Джованни сразу заметил: и что карета остановилась, и что прямо к нему идёт слуга. Но вида не показал. Играл себе да играл, пел себе да пел. Да всё громче и громче, всё веселее и веселее… Про себя же думал: «Так оно и есть! Идёт ко мне похлёбка. Похлёбка с чесноком! А может, монеты, которую бросит господин за мои песни, хватит и на макароны?»

— Эй, ты!.. — крикнул слуга. — Оглох, что ли? Зовёшь его, кричишь ему… — Он изо всех сил потряс мальчишку за плечо.

Тогда только Джованни-Баттиста перестал играть. Поднял на слугу глаза и спросил удивлённым голосом:

— Не меня ли вы кличете, добрый синьор?

— Поднимайся-ка поживее. Тебя требует сам герцог Гиз.

Мальчишка был смел и боек на язык, за словом в карман не лез.

— Герцог Гиз? — переспросил он. — Это что за птица?

— Поговори мне! — И слуга так толкнул Джованни, что мальчишка чуть не слетел с камня. — Зовут, так иди…

— А вы не пихайтесь, синьор. Я и сам найду дорогу… С этими словами он поднялся с камня и, хоть не очень торопясь, однако побрёл к карете.

Вот уж что правда, то правда: никогда не знает человек, что ждёт его впереди! И наш голодный, но весёлый Джованни-Баттиста Люлли знать не знал и ведать не ведал, что решается судьба всей его будущей жизни. Знай об этом, он не шёл бы таким увальнем, еле переставляя ноги. Он помчался бы бегом.

В те времена герцог Гиз был одним из самых богатых и знатных людей Франции. Он возвращался из Италии в свой парижский замок.

Люлли, подойдя к карете, учтиво поклонился.

Герцог поднёс к глазам лорнет. Окинул взглядом мальчугана с головы до ног и пробормотал вполголоса, будто про себя:

— Живописен… Весьма живописен! А ну-ка, малыш, спой ещё! Не ленись…

Люлли не заставил себя просить дважды. Песен он знал множество. Можно прямо сказать, что голова и сердце у него были битком набиты песнями. И он запел их одну за другой. Он мог петь до позднего вечера, а то и всю ночь напролёт. Вот до чего Джованни любил свои песни и свою гитару!

Герцог, который понимал толк в музыке, уже не себе под нос, а довольно громко произнёс:

— Гм… Его песни могут понравиться парижанам. А мои музыканты многому могли бы обучить этого сорванца…

— Кланяйся, кланяйся, дуралей, — между тем на ухо Люлли шептал слуга. — Кланяйся ниже.

Но Люлли было не до поклонов. Он глаз не сводил с лица герцога, а душа его была полна смутных надежд.

— Уж не думаешь ли ты, маленький плут, — посмеиваясь проворчал герцог, — что я намереваюсь взять тебя в Париж?

Люлли ничего не ответил, только молча потупился.

А герцог продолжал, откинувшись на яркие атласные подушки:

— Тем не менее это так. Только устраивайся где хочешь. Думается, что на запятках кареты ты доберёшься превосходно, а?

Так, одним прекрасным днём из Флоренции в Париж отправился итальянский мальчуган Джованни-Баттиста Люлли.

Что и говорить, не так-то легко ехать на запятках кареты. Да ещё много-много дней подряд. Но он был на редкость стойким и выносливым, этот мальчуган. Он никогда не жаловался. Наоборот: всякий раз, когда герцог останавливался в какой-нибудь таверне передохнуть и закусить, Люлли пел ему песни, подыгрывая себе на гитаре. И всякий раз вокруг собиралась толпа.

Наконец они приехали.

«Ого, вот это хижина! — подумал Люлли, с удивлением разглядывая великолепный замок, освещенный огнями. — Одних окошек больше, чем звёзд на небе, о другом я уже и не говорю…»

Но в ту самую минуту, когда карета остановилась у крыльца, управляющий доложил герцогу, что его любимый пёс тяжко захворал. Ах, как расстроился герцог. Он так расстроился, что тут же напрочь забыл и о Люлли и о его песнях.

До поздней ночи мальчик простоял у крыльца, надеясь, что о нём кто-нибудь вспомнит.

Куда там! У каждого свои дела, свои заботы, до него ли тут?..

Лишь на рассвете его заметил главный повар.

— Эге-ге-ге, — пробормотал он, разглядывая мальчика, спящего на траве возле крыльца. — А мне как раз нужен ещё один поварёнок. Не подойдёт ли этот?

И, растолкав Люлли, он приказал ему идти на кухню.

Вот и получилось — вместо музыкантов учителями Люлли стали повара. А вместо игры на гитаре он день-деньской стал ощипывать перепёлок и фазанов, и вместо звуков музыки он день-деньской слушал, как в медных кастрюлях кипят соусы и как на вертелах, шипя, жарятся туши диких кабанов и оленей.

Но всё равно песни поварёнка Люлли звучали с утра до вечера под низкими сводами кухни. Петь ему не возбранялось.

— Пусть себе горланит, — говорил главный повар, — лишь бы руки исправно делали своё дело!

Так прошёл год, а может, и два. И никогда Франция не гордилась бы своим композитором Жаном-Баттистом Люлли, если бы не один случай…

А случилось вот что. Однажды к герцогу Гизу пожаловал сам король Франции по имени Людовик. Хотя в то время королю было не более восьми лет от роду, но королей всегда встречают по-королевски.

В тот день, ещё затемно, в кухне началась великая кутерьма: в честь маленького короля Франции и его свиты готовился королевский ужин. Не меньше десяти поваров возились около больших и маленьких медных кастрюль, орудуя ложками и поварёшками. Не меньше двух десятков поварят ощипывали птицу. В очагах ярко пылал огонь. А среди груды фазанов, куропаток и перепелов, весь облепленный пухом и перьями, сидел и наш Джованни.

По кухне расхаживал главный повар. Он всех поторапливал, на всех покрикивал:

— Живей, живей, бездельники! У нас должен быть такой ужин, чтобы все повара Франции позеленели от зависти. Мы должны зажарить четырёх диких кабанов и трёх оленей. Мы должны приготовить пятнадцать паштетов! Мы должны… А ну-ка, схожу узнаю, к которому часу готовится пир?

Чуть только главный повар переступил порог кухни, как все двадцать поварят и все десять поваров кинулись к Люлли:

— Бросай скорей своих цыплят, Люлли!

— Джованни, вот твоя гитара!

— Залезай на бочку, Баттиста!..

— Тарантеллу давай, Люлли, тарантеллу!

— Нет, лучше сыграй нам гавот, Люлли! Тот самый, который ты недавно придумал…

— Гавот, гавот, гавот! — в один голос закричали все двадцать поварят.

Откуда ни возьмись, в руках у Люлли — гитара, а сам он — на огромной бочке. То-то пошло веселье под низкими сводами кухни!

Всё было забыто — и перепёлки, и фазаны, и даже огромный торт, который украшался розовым кремом и зелёными цукатами. Песня сменялась песней. И вскоре все двадцать поварят и все десять поваров пустились в пляску.

В самый разгар веселья главный повар вернулся в кухню и заорал.

— Ах вы, лентяи, бездельники, лоботрясы! Так-то вы готовитесь к встрече короля Франции! А всё ты, негодный мальчишка! Ты и твоя гитара…

Тут он выхватил гитару из рук Люлли и одним махом запустил в огонь.

Охваченная пламенем, гитара сгорела в одно мгновение. От неё осталась горстка пепла — вот и всё.

Как рыдал бедняжка Люлли! Нет у него больше его старой гитары, которая делила с ним и горести и радости. Шагала вместе с ним по каменистым дорогам Италии, и под холодными порывами ветра, и под жгучими лучами солнца. Помогала ему переносить побои хозяев. Теперь он остался один на всём белом свете. Один-одинёшенек…

Между тем в прекрасных залах дворца начался бал. В первой паре, чуть касаясь пальцами руки герцогини Гиз, выступал сам король Франции. Он был в золотом камзоле. Локоны его парика лежали на спине. Все танцевали менуэт — плавный и грациозный танец.

Дамы и кавалеры шли парами по блестящему паркету, то останавливаясь и кланяясь друг другу, то степенным, размеренным шагом скользя дальше.

Вдруг король гневно топнул ногой и крикнул:

— Герцог Гиз, сейчас же подойдите ко мне!

Герцог сломя голову кинулся к королю. Все танцующие тоже прекратили танец и обернулись к королю.

— Ваши музыканты никуда не годятся, — сердито сказал король.

— Ваше величество, — начал было герцог, — мой оркестр — лучший в Париже, лучший во Франции… Мои музыканты…

— А я вам говорю: ваши музыканты не умеют играть! Они всё время сбиваются с такта.

— Позвать сюда первую скрипку! — крикнул герцог.

А бедный скрипач тут как тут. Скрипка в одной руке, смычок — в другой. Зуб на зуб не попадает от страха. Заикаясь, он бормотал:

— Это… это… это… какой-то другой оркестр нам мешает… Это… это… это… какая-то другая музыка сбивает нас с такта…

Король затопал теперь не одной, а сразу двумя ногами:

— Хочу, чтобы здесь сейчас же был второй оркестр!

Герцог развёл руками:

— Ваше величество, у меня нет и не было другого оркестра.

Но король крикнул: «Я приказываю!» — и слуги заметались по всему замку в поисках неведомого оркестра.

Осмотрели все комнаты, осмотрели все залы замка. Никого! Побывали на всех чердаках. А там только мыши и крысы. Сбегали в парк. Но в парке вовсю квакали лягушки да журчала вода в фонтанах. И, наконец, спустились вниз, туда, где находилась кухня.

И вот среди гостей раздался шёпот:

— Нашли второй оркестр… Ведут, ведут музыкантов…

Слуги впихнули в зал мальчугана в поварском фартуке.

На чумазом лице поварёнка ещё были заметны следы слёз, но глаза плутовски блестели. По всему было видно, что он ничуточки не испугался восьмилетнего короля Франции. Он с любопытством смотрел на золотое великолепие зала.

— Вот он, ваше величество! — низко кланяясь, проговорил первый скрипач оркестра, подтолкнув поварёнка к королю.

У короля от удивления вздёрнулись брови.

— Но говорили об оркестре, а я вижу перед собою… — тут король весело засмеялся, — лишь одного музыканта! И престранного к тому же…

Все придворные тоже принялись смеяться:

— Ха-ха-ха, вот так музыкант!

— Ха-ха-ха, да это всего лишь поварёнок!

Король нахмурился:

— Я приказал, чтобы здесь был оркестр. Где он?

Тогда, скромно потупившись, Люлли сказал:

— Оркестр — это я! — И прибавил, ничуть не смутившись — Я и мои кастрюльки.

— Неужели? — спросил Людовик, с любопытством разглядывая бойкого поварёнка.

Но, вспомнив, что как-никак он король Франции, снова топнул ногой. Уже третий раз за этот вечер.

— Хочу видеть, как он играет на кастрюльках! Сейчас же! Немедленно!

— Нет ничего проще, ваше величество! Стоит лишь вам спуститься вниз в кухню. Или… или прикажите всем моим кастрюлькам подняться из кухни сюда, в этот зал.

При этих словах Люлли отвесил королю Франции самый изысканный поклон.

Людовик засмеялся:

— Пусть все кастрюльки поднимутся из кухни наверх. Я приказываю!

— И скалки, и скалки, — подхватил Люлли. — Не забудьте про скалки!.. — крикнул он слугам, которые тотчас ринулись выполнять приказ короля. — А то чем же я буду выстукивать на кастрюльках мой гавот, ваше величество!

И вот тогда-то и началось самое главное.

Когда слуги герцога притащили из кухни скалки и кастрюльки, поварёнок Люлли, ничуть не смутясь тем, что эти кастрюльки были изрядно закоптелыми, принялся устанавливать их на блестящем паркете зала. А когда они выстроились по порядку, так, как было нужно, Люлли взял в каждую руку по скалке и спросил короля:

— Можно начинать, ваше величество?

Король забыл, что ему нужно ответить по-королевски: «Я приказываю!», и с нетерпением вскричал:

— Начинай же, начинай поскорее!

И Люлли начал выстукивать деревянными скалками на медных кастрюлях гавот — старинный хороводный танец, который так любят крестьяне Прованса.

И надо вам сказать, что это была прелесть что за музыка! Весёлая! Звонкая! И такая живая, что ноги всех придворных дам и кавалеров да и самого короля Людовика готовы были тут же пуститься в пляс.

Едва Люлли сыграл свой гавот до конца, как король воскликнул:

— Хочу ещё раз!

А затем он велел повторить гавот снова, теперь уже в третий раз.

И хотя было ему всего лишь восемь лет, вспомнив, что он всё-таки король Франции, Людовик в этот вечер отдал свой последний приказ:

— Герцог Гиз, — он величественным жестом показал на бойкого поварёнка, — пусть он…

Люлли, отвесив учтивый поклон, проговорил:

— Меня звать Джованни-Баттиста Люлли, ваше величество!

Король чуть нахмурился.

— Герцог Гиз, пусть Джованни-Баттиста Люлли немедленно переедет в мой дворец. Мне нравится его музыка. Я хочу слушать её каждый день.

— А кастрюльки мы тоже возьмём с собой? — чуть посмеиваясь, спросил Люлли.

— И кастрюльки тоже пусть едут с нами, — сказал король и, обратившись к герцогу Гизу, приказал: — Герцог Гиз, ваши кастрюльки сегодня переезжают в мой дворец…

Герцог Гиз лишь поклонился.

— А скалки, ваше величество?

— И скалки тоже, тоже! — воскликнул маленький король.

— Только позвольте мне, ваше величество, проститься с моими друзьями? — попросил Люлли.

— Позволяю! — важно сказал король.

И Люлли бегом помчался на кухню. Он нежно простился со всеми двадцатью поварятами и со всеми десятью поварами. А главный повар поклонился ему ниже пояса.

— Как же мы будем без твоих песен, Люлли? — печально спросил самый маленький из поварят.

— Вы услышите их ещё не раз! — весело ответил Люлли, пристраиваясь на запятках королевской кареты.

Но нет, не королю Франции и даже не тем учителям, которые стали обучать его всем музыкальным наукам, был обязан поварёнок Люлли, что стал одним из самых выдающихся композиторов Франции. Он всего добился сам — своим большим талантом, своим умением трудиться и своим живым и смелым нравом.

Жан-Баттист Люлли прожил долгую и блистательную жизнь. Он написал множество опер, балетов, танцев и песен. Его музыка пользовалась успехом не только среди придворной знати. Его почитал и любил простой народ Франции. Его песни распевали и поварята возле жарких очагов, и угольщики в лесах Нормандии, и булочники, выпекающие хлеб, и виноградари, выращивая золотые и лиловые гроздья на холмах Бургундии.