Читать «Превосходный случай»

В одной из самых грязных и самых мрачных улиц, ведущих к дороге Сен-Дени, в Париже, стоит высокий и старинный дом, в нижнем этаже которого находится довольно большая мелочная лавка. Во всем квартале лавка эта считалась лучшею и содержалась уже несколько лет человеком, которого мы назовем Раменом.

Лет десять тому назад Рамен был веселый краснолицый сорокалетний мужчина; шутками он возбуждал посетителей покупать свои товары, как нельзя лучше умел польстить хорошеньким гризеткам и, чтоб упрочить их посещения, время от времени делал им по праздничным дням небольшие подарки. Некоторые видели в нем беззаботного, простосердечного малаго и удивлялись, каким образом, при его беспечности, так быстро накоплялись у него деньги; а знавшие его короче понимали, что он принадлежал к числу тех, которые "никогда не теряют случая". Многие уверяли, что, по определению самого Рамена, он был ни более, ни менее, как "bon enfant", и что все благополучие его "зависело от счастья". Рамен только пожимал плечами и смеялся, когда соседи намекали на его неподражаемое уменье отъискивать "превосходные случаи" и величайшее искусство пользоваться ими.

В одно прекрасное утро, в начале весны, Рамен завтракал в своей угрюмой комнатке, уничтожая какую-то темную жидкость, носившую громкое название лукового супа. Заглядывая в газету, которая лежала перед ним, он в тоже время бдительно наблюдал, чрез открытую дверь, за давкой. К концу завтрака, старая его служанка Катарина совершенно неожиданно сделала следующее замечание:

- Я полагаю, вам известно, что господин Бовель переехал в пустую квартиру в четвертом этаже?

- Что! воскликнул Рамен самым громким голосом.

Катарина повторила свое замечание. Рамен выслушал ее с глубочайшим вниманием.

- Так что же! пусть переехал! сказал он наконец с величайшей беспечностью. - А что поговаривают про этого старикашку? спросил он и снова предался тройному своему занятию: чтению, завтраку и наблюдению за лавкой.

- Говорят, что он почти умирает, продолжала Катарина: - и его ключница Маргарита божилась, что ему живым никак не добраться бы до своей новой квартиры, если бы не помощь двух носильщиков, которые подняли его наверх. Когда уложили его в постель, Маргарита спустилась к привратнице и проплакала там целый час. Она говорила, что у бедного её господина и подагра, и ревматизм, и страшная одышка; что хотя его и подняли наверх, но ему ужь никогда не спуститься вниз живому; что если бы ей удалось только убедить его приготовиться к смерти и сделать духовную, то она не стала бы и беспокоиться, - но, к несчастию, как только она заговоривала с ним о пасторе или адвокате, он принимался бранить ее как нельзя свирепее и уверять, что переживет еще ее и всех кого угодно.

Рамен слушал Катарину с таким напряженным вниманием, что забыл окончить свой луковый суп, и еще более: по окончании рассказа, он до такой степени углубился в размышления, что не заметил даже, как в лавку вошли два покупателя, которые с нетерпением ждали его появления. Наконец Рамен встал из на стола, и все слышали, как он воскликнул:

- О! какой превосходнейший случай!

Господин Бовель был предшественник Рамена. Каким образом последний получил лавку, это составляло для всех непроницаемую тайну. Никто не мог понять даже, каким образом получилось, что молодой и бедный прикащик заступил место своего патрона. Некоторые говорили, что он поймал Бовеля в обманах уголовного свойства, которые грозил обнаружить, если только лавка не будет передана ему в награду за молчание; другие утверждали, что, выиграв огромный приз в лоттерее, от решился во чтобы то ни стало подорвать торговлю своего хозяина, и что Бовель, смекнув дело, счел за лучшее принят небольшую сумму, предложенную прикащиком, и избегнуть гибельного соперничества. Некоторые сострадательные души, вероятно, тронутые несчастием Бокля, старались утешить его и вместе с тем выведать всю сущность дела; но все, что только могли узнать от него, состояло в горьком восклицании: "неужели вы думаете, что я допустил бы его обмануть меня!" - Восклицанию этому верили весьма охотно, потому что Рамен, расставаясь с хозяином своим, несмотря на свою молодость, умел весьма искусно сохранить вид невинного провинциала. Те, которые искали разрешения загадки от нового лавочника, узнали еще менее. "Мой добрый старый хозяин - весело и откровенно говорил Рамен - почувствовал необходимость в отдыхе; поэтому я долгом поставил себе облегчить его от хлопот, неизбежных при нашем ремесле".

Прошли годы; дела Рамена шли превосходно, и он ни разу не вспомнил и не наведался о своем добром старом хозяине. Дом, нижний этаж которого находился в полном его распоряжении, был назначен к продаже. Рамен давным-давно желал этого и уже почти окончательно условился с действительным владельцем дома в цене, - как вдруг Бовель неожиданно вмешался в дело, набавил самую пустую сумму, и дом остался за ним. Злость и огорчение Рамена были беспредельны. Он никак не мог понять, каким образом Бовель, которого он считал совершенно раззоренным, располагал такой огромной суммой; срок найма нижнего этажа кончился, и Рамен чувствовал, что находился в зависимости от человека, которого он сильно оскорбил. Потому ли, что Бовель не был одарен чувством мщения, или потому, что чувство мщения не пересиливало в нем опасения лишиться выгодного постояльца, - но только он согласился возобновить контракт, хотя не упустил из виду набавить цену. Вот единственное столкновение их в течение нескольких лет.

- Ну, что, Катарина, спросил господин Рамен старую свою служанку, на другое утро: - как поживает наш добрый Бовель?

- Мне кажется, вы слишком беспокоитесь о нем, с усмешкой отвечала Катарина.

Рамен взглянул на нее и нахмурился.

- Катарина, сказал он весьма сухо: - во первых, сделай одолжение не делай неуместных возражении; во вторых, потрудись пожалуста сходить наверх и узнать, как здоровье Бовеля, да не забудь сказать, что я нарочно послал тебя за этим.

Катарина, поворчав немного, отправилась исполнять приказание. Господин её был в лавке, когда она через несколько живут возвратилась; с очевидным удовольствием передала она следующей привет:

- Господин Бовель приказал засвидетельствовать вам свое почтение и объявить, что он не имеет ни малейшей охоты входить с вами в объяснения о своем здоровье; кроме того он будет очень благодарен вам, если вы внимательно займетесь своей давкой, оставив в покое его здоровье.

- Каков он на вид? спросил Рамен с совершенным спокойствием.

- Я таки успела взглянуть на него, и мне кажется, что он быстро приготовляет себя для обязательных услуг могильщика.

Рамен улыбнулся, потер ладонь о ладонь и весело начал шутить с черноглазой гризеткой, торговавшей ленты на шляпку; и надобно сказать, что ленты эти достались ей чрезвычайно дешево.

С наступлением сумерек Рамен, оставив свою лавку на попечение служанки, тихонько пробрался в четвертый этаж. В ответ на самые нежный звонок его, старушка небольшого роста отворила дверь и, окинув его быстрым взглядом, скороговоркой сказала:

- Господин Бовель неумолим: он решительно не хочет видеть доктора.

И она хотела захлопнуть дверь; но Рамен остановил ее и шопотом сказал:

- Я вовсе не доктор!

Старушка осмотрела его с головы до ног.

- Кто же вы? адвокат?

- Совсем нет.

- Ну так, значит, вы пастор?

- Вовсе нет.

- Во всяком случае, извольте удалиться. Господин мой никого не принимает.

И старушка снова хотела захлопнуть дверь; но Рамен опять помешал ей.

- Послушайте, сказал он самым вкрадчивым тоном: - я откровенно говорю вам, что я ни адвокат, ни доктор, ни пастор. Я старинный приятель, самый старинный друг вашего превосходного господина, я нарочно пришел навестить доброго Бовеля в его горьком положения.

Маргарита, не сказав ни слова, позволила ему войти и заперла за ним дверь. Из узкой и мрачной прихожей Рамен готовился войти в комнату, откуда раздавался громкий кашель; но в ту минуту старушка взяла его за руку и, поднявшись на цыпочки, прошептала ему в самое ухо:

- Ради Бога! если только вы друг его, то поговорите с ним - убедите его сделать духовную, намекните ему о спасении души и вообще обо всем, что до этого касается.... пожалуста.

Рамен кивнул головой и примигнул глазами, как будто стараясь сказать этим: "непременно!" При этом случае он обнаружил свое благоразумие тем, что не разговаривал вслух; но все-таки в ту же секунду в комнате раздался резкий возглас:

- Маргарита, ты с кем-то говоришь. Я сказал тебе, Маргарита, что не хочу видеть вы доктора, ни адвоката, и если только....

- Нет, это ваш старинный приятель, прервала Маргарита, отворяя дверь.

Бовель, приподняв голову, заметил красное лицо Рамена, выглядывающее через плечо старушки, и с величайшим гневом закричал:

- Как ты смела привести сюда этого человека? Как вы смели, милостивый государь, показаться сюда?

- Моя добрый старый друг, бывают чувства, сказал Рамен, распуская пять пальцев на левом кармане жилета: - бывают чувства, повторил он со вздохом: - которых мы не можем поработить. Одно из подобных чувств привело меня сюда. Дело в том, что я простосердечный человек и никогда не помню зла. Я никогда не забываю старого друга, но люблю забывать старые неприятности, когда вижу, что друг мой в несчастии....

Говоря это, Рамен выдвинул стул и преспокойно поместился против прежнего хозяина.

Бовель был худощавый старик, с бледным лицом, которое оканчивалось остроконечным подбородком; черты его были резки. Сначала Бовель оглядывал своего посетителя из глубины обширного кресла; но потом, как будто недовольный этим отдалением, он наклонился вперед и, положив обе руки на сухия колени своя, начал смотреть в лицо Рамена твердым и проницательным взглядом. Но такой внимательный осмотр нисколько не смутил его гостя.

- Зачем вы пришли сюда? спросил наконец старик.

- Собственно затем, чтоб иметь удовольствие посмотреть на вас, мой добрый друг. Больше решительно ни за чем.

- Ну, хорошо: посмотрите, и потов убирайтесь вон.

Кажется, слова эти привели бы хоть кого в уныние; но дело шло о превосходном случае, а когда Рамен имел в виду превосходный случай, то упорство его и твердость воли были непобедимы. Решившись остаться, он лишал Бовеля всякой возможности и даже власти выгнать его. В тоже время он имел довольно ловкости, чтоб сделать присутствие свои приятным. Он знал, что его грубое и необузданное остроумие восхищало в былые времена Бовеля, и на этог раз так кстати умел воспользоваться своим даром, что раза три увлекал старого Бовеля в чистосердечаый смех.

- Рамен, сказал наконец старик, положив свою сухую ладонь на руку гости и устремляя на пурпуровое лицо лавочника пронзительный взгляд: - и давно знаю, что ты шут большой руки; тебе ни за что не уверить меня, что ты пришел только затем, чтоб повидаться со мной и позабавить меня. Скажи мне откровенно, чего ты хочешь от меня?

Рамен откинулся на спинку стула и кротко засмеялся; казалось, что он хотел сказать этим: можете ли вы подозреват меня?

- Теперь ведь у меня нет лавки, из которой можно было бы выжить меня, продолжал старик: - и, конечно, ты не такой глупец, чтобы притти ко мне за деньгами?

- За деньгами?! повторил лавочник, как будто Бовель упомянул такую вещь, какой он и во сне не видал. - О, нет! совсем нет!

Рамен видел, что не пришло еще время обнаружить цель своего посещения: подозрения Бовеля не были еще рассеяны, - словом сказать, Рамен видел, что превосходный случай не наступил еще.

- Я знаю, Рамен, что ты не даром поднялся наверх: я вижу это по твоим глазам, - но заранее говорю, что в другой раз тебе не удастся обмануть меня.

- Обмануть вас? сказал веселый прожектёр, почтительно кивая головой: - обмануть человека с вашим умом и проницательностию? это невозможно! Одно уже такое предположение - лесть с вашей стороны. Добрый друг мой, продолжал он кротким ласковым тоном: - да я никогда я не мечтал об этом. Дело вот в чем, Бовель: хотя меня и называют веселым, беспечным и неугомонным болтуном, но у меня есть совесть, и, признаюсь, я всегда чувствовал беспокойство в душе своей, по поводу того обстоятельства, которое помогло мне сделаться преемником вашей лавки. Хотите - верьте, хотите - нет.

По видимому, Бовель начал смягчаться.

"Теперь к делу!" подумал искатель превосходных случаев. - Скажите пожалуста, заговорил Рамен: - этот дом, при теперешнем слабом состоянии вашего здоровья, должен доставлять вам бездну беспокойств. На днях выехали два жильца, не заплатив ни гроша, а это, я полагаю, крайне досадная вещь, особливо для больного.

- Но говорят же тебе, что я как нельзя лучше здоров!

- Во всяком случае, все это дело чрезвычайно хлопотливо для вас. Будь я на вашем месте, я непременно продал бы этот дом.

- А будь я на твоем месте, сухо возразил хозяин дома: - то непременно купил бы его...

- Непременно! прервал гость.

- То есть в таком случае, еслиб тебе удалось купить его. Гм! я заранее звал, что ты не даром пришел сюда. А согласишься ли ты дать мне за него восемьдесят тысячь франков? отрывисто спросил Бовель.

- Восемьдесят тысячь франков?! повторил Рамен. - Ужь не считаете ли вы меня за государственного банкира.

- Ну так нечего и говорить об этом.... неужели ты не боишься так на долго отлучаться из своей лавки?

Рамен, как будто не замечая этого намека, продолжал сидеть и вести прежний разговор.

- Дело в том, мои добрые друг, что в настоящее время я небогат наличными деньгами. Но если вы желаете освободиться от всех этих хлопот, то что вы скажете насчет пожизненной аренды? Мне кажется, это легче всего можно бы устроить.

Бовель испустил короткий, сухой, могильный кашель, и лицо его приняло такое выражение, как будто за жизнь его не стоило ручаться и на час.

- Ты, кажется, считаешь себя беспредельным умницей, сказал он. - Тебя уверили, что я умираю. Какие пустяки! Да я еще переживу тебя.

Лавочник взглянул на тощую фигуру Бовеля и воскликнул про себя: "бредишь, любезный!"

- Мой добрый Бовель, оказал он вслух: - я очень хорошо знаю удивительную силу вашего здоровья, но позвольте заметить, что вы очень много пренебрегаете собой. Почему бы, например, не посоветоваться вам с добрым, благоразумным доктором и....

- Ты, что ли, заплатишь ему? резко прервал его Бовель.

- Весьма охотно, сказал Рамен с такой готовностью, что старик Бовель невольно улыбнулся. - А что касается до пожизненной аренды, то, если этот предмет сильно беспокоит вас, мы поговорим о нем в другой раз.

- Вероятно, после того, как услышим докторское донесение, сказал Бовель с язвительной улыбкой.

От проницательных взоров старика не скрылось, как Рамен украдкой взглянул на него. Ни тот, ни другой не могли скрыть своей улыбки: две добрые души понимали друг друга как нельзя лучше. Рамен видел, что случай далеко еще не был превосходный, как ему сначала казалось, и удалился.

На другой день Рамен послал к старику соседнего доктора и услышал его мнение, что чудо будет, если Бовель проживет три месяца. Очаровательная новость!

Прошло несколько дней, в течение которых Рамен, несмотря на сильное душевное беспокойство, казался беспечным, не навещал своего хозяина и, по видимому, не обращал на него ни малейшего внимания. В конце недели старушка Маргарита зашла к нему в лавку купить какую-то безделицу.

- Ну что, как у вас дела идут наверху? с небрежным видом спросил Рамен.

- Хуже и хуже, сказала Маргарита с тяжким вздохом. - У нас есть и ревматизм, который часто заставляет нас употреблять выражения, противные старческим летам, и упрямство, которое мешает нам пригласить к себе адвоката или пастора; есть и подагра, которая с каждым днем подступает выше и выше, а мы все-таки продолжаем толковать о крепости нашего телосложения. Ах, милостивый государь, если только вы имеете малейшее влияние на нас, то, сделайте одолжение, убедите нас, как нехорошо умирать не сделав духовного завещания и не раскаявшись в своих прегрешениях.

- Вечером я непременно поднимусь наверх, двусмысленно заметил Рамен.

Он сдержал свое обещание и застал Бовеля в постели, под влиянием мучительных страданий и самой мрачной хандры.

- Ну ужь прислал же ты мне доктора! он отравляет меня, да и только! сказал Бовель с выражением сильного гнева. - Не нужно мне его: я здоров; я не хочу следовать его предписаниям: он запретил мне есть - я буду есть.

- Он очень умный человек, сказал посетитель. - Он говорил мне, что в течение всей своей практики ни разу еще не встречался с тем, что называется силой сопротивления, которую открыл в вашей натуре. Он спрашивал меня, долговечны ли были ваши предки?

- Вот поэтому-то вернее бы можно было судить и о моей долговечности, отвечал Бовель. - Я могу сказать только, что дед мой умер девяноста, а отец - осьмидесяти-шести лет.

- Доктор признавался, что вы имеете удивительно крепкую натуру.

- А кто же говорил, что я не имею ея? слабым голосом воскликнул больной.

- Решительно никто! в этом нет ни малейшего сомнений. Но вы гораздо лучше сберегли бы здоровье свое, еслиб вас не беспокоили эти несносные жильцы. Подумали ли вы о пожизненной аренде? сказал Рамен с беспечным видом.

- Мне что-то совестно, возразил Бовель, закашлявшись.- Мне не хочется вовлечь тебя в такое опасное дело. Долговечность моя будет для тебя гибелью.

- Чтоб отвратить это неудобство, быстро отвечал Рамен: - мы можем назначить не слишком большую уплату.

- Но согласись, я должен получать хорошие деньги, смиренно возразил Бовель.

Рамен, услышав это, разразился громким смехом, назвал Бовеля лукавой, старой лисицей, дал ему тычек под ребра, отчего заставил старика закашляться на целых пять минут, и потом предложил поговорить об этом предмете в другой раз. Лавочник оставил Бовеля в то самое время, когда последний собрался было уверять его, что он чувствует в себе силы и здоровье сорокалетнего мужчины.

Рамен не торопился заключить предлагаемое условие. "Чем позже начну платить - говорил он, спускаясь с лестницы - тем лучше."

Много дней прошло, а переговоры не подвинулись вперед. Однажды наблюдательный лавочник заметил, что дела наверху шли в крайнем беспорядке. Старая Маргарита несколько раз отказывалась впустить его в комнату под предлогом, что господин её заснул; в обращении её обнаруживались какая то таинственность, а это обстоятельство пробуждало в душе Рамена зловещия предчувствия. Наконец внезапная мысль поразила его: видно старая ключница, желая сделаться наследницей своего господина, подслушала предложение Рамена и теперь хлопочет, чтоб ни под каким видом оно не удалось. В тот самый день, когда мысль эта мелькнула в голове Рамена, он встретил на лестнице адвоката, с которым некогда имел дела. Эта встреча произвела озноб в коммерческом сердце лавочника, и предчувствие, - одно из тех предчувствий, которые редко обманывают нас, сказало ему, что уже слишком поздно. Несмотря на то, Рамен имел столько твердости духа, что отложил свое свидание до вечера, - а вечером решился во что бы то ни стало увидеться с Бовелем. Дверь в квартиру больного была полу-открыта; на площадке лестницы стояла ключница и шопотом разговаривала с мужчиной средних лет, в темной мантии.

"Ну так и есть! все кончилось! Эта старая ведьма испортила все дело!" - подумал Рамен, внутренно укоряя себя в глупой опрометчивости.

- Извините, сегодня никак нельзя видеться с господином Бовелем, резко сказала Маргарита, в то время, как Рамен хотел было пройти мимо нея.

- Увы! неужели мой превосходный друг в опасном положении? печальным голосом спросил Рамен.

- Милостивый государь, с жаром сказал пастор, хватая Рамена на пуговку сюртука: - если вы действительно друг этого несчастного человека, то постарайтесь навести его на ум. Я видел многих умирающих, но ни разу еще не встречал такого сильного упрямства, ни разу не видал такой слепой уверенности в продолжительность своей жизни.

- Поэтому вы и в самом деле думаете, что друг мой умирает? спросил Рамен, и, на зло печальному тону, который он старался придать своему голосу, в произношении его отражалась такая особенность, что пастор, отвечая ему: - "да, я думаю" - весьма пристально посмотрел на него.

"Неужели!" вот все, что мог сказать Рамен, и, пользуясь случаем, когда пастор оставил пуговку, а Маргарита зазевалась, успел пробраться в комнаты. Он нашел Бовеля в постели, в весьма жалком положении.

- О, Рамен, мой друг! простонал Бовель:- никогда не держи у себя ключницы и ни под каким видом не давай ей знать, что у тебя есть состояние. Это настоящия гарпии, Рамен, - настоящия гарпии! Ужь выпал же мне сегодня денек! Сначала является адвокат и советует мне написать "последния мои желания"; потом пастор, с кроткими намеками, что я умирающий человек. Нечего сказать - славный денек!

- И что же - сделали ли вы духовное завещание? мягким голосом спросил Рамен, с проницательным взглядом.

- Сделать духовное завещание?! с негодованием воскликнул старик.- Сделать духовное завещание?! Да что вы думаете обо мне, милостивый государь? Не хотите ли и вы сказать, что я умираю?

- Сохрани меня Бог! набожно воскликнул Рамев.

- Так к чему же вы спрашиваете, сделал ли я духовное завещание? сердито возразил Бовель и произнес при этом случае несколько резких слов.

Рамев вообще, можно сказать, имел довольно вспыльчивый характер; но когда дело касалось до денег, то он старался обнаруживать овечью кротость. Он перенес раздражительность хозяина дома с неподражаемым терпением и, задвинув на задвижку дверь, чтоб Маргарита не помешала им, с величайшим вниманием начал наблюдать за Бовелем. Превосходный случай, которого он ожидал с таким нетерпением, наступил.

"Дело ясное - Бовель умирает - подумал Рамен - и если я сегодня не окончу наших условий и не подпишу завтра контракта, то все пропало!"

- Мои добрый друг, сказал он вслух, заметив, что больной сильно утомился и, едва переводя дух, лежал на спине: - вы представляете жалкий пример крайностей, к которым ненасытное желание прибыли увлекает человеческую натуру. Скажите, не грустно ли видеть Маргариту, верную и преданную прислужницу, которая вдруг превращается в гарпию, - по поводу завещания? Не прискорбно ли слышать, что адвокаты, по вашему выражению, похожи на хищных птиц, привлеченных сюда запахом золота! Не несчастие ли, после этого, иметь слабое здоровье, соединенное с огромным состоянием, и уверенность в твердую свою натуру!

- Рамен, простонал старик, всматриваясь в лицо своего гостя, с желанием проникнуть, что кроется в душе его: - мне кажется, что ты опять начинаешь заговаривать о пожизненной аренде. Я знаю, что тебе этого хочется.

- Превосходный друг мой, если у меня и есть подобное желание, так потому собственно, что я хочу вывести вас из мучительного положения.

- Я уверен, Рамен, в душе своей ты полагаешь, что я умираю, простонал Бовель.

- С моей стороны было бы безразсудно иметь такое предположение. Вы умираете?! Я готов доказать как, что вы никогда еще не наслаждались лучшим здоровьем. Во первых, вы не чувствуете никакой боли.

- Почти никакой, исключая только ревматической, болезненным голосом произнес Бовель.

- Ревматической! но скажите, умирал ли кто нибудь от ревматизма? и если только это все....

- О нет, это не все, прервал старик с величайшей раздражительностию:- например, что ты скажешь о подагре, которая с каждым днем поднимается выше и выше.

- Конечно, подагра - дело не совсем приятное; но если больше нет ничего....

- Почтя больше ничего! резко прервал Бовель:- разве только одышка, которая иногда едва дает мне возможность дышать, и страшная боль в голове, которая ни на минуту не дает мне покоя. Но если ты, Рамен думаешь, что я умираю, то ты сильно ошибаешься.

- Без всякого сомнения, мой добрый друг, без всякого сомнения. Но не лучше ли оставить это и поговорить о пожизненной аренде. Положим, что я предлагаю вам тысячу франков в год.

- Сколько? спросил Бовель, устремив свои взгляды на Рамена.

- Извините, извините меня, я ошибся: я хотел сказать две тысячи франков в год, поспешно возразил Рамен.

Бовель закрыл глаза и, по видимому, впал в тихий сон. Лавочник кашлянул; больной не шевелился.

- Господин Бовель!

Ответа нет.

- Прекрасный друг мой!

Глубокое безмолвие.

- Вы спите?

Продолжительное молчание.

- Что же вы скажете о трех тысячах франков?

Бовель открыл глаза.

- Рамен, сказал он голосом наставника: - ты совершенный глупец: разве ты не знаешь, что этот дом приносит мне четыре тысячи?

В этих словах заключалась чистейшая ложь, и лавочник знал это, но он имел свои причины принять их за сущую правду.

- Праведное небо! воскликнул он с видом совершенной невинности: - кто мог подумать это, в то время, как жильцы постоянно бегут отсюда! Ну так что же, четыре тысячи, что ли? - Согласитесь на этом: ведь, право, четыре тысячи весьма довольно.

Бовель еще раз закрыл глаза, пробормотал: "нет! это обыкновенный годовой доход - совершенные пустяки!", сложил на грудь руки и, повидимому, располагал спокойно заснуть.

- Вот никак не полагал встретить в нем такого дальновидного делового человека! сказал Рамен, с видом изумления; но, к несчастию, всемогущая лесть не помогла ему и на этот раз. - Такого проницательного человека! продолжал он, украдкой бросая взгляд на старика, который оставался в неподвижном положении. - По всему видно, что он хочет вытянуть из меня еще пол-тысячи франков!

Рамен сказал это таким голосом, как будто пять с половиною тысяч франков уже были предложены и как будто они составляли верх желаний Бовеля. Но и эта хитрость не имела надлежащего действия: больной не шевелился.

- Но послушайте, мой добрый друг, говорил Рамен убедительным тоном: - иногда люди при всей их проницательности, при всей их дальновидности попадаются в просак. Как же вы хотите, чтобы я назначил вам уплату гораздо больше этой, в то время, как здоровье ваше находится в цветущем состоянии, и вы надеетесь прожить очень долго?

- Почему знать, быть может, выпадет такой денек, что я и умру, спокойно заметил старик, очевидно желая применить к делу вероятность своей собственной смерти.

- Надобно надеяться, что это правда, проворчал лавочник, начинавший выходить из терпения.

- Согласись со мной, Рамен, ласковым тоном продолжал Бовель: - ты ведь черезчур смышленый человек и в самое короткое время можешь удвоить действительную ценность дома. Я спокойный, сговорчивый и не жадный до денег человек; в противном случае этот дом принес бы мне по крайней мере восемь тысячь франков в год.

- Восемь тысячь?! с негодованием воскликнул лавочник.- Да у вас нет совести! Полно как упрямиться! Шесть тысячь франков в год (но только заметьте, я не назначаю шести тысячь) весьма значительный доход для человека с вашими привычками. Полно упрямиться, мой друг!

Но Бовель оставался глух к убеждениям Рамена и снова закрыл глаза. Это положение его с закрытыми глазами, длившееся целых четверть часа, принудило Рамена предложить ему семь тысячь франков.

- Так и быть, Рамен, - согласен, хладнокровно сказал старик: - уверяю тебя, что ты с чудесным барышом.

И вслед за тем приступил к больному сильный кашель.

Выходя из комнаты, Рамен встретился с старой Маргаритой, которая все время подслушивала у дверей и готова была при этой встрече растерзать его, за то, что он "вовлек в обман её бедного, добросердечного господина", - но ограничилась тем, что шопотом разбранила его. Лавочник перенес это весьма терпеливо: почему же при подобном случае не сделать снисхождения раздраженным чувствам старой служанки? Рамен потер себе ладони и в самом приятном расположении духа пожелал Маргарите приятного вечера.

На другое же утро контракт был подписан, к крайнему негодованию Маргариты и к величайшему удовольствию договаривающихся сторон.

Все соседи восхищались счастием и дальновидностью Рамена, потому что старику, судя по слухам, с каждым даем становилось хуже а хуже; и ясно было для всех, что Рамену не прядется заплатить по контракту даже и за первую четверть первого года. Маргарита, побуждаемая гневом, старалась разглашать историю всем вместе и каждому порознь. Соседи слушали, кивали головами и с полным убеждением твердили, что Рамен умнейший человек.

Прошел месяц. В одно прекрасное утро Рамен, спускаясь с верхнего яруса, где делал нагоняй бедной вдове, не доставившей в срок квартирных денег, услышал на лестнице легкие шаги. Когда он переступил еще несколько ступенек, перед ним явился статный, цветущий здоровьем, веселый мужчина, в образе господина Бовеля. Рамен остолбенел.

- Ну что, Рамен, весело сказал старик: - как поживаешь, дружище? Ты верно мучил наверху бедную вдову? Напрасно, напрасно! Не забудь, что если нам хочется жить, то не должно отнимать и у других возможности....

- Господин Бовель, сказал Рамен глухим голосом: - позвольте спросить, куда же девался ваш ревматизм?

- Представь себе, мой друг, прошел, - совершенно прошел.

- А подагра, которая поднималась с каждым днем все выше и выше? спросил Рамен голосом, в котором отражалось мучительное беспокойство.

- Стала опускаться все ниже и ниже и потом совсем исчезла, спокойно отвечал Бовель.

- А одышка....

- Одышка немного беспокоит меня; но это ничего. Говорят, что люди с этим недугом обыкновенно бывают долговечны: примеров тому бездна.

И вместе с этим Бовель отпер свою дверь, затворил ее за собою и исчез.

Рамен был поражен. Под влиянием обманутых надежд и полного убеждения, что попался в вросак, он стоял окаменелый; на лице его отражалась бессмысленность, а из слов его можно было заключить, что он желал "превосходного случая отмстить".

Удивительное излечение было предметом разговора целаго квартала, - особливо, когда Бовель показывался на улице, весело размахивая тростью. В первые припадки отчаяния, Рамен отказался от уплаты; он обвинял решительно всех в заговоре против него; прогнал Катарину и сменил привратницу; публично обвинил в заговоре адвоката и пастора; подал жалобу на доктора - и остался не при чем. Подал другую жалобу на Маргариту - и по суду понес сильные убытки. Бовель не тревожил себя бесполезными требованиями по контракту, но при каждом отказе в уплате обращался к таким законным понуждениям, которым доведенные до отчаяния Рамен не имел возможности сопротивляться.

Прошло десять лет, а Бовель и Рамен все еще живут. За дом, который стоил не более пятидесяти тысячь франков, несчастный лавочник выплатил одной аренды более семидесяти тысячь.

Краснолицый, веселый Рамен обратился теперь в бледного, унылаго, несносного ворчуна. В дополнение к величавшей горести его и досаде, он видит, что старик с каждым годом богатеет, благодаря деньгам, при выдаче которых сердце Рамена каждый раз разрывается. Старушка Маргарита находит большое удовольствие доставлять в лавку нижнего этажа сведения о своем цветущем положении и уверять хозяина этой лавки, что господин Бовель с каждым днем становится здоровее и бодрее. От одного из этих мучений Рамен мог бы отделаться: ему стоило только отказать в квартире прежнему хозяину дома. Но ему нельзя было сделать это; его тревожило тайное опасение: ну что, если Бовель воспользуется превосходным случаем, умрет без ведома Рамена, и передаст кому нибудь другому "превосходный случай" выдавать себя за него и получать за себя деньги.

Новейшие слухи о жертве превосходных случаев представляют нам ее сокрушенною под бременем обманутых ожиданий; и кажется, что ей прядется покинут этот мир не дождавшись кончины своего соперника, который с каждым днем становится бодрее и бодрее.