Читать «Дневник ПММ»

Новичок

5 октября
Составил окончательный план экспедиции на Новую Гвинею. Пойду по следам Миклухо-Маклая. Каждый день стараюсь узнать что-нибудь новое об этом острове. Сегодня, например, прочитал, что там, в зарослях манговых деревьев, на болотах, водятся моллюски побольше килограмма! Они забираются в ил и живут семьями.
Удивительное дело! Говорят, папуасы безграмотные и даже не имеют своей азбуки. Это в наше-то время! Решил изучить их язык и составить алфавит. Раз пнкто до сих пор не занялся папуасской азбукой, то теперь это должен сделать советский человек.
Все записи буду подписывать тремя буквами: «П. М. М.», что значит «Потомок Миклухо-Маклая». По-моему, здорово придумано!.. «П. М. М.».
Михаил Платонович что-то последнее время часто болеет. Если бы не моя страсть к путешествиям, обязательно стал бы врачом, чтобы открыть лекарство от всех болезней.
П. М. М.

17 октября
У нас в классе'Новичок. Его зовут Гога Иглпцкпй. А приехал он из южного города Туапсе. И, главное, он живёт в нашем доме. Хорошо 6oi с ним подружиться!
П. М. М.

21 октября
На последнем уроке географии Михаил Платонович рассказывал про самую высокую гору в мире — Эверест. Она находится в Индии. Только двое людей побывали на её вершине — шерп Тенцинг и англичанин Хиллари.
Шерпы — маленькая народность в Индии, прирождённые альпинисты, а Тенцинг даже среди них самый ловкий и выносливый. Он носит почётное звание индийских альпинистов — «тигр снегов».
Нужно будет обязательно написать письмо'Тенцингу. Мне очень нравится, что он шерп и что он «тигр снегов».
П. М. М.

28 октября
Шли из школы втроём: Михаил Платонович, Гога и я. По-моему, Михаилу Платоновичу Гога тоже нравится. Да и как может быть иначе, когда он такой умный и сильный. Будем дружить втроём.
П. М. М

* * * *
Димка прочёл свои старые записи и написал:
3 ноября
Мы с Гогой неразлучные друзья. Сегодня обменялись пионерскими галстуками. Хочу дать ему почитать свой дневник. Вдруг он тоже собирается в путешествие. Вот бы поехать куда-нибудь вместе!»
Тут Димка вспомнил, что должен сходить в магазин для Михаила Платоновича, и осторожно вышел, чтобы мама не услышала, а то заставит надеть калоши.
В магазине Димка купил масло и сыр. Придирчиво расспросив, какой хлеб самый свежий, взял несколько ситников. На обратном пути два раза призывно свистнул у Гогиного окна и закричал:
— Пошли к Михаилу Платоновичу!
Через несколько минут они уже влетели к старому учителю. Тот лежал на диване, положив ноги на высокий табурет, чтобы отдыхали.
— Я не один, — смущённо сказал Димка.
— Ты так говоришь, точно привёл ко мне уссурийского медведя.
— Да нет, — рассмеялся Димка, — привёл товарища.
А в комнату уже протиснулся Гога.
— Это ты, Иглицкий? — узнал Михаил Платонович новичка, тяжело засопел и поднялся. — Заходи!
В комнате сразу стало тесно, потому что Михаил Платонович был высокий, широкоплечий и толстый. Он взял сумку с продуктами у Димки и сказал:
— Ну, я пойду на кухню, займусь хозяйством, а вы здесь действуйте согласно настроению.
— Нравится? — спросил Димка. — Стол, понимаешь, без скатертей, которые вечно пачкаются. На кровать можно садиться, как в корабельном кубрике.
Гога только успевал оглядываться по сторонам. Комната учителя была необычная. Простая железная кровать покрыта шерстяным одеялом. Па стенах висели географические карты и рисунки фрегатов, каравелл и парусных яхт.
Михаил Платонович поставил на стол пузатый алюминиевый чайник, хлеб, нарезанный крупными кусками, открытую банку со сгущёнными сливками.
— Эй, на вахте! — вдруг оглушительно крикнул Михаил Платонович мальчикам, которые прилепились к картинкам на стене. — Не хотите ли отведать горя чего рома?
— С удовольствием, капитан! — ответил Димка.
И ребята уселись пить чай.
Гога и Димка
Прошло несколько недель. Гога чувствовал себя в классе так, словно проучился здесь много лет. На переменах он громко разговаривал и даже любил прихвастнуть. Один раз сказал, что видел в Чёрном море кита. Когда он такое заявил, Димка отошёл в сторону, чтобы никто не догадался по его лицу, что Гога врёт. А в другой раз выхватил у Михаила Платоновича портфель, а потом хвастался перед ребятами, что учитель его самый первый друг.
Тут уж Димка, который действительно давно дружил с Михаилом Платоновичем, не вытерпел и возмутился:
— Чего ты выхваляешься: «я да я», «мы с Михаилом Платоновичем»! Похвальбушка, вот ты кто!
— А тебе что, завидно? — ехидно сказал Гога. — Мне дал понести, а тебе нет?
«И правда, — подумал Димка. — Видно, я от зависти злюсь. Михаил Платонович ни разу не предложил мне понести портфель, а Гоге дал».
В этот день Димка пришёл домой и написал в дневнике:
26 ноября
Обозвал Гогу «похвальбушкой». Как потом выяснилось, сделал это от зависти. Никогда раньше не думал, что я такой. Я спросил у Михаила Платоновича, что делать, если человек завидует (конечно, я не назвал себя). Он ответил: «С этим надо бороться».
Буду бороться. Только ещё не знаю как, потому что ведь холодное обтирание и утренняя гимнастика здесь не помогут.
Я узнал, что на Новой Гвинее можно охотиться на кабанов ночью с фонарём. Кабаны там любопытные, сами выходят на свет фонаря.
П. М. М.

Михаил Платонович заболел...
Михаил Платонович чувствовал себя с утра неважно. Покалывало сердце и отдавало в левую руку. Всё же он пришёл на урок, уселся за учительским столом и вызвал Иглицкого.
Михаил Платонович недавно спрашивал Гогу, и тот к уроку не готовился. Он путался, сбивался, а когда заметил, что учитель слушает с закрытыми глазами, начал напропалую врать.
Димка сидел красный и делал Гоге предостерегающие жесты, но тот увлёкся и стал дурачиться. В классе уже все посмеивались.
Но вот Михаил Платонович открыл глаза и посмотрел на Гогу.
— Садись, — сказал он. — Урока ты не выучил.
Михаил Платонович глубоко вздохнул, подошёл к окну и долго стоял спиной к классу. Он прислушивался к ноющей боли в сердце и.смотрел, как школьный дворник поджигал большие кучи опавших листьев. Листья были сырые, горели плохо, и только маленький, едва заметный дымок тянулся кверху.
Все думали, учитель заругает Гогу, но он даже не поставил ему отметки, дождался звонка и молча ушёл.
Димка встретился с Гогой в раздевалке. Тот стоял в своём новеньком тёмно-сером пальто с пушистым воротником.
— Ты что, Михаила Платоновича не будешь дожидаться?
— Нужно очень! Я про него всё узнал, он теперь уже не учитель географии, а пенсионер, бывший учитель... И мне начхать на него. Счастливо оставаться! — И Гога убежал.
Димка хотел броситься за ним. Ему обязательно надо было объясниться с Гогой, но оглянулся и увидел Михаила Платоновича.
— Дядя Миша, вы... — он говорил заикаясь, — вы ничего не слышали? Правда ведь, ничего?
Больше всего на свете Димке хотелось получить отрицательный ответ, но учитель кивнул головой:
— Слышал.
— Это он пошутил, понимаете, он горячий, дядя Миша. Я живо его догоню. Он извинится перед вами! И за урок и вот за эти слова. А, хотите?..
— Не надо, Димка. И потом, я в самом деле ухожу на пенсию.
Никогда ещё их возвращение с Михаилом Платоновичем домой не было таким печальным. Шли они медленно. Михаил Платонович быстро уставал и задыхался. Димка проводил его до квартиры и пошёл домой. Не побежал, как всегда, а пошёл, потому что не разбежишься, когда такие нелёгкие мысли в голове.
На следующий день у Михаила Платоновича случился инфаркт — тяжёлая болезнь сердечных сосудов. Димка впервые слышал это слово. Он принёс в класс весть о болезни учителя. Его стали расспрашивать, как да что, и только один Гога не подошёл. Потом затрезвонил звонок, и ребята побежали на урок, чтобы встретиться с новым учителем географии.
Это оказалась молоденькая женщина с коротко остриженными волосами. Она была красивая, и Димку это неприятно поразило. Но скоро он догадался, почему она была такая красивая: у неё были спнне-синие глаза, чёрные волосы, а кофточка под цвет глаз, тоже синяя. «От кофточки», — подумал Димка и успокоился.
Учительница не сидела на месте, как Михаил Платонович, а неслышно расхаживала между рядами, заложив руки за спину.
На перемене Гога шептал в коридоре:
- Вот это учительница! Не то что наш старикан: «вы перепутали вулкан Этну с Везувием», «достопочтенный рыцарь», точно мы англичане из средневековья.
Ребята тоже хвалили её, и Димке вдруг стало одиноко-одиноко. Ему было жалко Михаила Платоновича.
«Ну и пускай все забыли дядю Мишу, мы и без них проживём».
Из школы в этот день Димка шёл следом за Г огон. Он смотрел ему в спину и думал: «Пальто с хлястиком носит, задавала!» Ему почему-то захотелось догнать Гогу, наскочить и оторвать этот хлястик. Точно
от этого стало бы легче. И он догнал Гогу и грубо толкнул его плечом:
— Зайдём во двор. Дело есть!
Димка свернул во двор, не оглядываясь, чувствуя, что Гога идёт за ним без охоты.
— Ну, чего? — насторожённо спросил Гога.
Димка расстегнул пальто и снял галстук.
— Давай мой галстук назад. Разошлись наши дорожки. Я бы тебя, такого, из пионеров выгнал!
— За что, интересно?
— За твою подлую натуру.
Гога тоже снял галстук.
— Ну, ещё чего скажешь?
— А вот чего! — И Димка неожиданно ударил его по щеке.
Гога схватился за щеку и закричал тонким, девчоночьим голосом:
— Ты что дерёшься? Я всем расскажу! Заманил и нападаешь на безоружных!
— Ах, заманил? — сказал Димка. — Тогда снимай пальто, будем драться.
Он вдруг почувствовал приступ ярости. Дрожащими от волнения руками Димка стал снимать пальто, но Гога повернулся и стремительно пустился наутёк. Он бежал, поминутно оглядываясь, а когда увидел, что Димка за ним не гонится, остановился и помахал кулаком:
— Ничего, мы ещё с тобой посчитаемся.
История с дневником „2 декабря
Сегодня у нас на уроке географии был балет. Новая географичка всё время расхаживала, пританцовывая, между партами. А наши растаяли и улыбались ей. Забыли Михаила Платоновича».
Димка подумал, что бы ещё написать, и вдруг на-
рисовал во весь тетрадный лист пляшущего человечка и подписал:
«Ах, я вам расскажу, как надо танцевать по континентам и островам!»
«КМихаилу Платоновичу не пускают. Продолжаю изучать Новую Гвинею. Слова Миклухо-Маклая: «Даже падая в пропасть, не теряй присутствия духа», — я взял себе на вооружение.
Через несколько дней мама снова уходит в экспедицию. Но на этот раз недалеко. На поезде ехать всего одну ночь, а потом ещё на санях, к таёжной деревне. Там у них основная база. Моя мама геодезист.
Геологи ищут нефть, алмазы, золото, а потом приходят геодезисты и наносят эту местность на карту.
Обычно, когда мама раньше уходила в тайгу, то оставляла меня на Михаила Платоновича, а теперь я останусь один. Она сказала: «Дмитрий, я надеюсь на твою сознательность», — и почему-то тяжело вздохнула.
П. М. М.

* * *

Димка посмотрел на часы, увидел, что опаздывает в школу, и, торопясь, вместе с тетрадями сунул в портфель дневник.
В этот день дежурным был Гога. На перемене он остался в классе один и вдруг увидел под Димкиной партой толстую тетрадь в коричневом переплёте с белой наклейкой и надписью: «Дневник «П. М. М.»
«Димкины записки», — решил Гога. Он помедлил, не зная, что делать. Но любопытство взяло верх. Воровато оглядевшись, наугад раскрыл тетрадь. И сразу увидал пляшущего человечка с подписью: «Ах, я вам расскажу, как надо танцевать по континентам и островам», а ещё пониже, в скобках: «Портрет новой географички».
Гога оглянулся на дверь. Никого. Тогда он подошёл к учительскому столу, положил на него Димкнн дневник и вышел.
Наталья Валентиновна вошла в класс. На столе лежала развёрнутая тетрадь. Она взяла её, прочла и залилась краской. Димка посмотрел на тетрадь в руках учительницы, и ему показалось, что это его дневник. На всякий случай он запустил руку в портфель — дневника там не было. Кто-то, значит, подложил его учительнице.
Наталья Валентиновна полистала дневник, потом отложила, хотела пройтись, по привычке, между партами, но вспомнила фразу из дневника: «Географичка расхаживала между партами», остановилась.
— Ребята, кто забыл на столе свой дневник?
Все промолчали, толком ещё не понимая, какой дневник. А у Димки от неожиданности всё перепуталось в голове.
— Что ж, — сказала учительница, — тогда я возьму его домой, прочту и, может быть, на досуге догадаюсь, кто этот таинственный «П. М. М.» — Она внимательно обвела ребят глазами, но так и не догадалась, чей это дневник.
— Иванов, иди отвечать.
Она вызвала Димку просто так, а тот решил, что она всё знает.
Он встал, помялся и бросил со злостью:
— А я урок отвечать не буду, я его не выучил!
Наталья Валентиновна удивлённо посмотрела на
Димку. Она отлично помнила по отметкам в журнале, что этот мальчик — один из лучших учеников.
— Что с тобой, Иванов? Может быть, ты заболел?
— Ничего я не заболел, а отвечать не буду, я не запомнил...
— Вот как, — сказала Наталья Валентиновна, взяла ручку, отыскала Димкину фамилию в списке и помедлила, чтобы успокоиться от всех сегодняшних неожиданностей. — Я тебе ставлю двойку, а после уроков мы ещё поговорим.
11о поговорить после уроков не удалось. Когда за
учительницей захлопнулась длерь, и классе поднялся шум.
— Видали, герой! — кричал Гога. Отмечать не хочет! А класс должен страдать, да?
Ребята поддержали Гогу. Даже Юра Новиков, смешной долговязый мальчик, самый тихий во всём классе, вдруг заметил:
— Конечно, нехорошо. Зачем ты обидел Наталью Валентиновну? — Он густо покраснел и, чтобы как-то сгладить свои слова, перевёл разговор: — А дневник, интересно, чей?
— Не мой, — усмехнулся Гога и так выразительно посмотрел на Димку, что всем стало ясно, кто его владелец.
«Так это, значит, Гога всё устроил», — догадался Димка. У него тоскливо заныло сердце. Молча отвернувшись, он быстро пошёл по коридору. Он боялся, что если, кто-нибудь догонит, то он не выдержит и заплачет. Но его никто не догнал.
Один
После всех историй Димка в школу больше не ходил. Он просидел два дня дома, а на третий его заела такая смертельная тоска, что он вдруг решил поехать к маме. «Она, конечно, заругается, но потом всё равно простит». Правда, лучше бы податься к морю и поступить в юнги, но маму жалко. Он ведь у неё на всём свете один, и она у него одна на всём свете. Раньше Димка не понимал, как это: «одна на всём свете», а сейчас понял. И так ему захотелось побыть с мамой, что он тут же стал собираться в дорогу.
Прежде всего Димка пошёл к Михаилу Платоновичу, чтобы узнать, когда его можно будет повидать. Оказалось, только через две-три недели. Тогда он вернулся домой, достал рюкзак, обстоятельно, как это делала мама перед отъездом, составил список всех
вещей, которые он собирался взять с собой, и стал укладываться.
На станцию Димка пришёл за два часа до отхода поезда и долго толкался среди мешков и пассажиров, которые спали, укутанные в платки и полушубки, и сами были похожи на мешки с поклажей, пока не пристал к шумной группе молодых парней и девчат.
Оказалось, что они ехали тем же поездом, что и Димка, только дальше. Эти парни и девчата ехали строить новый химический комбинат. С ними Димке стало немного повеселей и как-то храбрости прибавилось.
В вагоне один из парней, которого звали Костя, самый шумный и весёлый, спросил Димку:
— А ты куда едешь?
— К маме, — ответил Димка.
— Сосунок ты, смотрю. Ктр же в такое время к маме едет? Давай с нами. Построим комбинат. На доске почёта будешь висеть, большие деньги заработаешь. Тебя как звать?
— Димка Иванов.
— ...Дмитрий Иванов. Можно сказать, исторической личностью станешь. Это я тебе обещаю*. Ну, поедем?
Димка покраснел:
— А оттуда можно маме написать, чтобы не беспокоилась?
Все ребята засмеялись. Димка понял, что над ним шутят, залез на вторую полку и скоро заснул.
Когда Димка открыл глаза, уже светало, но все ещё спали. Только Костя на соседней полке смотрел в потолок и курил.
— А, Димка, проснулся? Ты за вчерашнее на меня не сердишься?
Димка мотнул головой.
— Ну и правильно. И потом, подумаешь, комбинат! Мы лучше с тобой будем новый город рядом с комбинатом строить. Прайда, пока об этом ещё пи кто не знает, только ты да я. По я ребят уговорю. А уж вместе мы чего хочешь добьёмся. А город будет необыкновенный! Одна улица — голубого цвета, другая — зелёная. Представляешь, все-все дома зелёного цвета. А потом... потом Античная улица, со скульптурами героев древнегреческих мифов: Геркулес там или Прометей, прикованный цепями к скале за то, что он добыл людям огонь. Здорово?
В это время проводник крикнул на весь вагон:
— Станция Сугробы!
Димка соскочил с полки.
— Приехал? — спросил Костя. — Жаль, не дали поговорить. Значит, встретимся в новом городе, на Античной улице, у памятника поэту Гомеру. Запомнил? Ну, дай твою лапу!
Димка пожал Косте руку и, мягко ступая в валенках, побежал к выходу.
Ветрена
Димка долго и трудно добирался до маминой базы. Только к вечеру старик, деревенский почтальон, высадил его из саней у избы, где остановилась мама. Да и то её не оказалось дома, потому что, как сообщила хозяйка, она вечерами сидит у начальника экспедиции. И Димка, замёрзший, на негнущихся, затёкших от долгого сидения ногах, пошёл искать маму.
Он шагнул в сени, долго шарил в темноте, больно шибанулся ногой о ступеньку и наконец нашёл двер-ную ручку.
Он открыл дверь, и клубы пара так заслонили его. что мама даже не узнала Димку. И тот её не сразу рассмотрел, только услышал её смех и ещё низкий мужской голос. Когда пар улетучился, мама увидела Димку.
— Димка? — спросила она удивлённо и как-то очень испуганно. — Димка, что случилось?
Но Димка ничего не ответил, он только бросился навстречу маме и, обдавая морозом, тёрся лицом о её толстую, мохнатую кофточку.
— Димка! Ну что случилось? — снова спросила мама.
Димка хотел тут же начать рассказ про Михаила Платоновича, и про Гогу, и про дневник, но вспомнил, что они в комнате не одни.
— Просто я соскучился, — сказал он.
— Нет, ты правду говоришь? Хорошенькое дело! Бросить школу, потому что он соскучился! Ты хоть не обморозился?
— Что я, маленький, что ли? — Димка обиделся, что мама так отчитывает его перед чужим, понуро замолчал и стал смотреть с тоской в сторону.
Это даже заметил тот, который стоял и всё это время молчал.
Он неслышно подошёл к Димке и протянул руку.
— Давай знакомиться. Север Иванович Гаргонов, начальник приисковой группы.
Димка протянул руку, и его озябшие пальцы легли в большую тёплую ладонь Севера Ивановича. А тот не выпускал руку мальчика, грел её, и скоро по Димкиным пальцам побежали мурашки, и он впервые за эти дни засмеялся.
— Ты чего?- спросил Север Иванович.
— Да так, смешно, — ответил Димка, — станция «Сугробы», начальник «Север».
— А ты, я вижу, смешняк-человек. Раздевайся.
— Нет, — вмешалась в разговор мама, - — мы пойдём домой.
Мама надела короткий полушубок и стала у дверей. Лицо у неё было строгое и от этого чуть жестковатое.
Димка тяжело вздохнул, а Север Иванович печально сказал:
— Ну что ж, идите, только зря. Мы бы сейчас вместе поужинали.
Мама шла впереди, а Димка сзади, стараясь ста вить ноги в мамины следы. Мама ни разу не оглянулась, и Димка вспомнил, как несколько минут назад мама весело смеялась. Димка почему-то вдруг подумал, что он помешал маминому веселью.
Разговор
Но, когда они пришли в мамину комнату,у Димки это настроение прошло. Мама стала такой, какой была всегда. Она раздела Димку, накормила его. Всё она делала быстро, споро. Димка сидел на кровати, укутанный в одеяло, и следил за ней. А потом мама прилегла с ним рядом, и Димка всё ей рассказал. Мама не стала его ругать, а сказала, что у него нет никакой выдержки.
В комнате было уже давно темно, но, сколько Димка ни прислушивался, маминого дыхания не было слышно. «Значит, не спит», — подумал он и тихонько спросил:
— Мама, а тебе здесь хорошо?
Мама долго ему не отвечала. Димке даже надоело ждать. Он решил, что, видно, мама всё-таки спит, но тут раздался её голос:
— Как ты, Димка, странно спрашиваешь. Хорошо! Ведь здесь моя работа.
— Но тебе здесь хорошо? — Он закрыл глаза, чтобы не видеть темноты, и ещё тише добавил: — Или тебе со мной лучше?
Мама опять помолчала, и уже сквозь сон Димка услышал:
— Конечно, мне здесь плохо без тебя.
Утром, пока мама готовила завтрак, Димка вышел во двор, чтобы осмотреться. Когда он вернулся, за столом сидел Север Иванович. Он курил трубку и вни-
мательно слушал маму. Димка не видел его лица, а только широкую спину, обтянутую свитером, чёрный с проседью затылок и загорелую шею.
Мама обернулась к Димке и сказала ему:
— Вот позвала Севера Ивановича. — Она немного смешалась и добавила: — Посоветуемся с ним, как нам с тобой быть. Не возражаешь?
— Ну, начнём военный совет. — Север Иванович посмотрел на Димку. — Хотя, в общем, разговаривать долго не о чем, обстановка ясна. Школу ты, брат, бросил зря!..
Димка вдруг обозлился:
— А вам какое дело, чтобы советовать!..
Север Иванович помолчал, потом встал, его весёлые глаза потухли, а толстоватые, добродушные губы сжались в твёрдую прямую линию.
— Значит, не желаешь принять совет? А я хотел тебе по-дружески.
Мама взволнованно перевела глаза с Димки на Севера Ивановича и сказала с мягким укором:
— Ну как тебе не совестно, Димка! Ведёшь себя, как пятилетний.
И тогда вдруг Димка сказал то, что нужно было, то, что они хотели, наверно, от него услышать:
— Я поеду домой и пойду в школу.
— Вот это мужской разговор! — Север Иванович снова сел на табуретку. — А если наберёшься духа, то ещё и перед учительницей извинишься.
В обратный путь
На следующий день Димку собирали в обратный путь. Север Иванович подарил ему новенькие унты и полевой двенадцатикратный бинокль, чтобы мальчику было не так грустно уезжать. И Димка теперь щеголял в унтах и с биноклем, как полярный исследователь.
На станцию поехали в аэросанях. Дорога, которая показалась Димке такой длинной, когда он добирался к маме, теперь промелькнула незаметно.
Весь путь Димка и мама молчали, а Север Иванович старался их развеселить. Но веселья всё равно никакого не получалось.
Поезд стоял недолго. Мама обняла Димку, и он почувствовал, что она готова вот-вот заплакать.
- Если ты завтра не вернёшься в школу, — сказал Север Иванович, - - я перестану тебя уважать.
Димка кивнул, и поезд тронулся.
Димка бросился в вагон, подбежал к окну, нашёл в замороженном стекле маленькую дырочку, сильно подул на неё и увидел маму и Севера Ивановича.
Они смотрели вслед поезду, хотя Димку, конечно, не видели. Они были такие маленькие в этом большом снежном просторе, с высокими сугробами, которые стояли, точно стадо заснувших белых медведей.
На следующее утро к Димке прибежал Юра Новиков.
- Ты откуда узнал, что я приехал? — мрачновато спросил Димка.
Шёл в школу, вижу — у тебя свет, значит, приехал.
А с каких это пор ты в школу стал ходить мимо нашего дома?
Юра покраснел.
- А знаешь, что я, Димка, тебе скажу? Ты гордый одиночка, как лермонтовский Демон. Ничего никому не сказал и сам в дураках остался.
— Это почему же? Уж не потому ли, что я не забыл Михаила Платоновича, а вы забыли?
— А мы тоже не забыли, это во-первых. А во-вторых, Михаил Платонович сам сюда выписал Наталью Валентиновну, потому что она его ученица. Она нам сама рассказала.
Они помолчали.
— В школу пойдёшь? — спросил Юра.
— Пойду, только могу и без провожатых.
Юре стало неловко, что Димка так его выживает, но он всё же остался стоять. Он посмотрел на свои ноги в валенках и сказал:
— Эх, как я наследил! Я тебя подожду в подъезде.
— Ничего, — примирительно ответил Димка.
Он оделся. Они вместе вышли из дому и пошли в школу.
Снова в школе
Наталья Валентиновна вошла в класс и сразу увидела Димку. Он сидел на своём месте, низко склонив голову, и рассматривал что-то на карте.
Хлопнула дверь, и Димка поднял голову. Одну минуту они молча смотрели друг на друга.
Наталья Валентиновна заметила, что Димка немного похудел и глаза у него стали чуть-чуть взрослые. Она заложила руки за спину и прошлась между партами...
После звонка, когда ребята гурьбой собрались возле Димки, Наталья Валентиновна сказала:
— Иванов, пойдём, пожалуйста, со мной в учительскую.
Димка пошёл за Натальей Валентиновной и почему-то вспомнил маму, как он позавчера точно так же шёл за ней по заснежённой улице, и вспомнил Севера Ивановича. И подумал, хорошо или плохо, что на свете есть Север Иванович?
В учительской никого не было. Наталья Валентиновна обрадовалась этому, потому что она чувствовала какую-то неуверенность перед мальчиком.
— Так, — сказала она и провела рукой по волосам. — Сегодня ты можешь зайти к Михаилу Платоновичу. Он тебя ждёт. И потом... — Наталья Валентиновна покопалась в своём портфеле. — Вот возьми. Она протянула ему его дневник.
Димка не знал, что ему делать, и понуро сказал:
— Хорошо. Я зайду.
Он взял дневник и пошёл. Ему хотелось что-нибудь ещё сказать учительнице, он чувствовал себя виноватым перед ней. Димка остановился, но никаких слов не придумал и сказал:
— До свиданья, Наталья Валентиновна!

* * *

Димка шёл и думал, чем бы порадовать Михаила Платоновича. Он решил пойти в лес и принести ему свежих пихтовых веток. От них так хорошо пахнет морозом и лесом, а ведь Михаил Платонович давно уже не был в лесу.
И вот Димка перед дверями комнаты Михаила Платоновича. В руках у него здоровенные ветки пихты. Он медлит, потом осторожно стучит. И вдруг из-за дверей раздаётся не какой-нибудь слабый, болезненный голос, а громкий, так хорошо знакомый бас Михаила Платоновича:
— Да, да, войдите!
Михаил Платонович сидит на кровати. У него желтоватое, похудевшее лицо, но глаза весёлые.
— Димка! Наконец я, брат, тебя дождался. Ох, ты, я вижу, половину тайги приволок! Поправлюсь, даже погулять будет негде!
— Нет, я по всем правилам: что можно, то и обломал.
Михаил Платонович положил себе на грудь ветки пихты и дышал ими. Он молчал.
— Дядя Миша, а что я ещё принёс, смотрите. — И Димка вытащил ледышку. Она основательно подтаяла у него в кармане.
Михаил Платонович взял ледышку и увидел, что внутри вмёрзла лягушка.
— Иду я по лесу, пихтовые ветки подбираю, — рассказывал Димка, — вдруг под ноги мне льдинка попалась, а в середине — тёмное пятнышко. Взял в руки — лягушка. На свету каждая жилка видна, а лапки в стороны раскинуты, точно мороз её схватил в прыжке. Ловко квартирку зимнюю придумала.
Михаил Платонович внимательно слушал Димку, потом положил льдинку в блюдце, которое стояло на стуле у кровати, и вдруг решительно сказал:
— Нy-ка, помогай. Я ведь сегодня первый раз встаю. — И Михаил Платонович, поддерживаемый Димкой, сделал первый осторожный шаг.
Он тяжело опирался па Димкино плечо п, видно, сильно волновался. Ещё один шаг — и снова остановка. Потом сразу четыре шага. Михаил Платонович отнял руку от Димкиного плеча и облокотился на подоконник.
Михаил Платонович смотрит на заснежённую улицу, на чернеющие человеческие фигурки и следы на снегу. И ему делается жарко-жарко, он вдруг пугается, что не дойдёт до кровати.
— Извини, я лягу. А то разволновался. Увидел улицу, снег, людей и разволновался. Но теперь-то мы с тобой ещё повоюем. Главное — живу.
«А как же может быть иначе?» думал Димка. Грустить — это он уже знал, терять дружбу тоже знал, но вот как не жить, этого он ещё не понимал.
Димка встал.
— Ну, я пошёл, Михаил Платонович.
— Иди, иди. Завтра приходи обязательно.
Дома он вытащил из портфеля свой дневник. Полистал его так, как будто это были совсем не его, а чужие записи. Не рассматривая, вырвал страницу, где была нарисована Наталья Валентиновна, и написал:
5 декабря
И совсем я не один на всём свете. И мама у меня, и Север Иванович, и Михаил Платонович, и Юрка Новиков, и все ребята в классе, и Наталья Валентиновна тоже.
А вот Гога один.
П. М. М.