Читать «Медвежья горка»

Увидеть зверя непуганым, за его домашними делами — редкая удача. Мне пришлось.

Искал я в горах горных индеек — уларов. До полудня пролазал зря. Улары — самые чуткие птицы гор. И лазать за ними приходится по кручам у самых ледников.

Устал. Присел отдохнуть.

Тишина — в ушах звенит. Жужжат на припёке мухи. Кругом горы, горы и горы. Вершины их, как острова, поднялись из моря облаков.

Разомлел я на припёке. И заснул. Проснулся — солнце уже вечернее, с золотым ободком. От скал протянулись вниз узкие чёрные тени. Ещё тише стало в горах.

Вдруг слышу: рядом за бугром, будто бык вполголоса: «Му-у-у! Му-у-у-у!» И когтями по камням — шарк, шарк! Вот так бык! С когтями…

Выглядываю осторожно: на уступе ската медведица и два медвежонка. Медведица только проснулась. Закинула башку вверх, зевает. Зевает и брюхо лапой чешет. А брюхо толстое, мохнатое. Медвежата тоже проснулись. Смешные, губастые, головастые. Сонными глазами луп-луп, с лапы на лапу переминаются, плюшевыми башками покачивают. Поморгали глазами, покачали башками — и схватились бороться. Лениво спросонок борются. Нехотя. Потом разозлились и сцепились всерьёз. Кряхтят. Упираются. Ворчат. А медведица всей пятернёй то по брюху, то по бокам: блохи кусают!..

Послюнил я палец, поднял — ветер на меня тянет. Перехватил ружьё половчее. Смотрю.

От уступа, на котором были медведи, до другого уступа, пониже, лежал ещё плотный нестаявший снег. Дотолкались медвежата до края — да вдруг и скатились по снегу на нижний уступ. Медведица перестала брюхо чесать, перегнулась через край, смотрит. Потом позвала тихо: «Р-р-рму-у-у!»

Покарабкались медвежата наверх. Да на полгорке не утерпели и схватились опять бороться. Схватились — и опять покатились вниз. Понравилось им. Выкарабкается один, ляжет на пузечко, подтянется к краю — раз! — и внизу. За ним второй. На боку, на спине, через голову. Визжат: и сладко, и страшно. Я и про ружьё забыл. Кому же придёт в голову стрелять в этих неслухов, что штаны себе на горке протирают! Медвежата наловчились: схватятся и катятся вниз вдвоём. А медведица опять раздремалась.

Долго смотрел я на медвежью игру. Потом вылез из-за камня.

Увидели меня медвежата — притихли, во все глаза глядят. А тут и медведица меня заметила. Вскочила, фыркнула, вскинулась на дыбы. Я за ружьё. Глаза в глаза смотрим. Губа у неё отвисла, и два клыка торчат. Клыки мокрые и от травы зелёные.

Вскинул я ружьё к плечу. Медведица схватилась обеими руками за башку, рявкнула — да вниз с горки, да через голову! Медвежата за ней — снег вихрем! Я ружьём вслед машу, кричу:

— A-а, растяпа старая, будешь спать!

Скачет медведица по скату так, что задние лапы за уши забрасывает. Медвежата сзади бегут, курдючками толстыми трясут, оглядываются. И холки горбиком — как у мальчишек-озорников, которых матери закутают зимой в платки: концы под мышки и на спине узел горбиком.

Убежали медведи. «Эх, — думаю, — была не была!» Сел я на снег и — раз! — вниз по накатанной медвежьей горке. Оглянулся — не видал ли кто? — и, весёлый, пошёл к палатке.